Я качаю головой. – Нет, нет, возле оркестра, – говорит Трэвис. И там, понимаю я, бдение. Это, может быть, худшее место для бдения. Во-первых, там трубы. Сложно призвать необходимый уровень угрюмости и молчаливой трагичности, нужных для бдения, когда вокруг тебя студенты в больших красных шапках дуют в бронзовые инструменты, а рядом попивают вино планокуры и бегают вопящие дети. Ну серьезно, вы устраиваете бдение рядом с гребаным марширующим оркестром. С таким же успехом его можно устроить на дне рождения шестилетки. Но если они хотели внимания, они его получили. Женщина из «Ладьи и Пешки», которую я почти дважды сбил, а затем не мог найти, пугая бедных прохожих Атенс, сидит за раскладным столом с огромной стопкой бумаг, многие из которых угрожает снести ветер. Рядом с ней огромная фотография Ай-Чин, та самая, которую я тысячи раз видел онлайн, с номером телефона для звонков на случай, если кто-то что-то знает об исчезновении. (Трэвис скоро позвонит по этому номеру, услышит сигнал занятой линии и закатит глаза.) За столом с женщиной из «Ладьи и Пешки» сидят еще трое людей, двое китайцев и одна пожилая белая женщина, которая смахивает на университетского профессора. (Они, наверное, все покупают очки в одном и том же магазине.) Они раздают флаеры и, кажется, пытаются убедить всех прохожих подписать какую-то петицию. И рядом с ними я вижу родителей Ай-Чин. Это должны быть ее родители. Во-первых, они выглядят изможденными, как после ночного перелета и приземления в незнакомой стране, где ты никогда не бывал и где все говорят на чужом языке, которого ты не понимаешь. На обоих слишком много одежды для октябрьского вечера в северо-восточной Джорджии и солнцезащитные очки с толстыми стеклами, хоть солнце уже садится. Они ни с кем не разговаривают. От их вида меня начинает подташнивать. Мне жаль, что они здесь. Мне жаль, что это происходит. – Погналиииииииии!!! – говорит Трэвис, бросаясь в сторону бдения и зовя меня за собой. Я смотрю на Марджани. Она тоже машет мне. Что он делает? А зачем еще ты здесь, Дэниел, если не ради этого? Марджани всегда понимает меня намного лучше, чем кажется. – Что с ним не так? Это облегчение, что кто-то хоть раз задает этот вопрос мне о Трэвисе, а не наоборот. По какой-то причине все эти грусть и трагедия воспринялись дефектными синапсами Трэвиса, отвечающими за эмпатию, не как «угрюмые», а как «невероятно захватывающие». Он не прекращает спрашивать у всех в зоне слышимости о бдении об Ай-Чин. Какой она была? Когда вы видели ее в последний раз? Хорошо ли она училась? Проводила ли она время возле жилья для студентов магистратуры и докторантуры в Файв-Пойнтс? Была ли она импульсивной? Была ли она стеснительной? Нравилось ли ей, скажем, накуриваться? У Трэвиса хватает здравого смысла избегать родителей, но все остальные на бдении, а это растущая толпа людей, получают кучу вопросов. Девушку передо мной Трэвис забавляет меньше остальных, и она спрашивает меня, из всех, в порядке ли он. Это невероятно редкое событие, что кто-то интересуется моим мнением, не говоря уже о том, чтобы узнавать у меня о человеке, поэтому она мне уже нравится. Я подергиваю бровями, надеясь, что это выражает: «Подожди секунду, у меня есть колонка», а не: «У меня приступ», и она понимает достаточно, чтобы подождать. – С ним все нормально. Он просто любит болтать. Похоже, ее все это не пугает. Еще одно преимущество не использовать голос Стивена Хокинга. – Это хорошо, – говорит она, мгновенно заслужив мою симпатию без какой-либо на то причины. – Меня зовут Дженнифер. – она автоматически протягивает мне руку, потом убирает ее и я киваю: «Не беспокойся, такое случается все время». – Дэниел. – Это