Она не захотела вновь ввязываться в спор и выяснять, что значит «слишком». Слишком для кого? Для простой девчонки, до которой снизошел небожитель? Он просил дать шанс, и Ева даст его. Для нее сейчас важнее быть в ладах с самой собой. А выяснение отношений с Максимом вполне может усугубить ее душевное расстройство. «Боже! Я говорю уже об этом так спокойно! Скоро я приму, что я сумасшедшая». — Мир? — Макс протянул руку. — Мир, — Ева вложила свою. — Во сколько у тебя завтра заканчиваются занятия? — Около трех. Могу задержаться, последней парой контрольный опрос по математике. Может быть, придется подстраховать Ксюшу. — Значит, жду тебя в три. Я приглашаю тебя на свидание. Ева хотела предложить встретиться в выходные, но вспомнила, что собиралась поговорить о своих проблемах с отцом. — Хорошо. Максим притянул ее к себе и поцеловал в лоб. Настоящего поцелуя она сейчас не выдержала бы, и Макс это чутко уловил. На следующий день он выглядел совсем иначе. Чисто выбритый, при галстуке, в красивом полупальто. Истинный европеец. Галантно принял сумку с учебниками и открыл переднюю дверь машины. Ева через куртку чувствовала, как ее прожигают взглядами собравшиеся у входа в общагу студентки. Максим выглядел неотразимо. — Как контрольная? — Сдала, — Ева сама залюбовалась женихом. Вот что ей еще надо? Он ее любит, ценит. Переступил через себя, чтобы извиниться. Чувствовала же вчера, насколько ему непросто. Но вот любит ли она? Ева улыбнулась в ответ на улыбку Макса. Если не считать череды ссор в последние дни, то скорее да, чем нет. Нет слепого обожания, трепыхания сердца от одного взгляда — так в юности представлялась ей любовь, но разве нынешние отношения не подразумевают иной глубины чувств? Не юношеской слепой влюбленности, а приятия отношений разумом? Макс нравится — это безусловно. Но и пугает. Своим желанием подмять под себя, требовать послушания, делать виноватой. Или все это признаки неуверенности в себе, что порождает болезненную любовь и страха потерять? Неуверенность? Это разве про Макса? Ева посмотрела на него. На спокойный взгляд, на руки, лежащие на руле. Машину подрезали, но Максим даже бровью не повел, не разразился бранью, как обычно делает ее отец. Ее жених знает себе цену. А она знает себе цену? В их кризисе есть немалая доля ее вины. Вела себя как истеричка. Что в кафе, что у Макса дома. Вчера Ева в полной мере убедилась, что инициатива исходит от нее. Довела своими криками до нервного припадка Ксюху. А Максим взрослый. Наверняка он проанализировал ситуацию и понял, что не стоит ждать разумных поступков от малолетки. Проще взять вину на себя, чем доказывать ее неправоту. За этот шаг Ева была благодарна Максиму. Правильно говорят, утро вечера мудренее. Сейчас, при свете дня, все встало на свои места. — А куда мы едем? — К моему деду. Хочу вас познакомить. — Ой, кажется, я не готова для первого свидания с твоим дедушкой. — Ты ему понравишься. Он полная противоположность моему отцу. Обходится малым, хотя и профессор. Ева только выдохнула. Забыты прежние терзания, ей теперь есть чем занять голову. Глава 8 Внедорожник выехал за город. — Дед живет в дачном поселке, — Максим повернул регулятор звука. Шаман запел тише. — Он давно на пенсии, но продолжает работать со своими учениками. — В какой науке? — Он физик–ядерщик. Ева прикусила губу. Совсем не ее направление. Физика для нее темный лес, а из школьной программы она помнила лишь Складовскую–Кюри, которая билась над расщеплением ядра и не подозревала, что ее пальчики давно светятся от облучения. — Не переживай. Я сам ничего не понимаю. Мой конек международные отношения. Да и не будет дед развлекать нас прочтением заумных лекций. — Как его зовут? — Кирилл Александрович. Ева несколько раз повторила имя, чтобы не забыть. Имена — ее беда. Стоило человеку представиться, как она через пять минут не в силах была вспомнить, как зовут нового знакомого. Спасали записи. Но сумка лежала на заднем сиденье, телефон там же, поэтому Ева попыталась вдолбить в себя важные сведения. — Сколько ему лет? — Под девяносто. — Ого. И еще работает? — Рудаковы трудятся до последнего. И не торопятся жениться. Мой отец появился, когда деду было тридцать. Я у папы такой же поздний. Судя по всему, мои дети тоже не появятся раньше тридцати. Главное, чтобы не сильно позже, — Максим, улыбаясь, оценил румянец на щеках Евы. Камень в ее огород. Если она затянет со своими истериками, то сорвет