– Однажды? – поднял брови Каплан. – Три раза в течение пяти лет?! Это не «однажды», доктор Аккерман. – Вы сейчас серьезно? – Внутри вас живет девочка, которую вы жестоко подавляете, – отчеканил Морган. – И мы обязаны ее спасти! Время молча проносилось мимо, а вот жизнь, похоже, готовилась совершить потрясающий и совершенно неожиданный кульбит. – Кого спасти? – мяукнул А2. – Маленькую девочку, которая живет внутри вас, – объяснил Морган. – Возможно, речь идет о неродившейся сестре. – У меня никогда не было сестры! – Об этом я и говорю, доктор Аккерман: бедная девочка не родилась, но застряла в вашем сознании и тридцать шесть лет испытывала жесточайший психологический прессинг. Вы заставляли ее быть мужчиной. Алекс судорожно вздохнул и в отчаянии всплеснул руками: – Вы правда говорите то, что я слышу? – Правда, – подтвердил Каплан. А2 нервно вытер выступивший на лбу пот, как ни странно, он не забыл сделать это носовым платком, после чего простонал: – Тогда скажите, что я сумасшедший, и пропишите какие-нибудь таблетки. – Вы – глубоко несчастный человек с искаженной гендерной идентичностью, – очень мягко, по-отечески, произнес Морган. – Возможно, вы долгих тридцать шесть лет были несчастливы, даже не подозревая об этом. Не понимая, откуда берутся депрессии… – У меня не бывает депрессий. – …внезапные вспышки гнева… – Никогда на замечал. – …желание все бросить и покончить с жизнью. – Вы, случайно, не о себе рассказываете? Однако перебить, остановить или разозлить Моргана оказалось непосильной задачей: врач поймал нужный тон и наслаждался каждой секундой разговора. – Мы сделаем все, чтобы вы стали по-настоящему счастливы, доктор Аккерман. Мы проверим вас и выясним, кто эта несчастная девочка. Жизненный кульбит обретал явственные очертания и грозил переломом шеи – в переносном смысле, потому что все рассыпалось на глазах. Ведь новую гендерную идентичность ему собирались нанести вместо старой. – Мне нравится быть мужчиной, – прошептал Алекс. – Проверим, – пообещал доктор. – И если окажется, что вам действительно комфортно, – оставим все как есть. – Так речь о моем комфорте или о спасении сестры, которой у меня никогда не было? – Речь о том, чтобы вы были счастливы, – назидательно произнес Каплан. – Уверены? – Вы когда-нибудь слышали о таком понятии: гуманизм? – Разумеется. – Вы понимаете, что оно означает? – До сих пор думал, что да, – выдохнул А2. – А вот сейчас нет необходимости ерничать, доктор Аккерман, – дружески произнес врач. – В вашем положении нужно серьезно задуматься. – О чем? – Будем называть вещи своими именами, доктор Аккерман: сознательно или нет, вы препятствуете существованию свободной, полноценной личности. – Я – личность, – дрожащим голосом заявил Алекс, с ужасом догадываясь, чем закончится визит в институт Права и Толерантности. – Возможно, вы живете за счет другого, – печально ответил Морган. – А вдруг вы ошибаетесь? – Мы проведем тесты. – Психологические? – В том числе психологические. – Каплан скрестил на груди руки. – Вам не о чем беспокоиться, доктор Аккерман, наш институт профессионально занимается счастьем, и если окажется, что внутри вас нет девочки, я первый вас расцелую. – А если вы решите, что она есть? – хрипло поинтересовался А2. – Тогда я просто пожму вам руку, – рассмеялся Морган. Он был очень, очень доволен собой. Paris, Champigny-sur-Marne Власть. Когда мы говорим о природе общества – мы говорим о власти и только о ней, потому что без власти нет ни структуры, ни порядка, ни движения. А отсутствие движения – признак смерти. Общества без власти не существует, как и человека вне общества. Как бы далеко человек ни ушел от себе подобных, как бы ни гордился своим отшельничеством, он все равно остается частью общества. Либо продуктом, либо поваром. Либо человек потребляет предлагаемые цивилизацией блага, либо распределяет их, сосредотачивая в своих руках ресурсы и… власть. Власть лежит в основе всего. Ради власти совершаются преступления и ведутся войны, ради власти крушат империи и предают самых близких людей. Власть – вожделенный приз, которым никто и