– Ну, подозрение… – Я не женат. – Я это знаю… – Я никому не лгал… – Я и не намекаю на это. – Что я сделал плохого? – Ничего. – Тогда почему я должен быть наказан? – Дело не в наказании. – А в чем тогда? – В том, что общество имеет право знать… – Да к чертям собачьим! – бормочет Эдвард. – При всем уважении, ты должностное лицо, государственный деятель. – Это значит, у меня нет права на частную жизнь? – Это значит, что твое право зависит от многих условий. Эдвард понемногу отковыривает этикетку «Сан Мигель». – Другими правами… – говорит Кристиан. – А Наташа? Она что, должностное лицо? – Нет. – Так у нее тоже нет права на частную жизнь? Кристиан задумчиво хмурится. – Если это будет опубликовано, – говорит Эдвард, тыча в него пальцем, – начнется вторжение в мою и еечастную жизнь. Ты это знаешь. Кристиан снова вытирает пот с лица. И смотрит на часы. Без четверти пять. У него мало времени, если материал хотят дать в утреннем выпуске. – Вот что я тебе скажу, – говорит он. – Мы не станем называть миссис Омсен. Хорошо? Мы не будем упоминать ее имени, если ты поможешь нам со статьей. Он подается вперед. И чувствует, как рубашка опять липнет к спине. – История вышла наружу, Эдвард, – говорит он. – Она будет опубликована. Мы хотим помочь тебе. Мы хотим это максимально обернуть в твою пользу. Так что работай с нами. Хорошо? Эдвард встает. Он смотрит на пестрый газон, приложив руку к белой колонне. – Неправда, что это не повредит мне в политическом плане, – произносит он. – Почему? Ты же сам сказал, ты не женат… – И в любом случае, – говорит он, – я думаю, все уже в прошлом. С Наташей. Кристиан разыгрывает удивление. – Да, – говорит Эдвард. – Она хочет это прекратить. – Я не знал. – Откуда тебе было знать? – спрашивает он с глухим смешком. – Только если твой источник не сама Наташа. – Это не она. – Не я хочу, – говорит Эдвард, – закончить наши отношения. – Как давно это у вас? – спрашивает Кристиан. – Два года. Примерно. Я надеялся, – признается Эдвард, продолжая смотреть туда, где разбрызгиватель проложил грязную дорожку посреди газона. – Я надеялся, она уйдет от мужа. Но нет. Она не хочет делать этого. Он вздыхает болезненно. Ему идет шестой десяток. Он еще в приличной форме. Живот лишь слегка выдается вперед, лоснясь на солнце, щедром испанском солнце. Длинные, поджарые ноги. Он поворачивается к Кристиану и снимает очки. Брови у него плотные и ровные. Глаза светло-голубые. – Я чувствую себя как дурак в моем возрасте, Кристиан, – говорит он. – Так себя чувствовать из-за женщины. – Это ты зря. – Что ж поделать. Он отвернулся от сада, сухого поля, кишащего насекомыми, и теперь смотрит на Кристиана, который по-прежнему сидит, потея. – Когда мне сказали, ты хочешь со мной встретиться, я надеялся, что не по этой теме. Кристиан грустно улыбается. – C’est la guerre[43][Такова война (фр.).], – говорит он. – Ты знаешь, я теперь никогда не буду премьер-министром. – Нет, я этого не знаю… – Да, знаешь. Мы ведь живем не во Франции, Кристиан. – И слава богу. Министр игнорирует остроту Кристиана и спрашивает: – Это представит меня легкомысленным, разве нет? Не столько морально, сколько эмоционально… Несерьезным… Кристиан говорит: – Я думаю, тебе стоит рассказать мне, что между вами было, с самого начала, просто чтобы быть уверенным, что мы все напишем правильно. – Ты ожидаешь, что я расскажу тебе все? – Ну, не все – только основные пункты. Где это началось? Как вы познакомились?