ужасно, не так ли? – говорит она. На ней футболка размера на три больше нужного, и ее волосы завязаны в хвост, поэтому она очевидно студентка. Только студенты, молодые мамочки и инвалиды появляются настолько небрежно одетыми на мероприятии, где будут сотни людей. Я киваю. Она оглядывает меня. – У тебя СМА? – говорит она. Это первый раз на моей памяти, когда кто-то спрашивает меня об этом на улице. Меня спрашивали об этом на благотворительных мероприятиях, марафонах, концертах, на всех приемах, где нас выставляли на всеобщее обозрение, чтобы вызвать у всех присутствующих чувство вины за то, как им повезло, и заставить их выписывать крупные чеки, с которых я никогда не получаю деньги, раз уж на то пошло. Но никто не спрашивал об этом на ровном месте. Должно быть, этот внутренний монолог отобразился у меня на лице, потому что она немного подпрыгивает, словно только что угадала, под какой шляпой был мяч на экране бейсбольного матча. – Я так и знала! Я работала с детьми в группе «Юная жизнь», у которых была СМА. Это дерьмо, верно? – она немного морщится. – Но у тебя потрясное кресло. Даже не понимая, что я это делаю, я чуток кручусь в кресле на 360 градусов, моя проходка по подиуму, и преувеличенно киваю головой, снова повернувшись к ней. Она радостно пищит. Я издаю звук, который должен быть похож на этот, но получается не таким, но она понимает, поэтому наше взаимодействие успешно. Все мы по-разному пищим от радости, но в то же время одинаково. В этот момент Трэвис замечает шумиху и подбегает к нам, потому что Трэвиса тянет к любой шумихе. – Похоже, вам тут очень весело, – говорит он, изображая серьезное выражение лица. – Это слишком серьезная ситуация для глупостей. Это как будто оказывает действие на Дженнифер, она выпрямляется и поворачивается к Трэвису. Она смотрит, словно злится – на него, на кого-то. Потом поникает и заливается слезами. Впервые с момента, как мы пришли, Трэвис будто бы понимает тяжесть происходящего вокруг него и обнимает ее за плечи, пока она всхлипывает. Они никогда раньше не встречались. Он обнимает ее целую минуту. Оказывается, Дженнифер живет на одном этаже с Ай-Чин в здании для старших студентов. Она не так хорошо ее знала, как и все. У них были занятия в одно время по утрам, и они ходили вместе первые пару дней семестра, пока Дженнифер не добавила себе вторую пару, из-за которой ей пришлось ездить в университет на машине. Ай-Чин было сложно с английским, сказала Дженнифер, но она старалась изо всех сил и совершенствовала его. Она очень растерялась из-за разнообразия широких улиц в Файв-Пойнтс; сколько бы она ни ходила на занятия, она все равно терялась. Ай-Чин слушала китайско-английские обучающие записи по дороге в университет, потому что хотела лучше понять свой новый город и потому, что «Никто здесь не захочет слышать, как я говорю им на китайском, что их собака умирает». (Говоря это, Дженнифер немного посмеялась, пустив сгусток соплей, приземлившийся возле моей ноги.) Дженнифер знала об Ай-Чин только то, что она нервничала из-за жизни в Америке, хотела угодить своим родителям, что они не слишком радовались ее приезду сюда, но верили, что она справится, и что она до глубины души обожала животных. Дженнифер особо не думала обо всем этом до исчезновения Ай-Чин. – Мне стоило быть приветливей, – говорит она. Мне она кажется настолько милой, насколько это возможно. Полагаю, она все равно, наверное, права. – Я просто хочу, чтобы кто-нибудь ее нашел, – говорит она. – Я хочу, чтобы она дала мне второй шанс. Трэвис приобнимает ее: – Знаешь… мы тоже немного в этом копались, – говорит он. Она смотрит на меня, а я одаряю ее Граучо, она улыбается и затем они