никогда не делится. Потому что либо она у тебя есть, либо ее нет. Третьего не дано. Третьего пути не было, но его придумали, когда государственная система безопасности стала рушиться под давлением набравшего силу криминала. Когда уличные войны стали обыденностью, и для их прекращения в города приходилось вводить войска. Полиция сдалась, признав поражение перед лицом не столь хорошо оснащенного, но многочисленного и безжалостного противника, и тогда разработали «Всемирный билль о неотъемлемом праве личности на частную безопасность»: единая полицейская организация упразднялась и заменялась частными охранными службами – MS, содержащимися на взносы жителей района и небольшие государственные субсидии. Забота о сохранности имущества и жизни стала неотъемлемым правом и обязанностью гражданина. В коммуне Шампиньи уличную безопасность обеспечивала MS «Дога1000», директор которой, Сечеле Дога по прозвищу Крокодил, хвастался, что при необходимости может за час поставить под ружье тысячу бойцов. Так это было в действительности или нет – неизвестно, однако на территории коммуны Сечеле чувствовал себя в полной безопасности, и чтобы его вытащить, потребовалась помощь ценного осведомителя и операция спецназа GS. Ведь там, где твоя власть, ты можешь все. Встречу назначили на границе – ехать внутрь коммуны Карифа категорически отказалась, место на дороге выбрала максимально открытое и предупредила, что уедет, если от «Дога1000» явится больше двадцати человек. Крокодил согласился, судя по всему, ему отчаянно требовалось оружие, и в условленный час команда Амин подъехала к Шампиньи на двух машинах: Карифа и Рейган – в бронированном внедорожнике, недовольный Захар – за рулем полуторатонного фургона. Недовольный, потому что помимо обычного оружия в кузове лежало пять центнеров пластической взрывчатки, без которой законопослушный директор охранного предприятия «Дога1000» отказывался заключать сделку. Взрывчатка была надежно упакована, фургон обшит листами «синтека» – непрозрачного для полицейских сканеров и пуленепробиваемого, однако все эти меры предосторожности не казались Захару достаточными. – Где они? – нервно спросил он, останавливая фургон в условленном месте. – Скоро явятся, – отозвалась Амин, разглядывая первый MRB коммуны, возвышающийся приблизительно в километре от них. На границе Шампиньи была застроена невысокими, в десять-пятнадцать этажей зданиями, и гигантский небоскреб возвышался над ними сказочным великаном. «Людоедом, – неожиданно подумала Карифа. Почему-то великаны ассоциировались у нее именно с людоедами, о добрых она не слышала. – Все великаны – людоеды, почему MRB должен быть другим?» Он ведь заглатывает людей, запихивает их в свое бетонное брюхо и переваривает, превращая в замкнутое общество, ограниченное высоченной коробкой или одним этажом высоченной коробки. И даже с ульем MRB не сравнишь: тот вырабатывает мед, а этот – только дерьмо. – Мы что, приехали слишком рано? – вновь подал голос русский. – Они задерживаются, – ответил Паркер. – Почему? – Проверяют нас. Вопросы Захар задавал глупые, абсолютно не соответствующие его опыту, однако и Рейган, и Амин терпели, мысленно ставя себя на место коллеги и соглашаясь с тем, что тоже бы дергались за рулем набитого взрывчаткой фургона. – Они выслали разведывательный дрон, – доложил привычно невидимый Филип. – Машина, зарегистрирована на MS «Дога1000». – Дрон боевой? – тихо спросила Карифа. – Официально – нет, но на дополнительной подвеске установлен пулемет. – Это распространенная практика. – Согласен. Четырехмоторная машина плавно облетела остановившиеся автомобили и зависла перед лобовым стеклом внедорожника, считывая лица пассажиров и сверяя их с базой данных. Проверки агенты GS не боялись – их фальшивые личности создавали те же самые люди, которые управляли базой, и вычислить обман Сечеле не мог при всем желании, но вид зависшего боевого дрона слегка нервировал, поскольку если хоть что-то в их поведении покажется Крокодилу подозрительным, он прикажет открыть огонь, а укрыться от выпущенных с близкого расстояния пуль они не успеют.