– Мне нужна эта работа, – говорит Дэвид. – Через два года мне сорок. – Мне тоже, приятель. – Мне двух детей обеспечивать. – Я сказал, не волнуйся. Ты можешь спокойно идти домой, если ты об этом. – Меня ничто не остановит, – говорит Дэвид. – Я, хули, зомби. А ты? Ты в порядке? – Отлично. – Ты ведь тоже полуночничал, да? – Ну, да. Полагаю. – Не хочешь пойти домой на пару часов? – Нет. – Что, – говорит Дэвид, пытаясь понять, – ты сам волнуешься насчет этой встряски? – Вовсе нет. – Тогда почему бы тебе не отдохнуть? Кристиан, уставший, смотрит на озеро. И говорит: – Ты не понимаешь, приятель. Я никуда не хочу уходить отсюда. Я хочу быть здесь. На секунду повисает тишина. Дэвид смотрит на него, пытаясь понять. – Для этого я живу, – поясняет Кристиан. – Для этого. Что происходит здесь. И это правда, думает он, допивая латте, когда Дэвид уже ушел. Дэвид Джесперсен ушел. Направляется домой, в свою квартиру в Нерребро. Квартиру с минимумом мебели. Пустым холодильником – несколько лагеров, больше почти ничего. Одноцветная спальня. Не очень отличается от той, которая была у них… Что? Почти двадцать лет назад. Иногда выбирались вместе на поиски перепихона. Субботними вечерами смотрели футбол. На диване «ИКЕА». Пустой холодильник – несколько лагеров, больше почти ничего. Как странно, что та, прошлая, жизнь Дэйва снова возникла сейчас. В поисках перепихона. Он допил латте. И все так же смотрит на гладкую поверхность озера. Должен бы устать, чтобы сидеть здесь и глазеть вот так. В поисках перепихона. Кажется, там другой мир. Одну секунду он думает об Элин, с чувством, близким к боли, о том, как это у них было. Два года назад. Два с половиной. Они сделали это очень профессионально. Дали маху. На работе. Выпустили пар. На работе. Работа. «Для этого я живу». И это правда. Он вышел из «Старбакса» и стоит в холле – кругом новый мрамор – в ожидании лифта. Думает уже об Эдварде, о Наташе Омсен. Об этой истории. Опасная информация взрывается как бомба, разрывая в клочья ткань общественной жизни. Он чувствует, как начинает бушевать адреналин. Двери лифта закрываются. Ага, вот оно, его дело. Оно самое. Война.