Он улыбается ей. И видит, что она его понимает. У нее то же ощущение. – Кто был советником месье Нойера в этом деле? – спрашивает он и сразу добавляет, улыбаясь: – Я знаю, что не вы. Он понимает это уже по тому, как она одевается. И подумывает, не сказать ли ей об этом. Что-то в этом роде. Но момент упущен. Она говорит: – Нет, не я. Не знаю, кто это был. – Возможно, мадам Нойер? Он говорит это как бы в шутку, и она снова повторяет: – Я не знаю. – А есть вообще мадам Нойер? – спрашивает он. – Да, есть. – Давайте тогда посмотрим остальное, – предлагает он. Другие квартиры без мебели выглядят более привлекательно. Их пустота хотя бы предполагает какие-то возможности. Впрочем, все они будут такими же, как демонстрационная квартира. Несмотря на то, что она сказала, Нойер очевидно не знает, что делает. Ему нужна помощь. Нужен кто-то, чтобы держать его за руку. Именно на это Джеймс и надеялся – найти кого-то, кому нужна помощь. Он подумывает, а стоит ли вообще показывать демонстрационную квартиру. Уж лучше показывать эти, пустые. Он стоит у окна «пентхауса» – четыреста двадцать пять тысяч евро (без НДС) – дуплекс на самом верху здания, с видами на всю долину. Долина замыкается массой пересекающихся пиков. Целой стеной. С другой же стороны горизонт низкий. Пол здесь еще не положен, он шагает по бетону. – Здесь спят шестеро, так? – спрашивает он. – Восемь, – говорит она. – Восемь? – переспрашивает он скептически, словно журналист, берущий телеинтервью у политика. Она говорит: – Будет диван в гостиной. – Верно. Ясно. Он подходит к одному из окон. Здесь просторнее, чем в других квартирах. – Камины были бы очень кстати, – рассуждает он. – Возник вопрос, – говорит она, – в связи со страховкой. – Да? – Он стоит, глядя в окно. – И все же. Его рука на холодном стекле. По другую сторону вздымаются зеленые склоны, по сторонам долины высокие пастбища и сосновые рощи. Деревья отсюда кажутся игрушечными. Островерхие игрушечные деревья. Он смотрит на них. Все такое неподвижное. – Окна на обе стороны – приятное решение, – говорит он. Она ждет у двери, в соседней комнате. – Да. – В деревне есть магазин, где продают приличный сыр? – спрашивает он. И снова вопрос как будто удивляет ее. Она переспрашивает: – Приличный сыр? – Понтовый сырный магазин, – поясняет он, поворачиваясь от окна. – Есть такой? – Тут есть сырный магазин, – говорит она. – Не знаю, что для вас значит понтовый. – Уверен, знаете, – улыбается он ободряюще. – Ну, думаю, его можно назвать понтовым. – Много приличного сыра? – Да, – говорит она и кивает. – Отлично. Нам такой понадобится. Нам нужен магазин, где продают приличный сыр. Это важно для людей, с которыми мы сотрудничаем. Это для них обязательный компонент покупки недвижимости во Франции. La douceur de vivre[50][Сладость жизни (фр.).]. Сколько сейчас времени? Она смотрит на свои часы: – Почти без четверти одиннадцать. – Подбросите меня наверх? – спрашивает он. – Я думаю, мне стоит осмотреть инфраструктуру сверху. Чтобы я мог хотя бы сделать вид, что знаю, о чем говорю. – Он улыбается. – А потом мы пообедаем. Они уезжают тем же путем, каким приехали вчера, вниз по маленькой улице, обсаженной липами. Но сразу на выезде из деревни они сворачивают на дорогу, идущую крутыми зигзагами через лес. Она переключает скорости со второй на третью и снова на вторую, вписываясь в резкие повороты. Потом они проезжают около километра по открытому пастбищу на четвертой. Солнце. Под большими навесами фермерский дом, потемневший от времени. И еще несколько домов, настоящая деревня. Вся эта земля – сколько она стоит? В ней целые состояния. И снова лес. И виды на долину, теперь отступающие, иногда сквозь деревья, пока машина делает поворот за поворотом. Вторая скорость, третья. Третья, вторая, третья. Ее тонкая загорелая рука все время в движении. Как и ее ступня в элегантной сандалии. (Ухоженные ногти, отмечает он – насыщенный розовый цвет, как внутри ракушки.) Путь до вершины занимает двадцать минут. – О! – произносит он, когда они берут последний участок дороги, выезжая из тени на открытое пространство. Неожиданно много щебенки кругом, и дальше вверх, там большая застройка, не очень новая – квартиры, отель, возможно. Домики, здания. Она паркуется на свободном участке щебеночной дороги, в тени, и выключает двигатель. Вокруг никого. Стоя в солнечном свете, он слышит дробный топот с пастбищ. А когда дует ветер, над головой тихонько поют линии электропередачи. В остальном – тишина. – Ну, расскажите мне об этом, – просит он. Она начинает рассказывать о горнолыжных подъемниках и лыжных трассах. Слушая ее вполуха, он подходит к краю щебеночного покрытия. Склоны расходятся медленными волнами. Видна crêperie[51][Блинная (фр.).] с закрытыми ставнями. Жужжание насекомых. Холодный горный ветер. И откуда-то – ленивое звучание коровьих колокольчиков, словно кто-то помешивает ложечкой чай. Она рассказывает о лыжной школе, École du Ski Français[52][Французская лыжная школа (фр.).]. Да, он тоже помнит что-то подобное. Давным-давно это было, когда он шагал на лыжах вслед за алым комбинезоном. Туманный день. Влажный снег. Солнце светит в глаза. Ветер на коже. Руках. Лице. Он закрывает глаза и слышит в порывах ветра коровий колокольчик. Жизнь так уплотнилась в последние годы. Столько всего происходит. Одно за другим. Так мало пространства. Он в самой гуще жизни. Слишком близко, чтобы разглядеть ее. Солнце светит в глаза. В порывах ветра коровий колокольчик. Тепло солнца. Ветер на коже. Раствориться бы в этих ощущениях. Безнадежно. Это не шутка. Жизнь не шутка.