Она тоже улыбается, и он замечает ее ровные белые зубки. – У вас очень красивые зубы, – говорит он. И сразу узнает, что ее отец – дантист. Не без бахвальства он говорит: – Я знаю парня, чей отец – дантист. Она, похоже, проявляет интерес: – Да? Все происходит совершенно непринужденно, когда они сидят там и едят кебабы. Непринужденно, почти невольно, он отделил ее от подруг. Она отвернулась от них, обратившись к нему. – Вам нравится Кипр? – спрашивает он. Она жует кебаб и кивает. Он узнает, что она второй раз в Протарасе. – Может, вы покажете мне, что тут и как? – говорит он легко. – Я ничего здесь не знаю. Я тут впервые. И она отвечает ему с такой простотой, что он проникается уверенностью: его ждет нечто особенное: – Хорошо. – Где вы живете? – спрашивает он. Она называет какую-то молодежную турбазу, и его наполняет гордость уже от того, что он здесь в нормальном отеле, это придает ему уверенности, и он задает новый вопрос: – Чем занимаетесь сегодня? Ее подруги собираются уходить. – Спим! Сказав это, она смеется, и это обескураживает его, словно смех намекает на то, что все их общение было для нее не всерьез – что-то незначительное, ни к чему не ведущее. И он хочет ее. Он хочет ее. На ней джинсовые шортики в обтяжку, отмечает он. И сандалии на низком ходу. – Как насчет потом? – спрашивает он, стараясь не выдать отчаяния. Вся непринужденность словно испарилась. Испарилась в тот самый момент, когда она собралась уходить, даже не задумавшись о том, что они могут больше не увидеться. Теперь же она колеблется. Ее подруги уже уходят, но она еще здесь, колеблется. – Вы хотите встретиться позже? – спрашивает она серьезно. – Я хочу увидеть тебя снова. Она внимательно смотрит на него. – Мы будем вечером в «Джестерс», – говорит она. – Вы знаете «Джестерс»? – Я слышал об этом месте, – говорит он. – Но еще не был там. – Хорошо, – говорит она, продолжая серьезно смотреть на него. И объясняет ему с ненужными подробностями, как туда дойти, желая убедиться, что он все понял. – Ясно, – говорит он и снова легко улыбается. – Увидимся там. Хорошо? Она кивает и спешит к подругам, ждущим у двери. Он смотрит, как они уходят, затем выдавливает побольше соуса на кебаб и доедает его, не спеша. Все теперь видится ему в совершенно ином свете. Теперь он, хрен бы его побрал, просто обожает Протарас. Он шагает по солнечной улице, и все кажется ему другим, все радует глаз. Он думает, уж не влюбился ли он, и заглядывает в аптеку рядом с «Макдоналдсом», чтобы купить пачку презервативов – десять штук. – Привет, друг мой, – говорит он улыбчивому человечку за стойкой в душном холле «Посейдона». – Доброе утро, сэр. Спали хорошо, сэр? – Очень хорошо, – отвечает Бернар, даже не задумавшись. – Вчера вы говорили что-то о другом отеле, о бассейне?.. – Отель «Вангелис», да, сэр. – Где это? Бернар находит отель «Вангелис», сообщает, что он из отеля «Посейдон», платит десять евро, ему шлепают на руку смазанную печать и показывают, как пройти к бассейну. Он идет по коридору, улавливая запах бассейна, заходит в раздевалку и внезапно попадает в шумный и яркий мир аквапарка. Он плавает в лягушатнике. Кожа у него молочно-белая после французской зимы. Переходит во взрослый бассейн и проплывает в размеренном темпе несколько метров, а затем встает в очередь за детишками, чтобы скатиться с горки. После этого направляется в волновую секцию, где качается на волнах вверх-вниз, в окружении бликов, еще одна мокрая голова среди многих, и все это время думает об Ивете. И когда, выйдя из бассейна, он обсыхает, лежа на шезлонге, он продолжает думать об Ивете. Глаза его закрыты. А влажные волосы отливают в рыжину. На его плоской белой груди топорщится кустик рыжеватых волос. Ноги и руки у него длинные и гладкие. Мокрые плавки облепляют его чресла. Солнце медленно плывет по небу. В одном из бассейнов, на мелководье, имеется бар с полукруглой соломенной крышей, стулья лишь немного возвышаются над водой. У края бассейна сделаны воротца, через которые бармен может выходить на сухую поверхность, где в холодильнике из нержавеющей стали хранятся напитки. После полудня Бернар плещется в лягушатнике, думая об Ивете, когда вдруг, повинуясь безотчетному импульсу, он подплывает к бару и садится на один из табуретов. Его ноги в воде кажутся белыми как мрамор. Он заказывает пиво «Кео». И с нетерпением ждет вечера, ждет Ивету. Ему уже не терпится. Он сидит под соломенным навесом, держа в руке пластиковый стаканчик с пивом, и смотрит на свои ступни с голубыми венами, когда слышит рядом женский голос: – Здрасьте снова. Он поднимает глаза. Это та самая толстуха из столовой, с которой он общался прошлым вечером в очереди к микроволновке. Она вместе со своей еще более объемной дочерью плывет по бирюзовому мелководью в его направлении – и что странно, обе они в платьях, простых платьях на бретельках, влажно льнущих к их пышным формам и колышущихся на воде. – Здрасьте снова, – повторяет мать, подплывая к табурету рядом с Бернаром. Ее лицо, плечи и необъятная грудь загорели, тонкое мокрое платье облепляет колоссальную фигуру. – Здрасьте, – говорит Бернар. Дочь тем временем медленно, но верно подплывает к соседнему табурету. Похоже, она меньше доверяет солнцу, чем ее мать, – повсюду на ее коже заметна сальная бледность. Только лицо у нее очень загорело. – Здрасьте, – говорит ей Бернар учтиво. Его охватывает любопытство – с примесью изумления и жалости, – сможет ли она усесться на табурет. Конечно же нет. Однако каким-то образом ей это удается. Ее мать спрашивает: – Неплохо тут это, а? Все еще продолжая смотреть на дочь, Бернар отвечает: – Хорошо, ага. – Лучше, чем мы ожидали, должна сказать. – Хорошо, – снова говорит Бернар. Когда женщинам приносят заказанный сидр «Магнерс» в запотевших высоких стаканчиках, старшая интересуется: – Ну а что вы думаете об отеле «Посейдон»? Судя по ее интонации, сама она о нем невысокого мнения. – Ничего так, – отвечает Бернар. – Вы действительно так думаете? – Ну да, ничего, – говорит он. – Может, там и есть недостатки… Женщина смеется: