– Ну, Дэниел, какого черта произошло? – говорит он с диким взглядом. Он на такое не подписывался. – Как он сюда пробрался? – он встает и начинает расхаживать, обдумывая случившееся. – Я на несколько минут опоздал, свет был включен, и я такой: «Да, это немного странно, но фиг с ним», и потом я вижу, как какой-то чувак готовит? И потом он входит сюда, а ты на полу, и он пытается тебя поднять? Мы немного повозились, но потом я его ударил, и он убежал. Кто это? Типа, что за херня? Я пытаюсь посмотреть ему в глаза. Вызови полицию. Вызови полицию. Телефон на стене. Вызови полицию. Позвони в 911. Позвони в 911. Я пытаюсь переводить взгляд между ним и телефоном, но я двигаюсь медленно, потому что мне очень, очень больно. Нам нужна помощь. Позвони в 911. Он не понимает намека. – Это же не твой друг? Я однажды видел того парня, он совсем не такой. Почему здесь посреди ночи оказался какой-то мужик? И он тебя перевернул? Какого черта? – он перестал расхаживать и теперь растерянно смотрит в потолок. Я ему сочувствую. А потом я вижу Джонатана. Он, должно быть, вошел, когда Терри возвращал меня в кресло. Он подкрадывается к Терри, держа что-то в правой руке. Я пытаюсь закричать, предупредить Терри, но я не могу издать ни звука, кроме слабого, грустного шелеста воздуха, вырвавшегося через нос. Я еще бесполезнее обычного. – Черт, нам нужно вызвать полицию, – говорит Терри, догадываясь слишком поздно, чтобы помочь мне или себе. Я ничего не могу сделать, когда он поворачивается вправо, к телефону, а встречается с Джонатаном, ударяющим его прямо в лицо алюминиевой бейсбольной битой. Он падает, шмякнувшись головой о кухонный стол. Джонатан становится над ним и бьет его снова, и снова. После третьего удара Терри уже не издает звуков. Но Джонатан ударяет его еще раз. Теперь его лицо уже не такое вялое. Он уже совсем не выглядит нормальным. Он выглядит… умиротворенным. 53. Я выжимаю газ до упора. Видя транс Джонатана, его суженные глаза, его раздутые ноздри, все новые вены, взбухающие у него на лбу с каждым ударом, видя все это, пока он выбивал Терри мозги бейсбольной битой – это было ужасающе, но также и все прояснило: эта ситуация абсолютно реальна, и мне нужно немедленно выбраться отсюда. Последнее, что Терри возможно довелось сделать, это посадить меня в кресло, и я обязан убедиться, что это спасет мне жизнь. Поэтому между третьим и четвертым ударом, когда Джонатан не смотрел на меня, я нажимаю на газ и несусь прямиком через кухню ко входной двери. Просто от движения все мои нервы вспыхивают. Но либо это, либо бита. Я врезаюсь в один из стульев вокруг стола, и он издает громкий скрежет, вырывая Джонатана из его транса. Он оборачивается. Он не спокоен. – А ты куда собрался? – ревет он. У меня есть примерно одна секунда, чтобы это сработало. Но: мое кресло цепляется о толстый провод холодильника и я резко прекращаю двигаться. Я сижу там милисекунду или пять сотен секунд, крутя колеса, застряв из-за провода от холодильника, пока Джонатан бросается в обход стола ко мне. Я нажимаю на газ изо всех оставшихся у меня крупиц силы. Ну же. Ну же. Снова скрежет. Холодильник вырывается из скоб, держащих его у стены, и вклинивается между Джонатаном и моим креслом. Мои колеса освобождаются от провода, а он оказывается за холодильником. Я слышу, как он кричит сзади меня, не в убийственной ярости, но в расстроенной, «горе мне» жалости к себе. Но я уже выбрался за дверь, съехал по пандусу и на Агрикалчер-стрит. Еще темно. На улице никого нет, в домах не горит