Андерсон медленно поворачивает к нему голову. – О, я ничего не нюхаю. Я не это хотел сказать. Я не употребляю. Совсем. Скажи наркотикам «нет». – Думаю, тебе лучше перестать говорить, Трэвис, – замечает Марджани. – Полностью согласен, Мар, – мямлит Трэвис и вглядывается во внезапно очень заинтересовавший его большой палец левой руки. – Поддерживаю. Андерсон прочищает горло. Получается громкое рокотание, разносящееся эхом по комнате. – Так, значит, вчера на митинге я поговорил с Трэвисом, прежде чем все случилось, и он рассказал, что у вас есть для меня информация, которую я, эм, не смог получить в прошлый свой визит, – говорит он. Он такой большой, но, серьезно, такой молодой. Я замечаю, что его борода прикрывает довольно значительное количество прыщей, а его лицо круглое, почти по-детски пухлое. Я однозначно старше него. Марджани достает хлеб из тостера, намазывает его маслом и кладет перед Трэвисом и полицейским. Он благодарно кивает, даже не взглянув на него. Его взгляд мечется по комнате. Я же не первый инвалид, которого он встретил, не так ли? – Итак, Дэниел, что вы можете мне рассказать об Ай-Чин? Я смотрю на Трэвиса. И как мы это сделаем? Давай я просто буду говорить, а ты кивай, если согласен, и качай головой, если нет, ладно? Я не знаю, стоит ли нам позволять каким-либо твоим словам стать официальным свидетельством. Смейся, смейся, говнюк. – Ладно, вот какое дело, – начинает Трэвис, и это даже очаровательно, наблюдать за тем, как он пытается дать презентацию, словно он гостевой лектор с прожектором, или что-то вроде того. Но это длится только мгновение. – Дэниел весь такой сидит на улице, на крыльце. – На этом крыльце? – Чего? – На крыльце этого дома? – Да. Ага. Этом крыльце. Этого дома. – В какой день? – Чего? – В какой день? – В день, когда она пропала? – Значит, в пятницу? – В пятницу! Погодите, в пятницу, да? Она в этот день исчезла? – Трэвис смотрит на меня. Я киваю. Господи, чувак. – Да, в пятницу. – В котором часу? – Утром. – В котором часу утром? – Во время завтрака. Андерсон тяжело вздыхает: – В котором часу утром? – Я не знаю. Он смотрит на меня. Я включаю свой динамик: – СЕМЬ ДВАДЦАТЬ ДВА. – Это точное время? – спрашивает он. – ДЫА. – Что-что? Черт. – ДА. ДА. ДА. ТОЧНОЕ ВРЕМЯ. – Спасибо. – Он снова поворачивается к Трэвису. – Ладно. Он на крыльце. – И он видит, как она идет по улице. – Это был первый раз, когда он ее там видел? – Да. Нет, погодите, нет. Погодите. Черт, я даже не знаю. Дэниел, это был первый раз, когда ты ее видел? Ты мне говорил? Может, я забыл. У меня много чего происходит! Андерсон, которого Трэвис уже раздражает, смотрит на меня. Я киваю. Может, мы можем просто избавиться от посредника. – Послушайте, – говорит Андерсон, – может, я просто поговорю с Дэниелом напрямую, а вы поучаствуете, когда мне понадобится, эм, уточнение. Наверное, лучше, если я этим займусь. Тебя за что-нибудь арестуют, если ты продолжишь говорить. Заткнись. Не говори ему, что у тебя с собой трава. У меня нет с собой травы. У тебя всегда с собой трава. Заткнись. – Ну, Дэниел, можете сказать: вы видели Ай-Чин утром той пятницы? – Да. – Вы видите ее каждое утро? – Почти. – Она когда-то видела вас? Я смотрю на Трэвиса. Только в то утро. Только в то утро? Только в то утро. – Только в то утро, – говорит Трэвис, очень гордый собой. – Ладно, – говорит Андерсон. – Вы уверены, что это была она? Да. Наконец-то. – Да. – И Трэвис говорит, вы видели ее в каком-то автомобиле?