с Трэвисом отходят в сторону, вне зоны слышимости. Наш круг вроде как, возможно, как бы информации расширился до привлекательной женщины, с которой разговаривает Трэвис, что, над сказать, наверное, и должно было произойти. Я смотрю на родителей Ай-Чин. Их окружают десятки людей. Мы привлекли целую толпу. Но я не уверен, что ее родители сдвинулись хоть на дюйм с тех пор, как мы пришли. Они просто стоят, глядя в землю, словно могут найти ее там, словно это место не хуже остальных. Я сижу и смотрю на них дольше, чем стоит. Марджани подходит ко мне сзади. – Это очень, очень грустно. Мать Ай-Чин поднимает глаза, вытирает слезы и что-то смахивает с плеча мужа. Она вытаскивает носовой платок и передает ему. Он сморкается, не поднимая головы. Протягивает его обратно ей. Она засовывает его обратно в карман и поворачивается налево. Она замечает, что я все еще смотрю на нее. Она немного улыбается мне и поднимает правую руку. Привет. Она опускает ее и снова отводит глаза. Ее дочь поздоровалась со мной точно так же. 17. Дома. Вскоре после того, как я увидел родителей Ай-Чин, пошел дождь, один из типичных для Джорджии ливней, которые появляются среди ясного неба, выливают ведра воды на всех за десять минут, а затем так же быстро исчезают. Бдение рассыпалось. Из труб еще несколько дней будет вытекать вода. Трэвис позвонил офицеру Андерсону, наткнувшись на автоответчик, а Марджани забрала его визитку и сказала, что сама позвонит ему на следующий день. Я не могу перестать думать о родителях Ай-Чин. Они уехали вскоре после того, как я их увидел. Они выглядели уставшими, и немного растерянными, будто не понимают, что здесь делают и что все это вообще такое. Да и что бы я им сказал? Я бесцельно листаю посты на Реддите и погружаюсь в свои мысли. Это случилось как раз после того, как ПИЗометр сказал, что снаружи восхитительная погода. Она шла по тротуару. Она, наверное, шла на автобусную остановку. Всегда было странно, что она не ходила в наушниках. Все всегда ходят в наушниках. Единственное, что примечательно, это что вокруг было не много людей. Обычно на улице не только она. И она помахала мне. Марджани подметает, прежде чем уложить меня в кровать, и я сонный, и усталый, и я не должен себя перегружать, когда я устал, но я все равно открываю свою электронную почту. Меня ожидает это: От: Саутвью Драйв wellbegyourpardon@hotmail.com Кому: flagpolesitta1993@yahoo.com Тема: Здравствуй, друг. Так. Так. Так так так. Что тут у нас? Должен сказать, неожиданно было наткнуться на этот маленький высер: я живу в файв-пойнтс и может быть я ошибся но я почти уверен что видел как ай-чин проходила мой квартал каждый день. и мне кажется я видел ее в день когда она исчезла. я думаю это была она. я не уверен. но я знаю что она живет рядом и у нее были занятия тем утром и я думаю что видел ее. я думаю что видел как она села в бежевую камаро. кому нибудь это о чем то говорит? Это уж точно примечательный пост. Я там никого не заметил, а поверь мне, приятель, я смотрел: я кружил по той улице двадцать минут и не видел ни души, пока не появилась она. Я понятия не имею, как я тебя упустил. То есть, ты видел мою машину. Как я не заметил твою? Итак. Похоже, ты хитрый. Потому что ты очевидно был там, видел мою машину, знаешь многовато правильных деталей, чтобы постить дерьмовые теории на Реддите. Как я тебя не заметил? Где ты прятался, приятель? У меня нет ответов на эти вопросы. Но я их найду. Потому что похоже, что мы познакомимся ближе. Поэтому привет. Оказывается, интернет находит все новые способы объединить людей. Я это обожаю. Да: мы скоро очень сблизимся. Я надеюсь, ты готов. Всего наилучшего, Твой новый фанат с Реддита