свет. Я думал, шум в моем доме поднимет кого-нибудь, но, по-видимому, нет. На улице только я в пижаме, залитой кровью, и кресло, уносящее меня от дома, где посреди кухни остались вероятно мертвый мужчина, псих, которого ищет весь штат, и перевернутый холодильник. Я убеждаюсь, что телефон на моем кресле работает. Я набираю Трэвиса. Мммммммммммммммммм, – говорю я, попав на автоответчик. А затем я слышу что-то, похожее на звук открывающейся входной двери, и я поворачиваю прямо на улицу, еду как можно быстрее, подальше, подальше от всего этого. Я слышу вскрик, а затем он стихает, и чем дальше я уезжаю, тем меньше слышу. Отчего мне только хочется поехать еще быстрее. 54. У меня никогда не было аварий с креслом. Очень этим горжусь. Мое кресло промышленное, танк: колеса шире, чем мое запястье. Если вы видите меня на улице, вам стоит больше беспокоиться о себе, чем обо мне. Я вашу задницу перееду. Я понятия не имею, куда ехать. Трэвис может быть где угодно, Марджани живет аж в Винтервилле, в двадцати милях отсюда, а университетские здания закрыты в три часа ночи понедельника. Я мог бы постучать в двери соседей, но у домов нет пандусов, и еще есть проблема с тем, чтобы физически постучать. Я выбрался из своего дома и сбежал от Джонатана, и это победа. Та ситуация ничем хорошим не закончилась бы. Но что мне делать теперь? Я доехал до конца Агрикалчер-стрит, оказавшись на Карлтон-стрит. Я останавливаюсь подумать. Стегеман Колизей всего в нескольких кварталах слева от меня. Может, там есть охрана или еще что? Полиция? Ближайший полицейский участок аж в центре города, что не так уж далеко, но добираться туда особенно опасно, когда вокруг кромешная темнота. Ближайшая больница еще дальше участка. Я снова набираю Трэвиса. Ничего. Я сижу на месте еще секунду. Возможность замедлиться впервые с момента пробуждения позволило мне оценить мое текущее физическое состояние. Мое дыхание короткое и хрипящее, гренки у меня в груди рассыпались на еще более мелкие кусочки и теперь свободно и опасно плавают там, и хорошо, что темно, потому что я практически уверен, что останки моей пижамы пропитаны кровью. Посмотрите на меня. Посмотрите на меня, мистера Крепыша, мистера Я Сам Справлюсь, мистера Не Волнуйся, Мам, Я Хочу, Чтобы Ты Пожила Своей Жизнью, Не Ухаживая За Мной, Мы С Мистером Трэвисом Будем В Порядке. Посмотрите на меня сейчас. Середина ночи, Терри, возможно, убит у меня дома, я один посреди улицы, рискующий перестать дышать в любой момент, что может даже не иметь значения, потому что у меня, похоже, сломаны ребра и трещина в черепе. Даже если я выживу, эти раны никогда не заживут. Это серьезно. Я висел на волоске еще до того, как ко мне домой вломился псих и избил меня до полусмерти. Ты готовишься к тому, что может произойти, что произойдет. Тебя учат ценить каждое мгновение с самого юного возраста, потому что жизнь коротка, но для тебя она необычно коротка. Тебе нужно упиваться ею вовсю, наслаждаться, потому что у тебя ее заберут раньше, чем у других. Поэтому ты должен быть готов. Тебе нужно это принять. Но теперь, в мгновение истины, наконец-то, в худшую возможную секунду, я понимаю, что не готов. Я не знаю, пришло ли время или нет. Я не знаю, сколько мне осталось. Но теперь, глядя смерти прямо в лицо, я не буду себя обманывать: я не готов. Я хочу жить дальше. Я хочу прожить долгое время. Я хочу увидеть, получится ли у Трэвиса с его девушкой, или он все похерит. Я хочу увидеть, сможет ли Марджани вырваться из этого бесконечного цикла неустанного