Как бы из-за барского стола Громыко вышел дерзко непристойно. И обратившись до Сун Дина, сказал ему, зловеще ухмыльнувшись: «Владыка! Вам нужно знать, что не для того в гости едут далеко, Что в своём родимом доме кушать, может, нет совершенно ничего. Хотелось бы убедиться в вас на самом деле, какой бессмертный вы?! Или, к сожалению, такая же труха, как все собравшиеся здесь мы?! А в ваши фокусы не верю, и, следовательно, не желаю их я знать, И в ваш капкан гипноза не позволю, своим товарищам попасть?!». Лишь Громыко смолк, волшебник из-за стола к трону чинно вышел И, развернувшись до гостей, сказал, как будто всё уже предвидел: «Есть у русских поучительная поговорка: «от волка оборонишься, А вот от злого ненавистного человека уже никуда, не упрячешься?!» И только после этого он Громыкину здесь на заданный вопрос сказал. «Ну что ж, герой, гляди сюда, – и палец кверху, говоря ему, поднял, — Сейчас ты и все, безусловно, видят надо мной крохотное светило, Но это, скажу так: внеземная сфера, чтобы моя душа в ней царила! И чтобы разум твой и моих гостей в догадках сердце не томило, Скажу вам по секрету лишь одно: в этой оболочке вся моя сила! Но именно из-за неё я смог однажды бессмертие в себя вдохнуть! А чтоб оно светило эдак?! Я в тигле золотом покорил живую ртуть!» Здесь все головы приподняли и бросили окончательно пить и есть, И к бровям приставили ладошки, чтоб вновь светило рассмотреть. А это «Крохотное солнце», быть может, лишь величиною, так с кулак Было, как я уже сказывал, примерно, в метрах около тридцати так. И всё так же на плаву в пространстве теплотой дышало и парило, Давая вечный день в подземном храме этом, как микромодуль НЛО. «Ха-ха! Бессмертный? – и Громыко начал нарываться на волшебника, — Так я на слове, как мошенника, сейчас тебя уже подловил, владыка, И посмеяться никому не дам, над нашей коммунистической главой, Хотя б и пришлось бы мне за правду – матку поплатиться головой!» Тут все глядят, как в одно мгновенье, этот большевистский идеал Перевоплотился на глазах у всех, и стал уже как уличный жиган. Под продолжающийся свой хохот, он враз из своих брючин достал Настоящий самый, скажем так, шпионский, чёрный, небольшой наган. «А ну-ка, сидеть тихо, господа, – Громыко на американцев закричал, — А не то с кудесником вас всех могу до одного, как собак перестрелять! Сегодня я на вас, проклятые буржуи, очень даже сильно осерчал: За одурачиванье пролетарий, таких людишек надо б точно истреблять. Тут дальше, без сомнения, события уж больно круто развернулись. От дерзости такой у всех приоткрылись рты, и языки зараз отнялись. Зато хозяин дома, достойный чудотворец про-прадедушка Сун Дин Не выдавал своего, к удивлению, никакого беспокойству тут один. А, в общем, со стороны казалось, что ему, наверно, здесь всё равно, Хотя наган этого злодея был направлен точно и только на него давно. Конечно, сей рассказ мой больно тихонечко и медленно уж ведётся; А дальше дело происходило так, как в комнате веничком метётся. И министр Громыко никого здесь не собирается зазря страшить, Но хочет взять на душу грех большой и личную правду доказать. Для точности злодейства подошел к волшебнику почти вплотную И, выстрелив в него четырежды, осознал в момент, что всё впустую. Гордец Громыко побледнел тут, сконфузился, и даже содрогнулся, И, быстро потерев глаза, которым впервые не поверил, испугался. Зато дедушка Сун Дин нагнулся и, найдя четыре пули под ногами, Подбросил ловко на ладошках их, и хило посмеялся пред гостями. Тут лишь у гуляк страх сошел, и они вздохнули мигом с облегченьем. Вскочили с мест, хлопая в ладони, как будто в цирке веселились. Но Громыко никогда с позиций так своих, не уходит с пораженьем. Он поднимает сызнова свой наган, и снова все тут насторожились. По натуре Громыко тихий был, а тут как демоны в него вселились: Зелёные злые огоньки в его глазах, отчего-то разом засветились. На сей раз он цинично метится уже не в человека и не в людей; А в чудо – сферу над Сун Дином, в его талисман «Маленькое солнце». А с зала выкрики уже чудо искателей: «Ты что же делаешь, злодей? Не смей, басурман, стрелять туда, ведь там, у чудотворца сердце?!» Но, к сожаленью, скажем, к бунтарю слова встревоженных людей Как будто бы так в пустое место, иль вовсе не доходят до его ушей. И вот из его нагана, гремят уже два прицельных выстрелов всего, Но только сам как скошенный замертво упал от злодеяния своего.