семейную традицию. — Все, приехали. Лес как–то внезапно кончился. Ева застыла, не в силах оторвать взгляд от двухэтажного особняка, похожего колоннами на здание рабовладельческого юга Америки. На точно таких же белокаменных ступенях сидела легкомысленная Скарлетт, когда планировала признаться в любви Эшли. — Не наденешь кольцо? Я рассказал деду, что сделал тебе предложение. Не хочется его расстраивать, — из внутреннего кармана появилось кольцо с бриллиантом. Такое неподходящее Еве, такое кричащее. О благополучии, о статусе жениха. Ева молча протянула руку. — Спасибо, — поблагодарил Максим, целуя кончики ее пальцев. Ажурные ворота открылись с помощью сигнала с мобильника. Тут же загорелся красный глазок на довольно крупной камере. Она следила за медленно едущей машиной, словно готовящаяся к прыжку змея. Круглый защитный кожух делал камеру еще более похожей на расправившую капюшон кобру. Евы поняла, что здесь любой ее шаг будет отслеживаться. Вот тебе и дачка. — Кто сейчас на нас смотрит? Кирилл Александрович? — Дед? Делать ему нечего. Дежурный охранник или экономка. Та еще любопытная лиса. Лиса хлопотала вокруг гостей. Рыженькая, сухонькая, с тонкими губами и быстрыми глазами, она все приметила — и практичные, но недорогие кроссовки, и курточку, которая носилась не первый год (эх, не успела Ева купить новую), и сумку из кожзаменителя. — Барин у себя? — Максим скинул пальто на руки экономки, помог снять куртку Еве. Взял ее за руку, видя, что девушка тушуется. — А где ему еще быть? — Пошли, — Максим почти бегом взобрался по широкой лестнице, таща за собой, как на буксире, Еву. Полумрак и темные панели, которыми были обшиты стены, делали дом угрюмым. Старый, но крепкий, он встретил гостью мягкими коврами, запахами срезанных в саду поздних цветов, горделиво застывших в высоких вазах, ароматом яблочного пирога, заставившего безошибочно угадать, в какой стороне находится кухня. Кабинет профессора оказался светлым и просторным, несмотря на коричневую кожу мебели и обилие шкафов, забитых книгами. Он, в отличие от дома, не поражал портретами, боящимися света, тяжелыми портьерами, и той безупречной гармонией, где современное тщательно скрывалось за дорогой стариной. Совмещенный с круглым балконом, кабинет радовал обилием света и воздуха — ветер легко справлялся со светлой занавеской, раздувая ее парусом. Седовласый большеголовый мужчина сидел, укутавшись в плед, на кресле–качалке и подставлял лицо осеннему солнцу. — Не замерз? — Макс обнял деда за плечи, потерся щекой о пушистые, растрепанные ветром волосы. Была какая–то неуловимая схожесть между этими двумя мужчинами. То ли в умном взгляде серых глаз, то ли в одинаковом разлете густых бровей и четком рисунке скул. — Мне хорошо, — выдохнул облачко пара старик. — Смотри, кого я тебе привел, — Максим взял стесняющуюся Еву за руку и подтянул к себе. Профессор проявил открытый интерес — ощупал внимательным взглядом гостью. Та даже поджала пальцы в выданных экономкой тапочках, так ей сделалось неловко. В этом доме явно встречали по одежке. Но старик, закончив осмотр, почему–то остался доволен. Широко улыбнувшись, явил ровный ряд искусственных зубов. — Здравствуйте, Александр Кириллович, — Ева вспомнила, наконец, что нужно поприветствовать хозяина дома. Дед прыснул, а Ева не сразу поняла, что его развеселило. — Ты перепутала имя с отчеством, — шепотом подсказал Максим. — Ой, простите. У меня всегда так. Не обижайтесь, пожалуйста. — Дай руку, девочка, — мягко произнес старик. Но взял не ту, на которой блестело кольцо. Его рука была со старческими пятнами. Сухой и шершавой. Он, словно слепой, провел пальцами по ладони гостьи, по ее коротким ногтям, по шраму, полученному еще в детстве — тогда копали картошку, а Ева не вовремя сунула руку за клубнем. Пришлось наложить четыре шва. — Умница, — почему–то похвалил дед и с неожиданной силой сжал ее ладонь. Ева ответила таким же крепким рукопожатием. Она не кисейная барышня. — Я угодил тебе своим выбором? — неожиданно спросил Максим. — Да. Она настоящая. Не то что твоя мать. — Дед, не сейчас, — поморщился Макс. — Не хотите ли испить чаю? — на пороге появилась лиса–экономка. Почему–то Ева была уверена, что та давно стоит под дверью. — Вы идите, а я поговорю с дедом, — Максим поцеловал Еву в щеку и мягко, но настойчиво похлопал по спине. Он не пытался скрыть, как ему хочется, чтобы женщины вышли из комнаты и оставили его с дедом наедине.