труда, и, может, как-то помочь ей с этим. Я хочу однажды выиграть у Тодда в этой чертовой игре. Я хочу увидеть фотографии детей Ким, если они у нее когда-то будут, они будут такими милыми. Я хочу увидеть, кто победит на следующих выборах (кажется). Я хочу увидеть, выиграет ли Джорджия национальный чемпионат. Я хочу узнать, что стало с Д. Б. Купером. Я хочу увидеть, получит ли Гленн Клоуз Оскар. Я хочу увидеть мою маму. Я хочу увидеть мою маму. Я хочу жить. Я хочу остаться здесь. Я никогда не хотел всего этого больше, чем сейчас. Ты никогда не будешь готов. Как можно быть готовым к такому? Я жив. Едва. Но жив. Больница. Вот куда мне нужно. Все, что случится дальше, должно начаться там. Я не могу делать ничего, пока не позабочусь о себе. Кислородную маску нужно сперва надеть на себя, а потом – на других. Мне нужно сделать так же. Я сворачиваю на Карлтон. Если я смогу добраться до Лампкин, я поверну на Бакстер и доберусь до приемной Святой Марии. Я был там всего пару дней назад. Если я доберусь туда, мы разберемся и с остальным. Это план. Я приближаюсь к Стегеман, хорошо разогнавшись по тротуару, когда я слышу клаксон. 55. Кончено же, это Джонатан. Он в «Камаро». Я быстрый, но не быстрее «Камаро». Он притормаживает, чтобы ехать вровень со мной. Утро прохладное и безветренное. Он улыбается. Он кажется счастливым. Прямо сияет. Он выглядит так, будто он наконец-то понял, кто он. – Эй, приятель, – говорит он. – Тебя подвезти? Затем он ускоряется и выезжает передо мной на тротуар. Почему в это время на улице нет никого? Я дергаю рычаг, тормозя, и даю задний ход. Джонатан выскакивает из машины и бросается ко мне. Я на полной скорости отъезжаю назад, мои щеки хлопают и подрагивают, сердце разгоняет кусочки ребер по всей грудной клетке. А затем я врезаюсь прямиком в дорожный знак, сильно. Креслу очень нужна вспомогательная камера. Мое кресло переворачивается набок, и я приземляюсь на асфальт Карлтон-стрит. Раздается хруст, и когда я открываю глаза, два зуба лежат передо мной на земле. Маленькая часть меня теперь ушла, отделилась, став просто двумя кусочками мусора на асфальте. Я смотрю на них. Они больше, чем я думал. Мы неплохо провели время, парни. Ко мне приближаются ботинки Джонатана. Подсвеченный фонарями, он похож на пришельца, искаженный тенями и огромный, бесконечный. Он пришел забрать инопланетянина домой. – Ты упорный парень, Дэниел, нужно отдать тебе должное, – говорит Джонатан, снова наклоняясь, прямо посреди Карлтон-стрит, чтобы посмотреть мне в глаза. Его лицо обрамлено кровью, чьей-то, может, его, может, Терри, может, моей, словно он пытался вытереть всё, но поспешил и в основном только очистил глаза. – Знаешь, что дико, чувак? – его брови заползли на самый верх лба. Он выглядит так, будто собирается откусить голову у летучей мыши. Он шипит мне в ухо: – Я не знал, что сделаю, оказавшись там. Знаешь, я до этого момента ни разу в жизни никого не бил. Я не знал, что мне так сильно… понравится. Мне так понравилось! Сразу понимаешь, почему люди всегда друг друга бьют. – он прерывается. – Мне жаль, что мне пришлось это сделать с тобой. Правда. Но оказывается, ты понимаешь не больше остальных. Не уверен, что когда-либо понимал. Он опирается локтем на перевернутое перед моим лицом колесо кресла. – Внушительное у тебя кресло. Я впечатлен. Он берет мою левую руку в свою. – Надо сказать, это поразительно, сколько всего может делать кресло, – говорит он, и его лицо искажает ухмылка. – И все это контролирует этот маленький рычаг, да?