data set primus BLITZED[1] RBC: «В настоящее время расположенный неподалеку от Тбилиси Центр общественного здоровья полностью блокирован частями специального назначения джорджианской армии, объявлена тотальная эвакуация местных жителей. По непроверенным данным, военные уничтожают домашний скот и птицу. Тем не менее научный руководитель Центра доктор Дастин Чемберлен уже заявил, что оснований для беспокойства нет и тревога вызвана случайным сбоем в системе оповещения о чрезвычайных ситуациях, в результате чего было решено провести внеплановые учения…» RT: «GS полностью засекретила информацию из Центра Лугара в Джорджии. Лабораторный комплекс блокирован, сотрудники помещены в карантин, а на территории развернут полевой лагерь WHO[2], охрану которого осуществляют офицеры специального подразделения GS. Единственное официальное объяснение, прозвучавшее за истекшие сутки: внеплановые учения по предотвращению чрезвычайной ситуации. Однако наблюдатели предполагают, что в Центре Лугара действительно произошла утечка опасных биологических материалов…» LeikaLook: «Будем откровенны: правду нам не скажут. Может, в Центре Лугара и в самом деле произошла катастрофа, может, они, как и заявили, решили проверить систему безопасности, но я рад, что опасные биологические лаборатории размещаются не в той Джорджии, которая нам близка, а на краю света…» * * * Berlin, Stuttgarter Platz (Charlottenburg-Wilmersdorf) Существуют тысячи примеров того, как благополучные и респектабельные районы превращались в переполненные наркотой и насилием трущобы, но нужно крепко постараться, чтобы вспомнить обратную историю. Преступность – это рак: схватывает намертво, пуская метастазы повсюду, куда может дотянуться, а уходит в редчайших случаях, уходит тяжело и неохотно, не желая отдавать загубленное и норовя вернуться. Но чудеса случаются, и Штутгартская площадь, испортившаяся в самом начале XXI века и долго считавшаяся местом крайне опасным, лишь условно находящимся под властью закона, вновь стала обретать репутацию относительно нормального района. Раньше местные обитатели хорошо умели обманывать полицию и скрывать свои делишки от патрулей и многочисленных видеокамер. А иногда не скрывали, крушили автомобили и грабили неосмотрительных прохожих прямо перед равнодушными объективами и даже на виду у патрульных дронов – в то время они имели право лишь вести наблюдение и фиксировать подозреваемых. В те годы обитатели Штутгартской площади действовали нагло, демонстрируя, что власть – это сила, и никак иначе. Но ситуация изменилась. Нет, власть – это по-прежнему сила, и никак иначе, но Берлин, как и все крупные города, оказался застроен гигантскими, напоминающими изъеденные червями скалы, MRB[3], и благодаря им Шарлоттенбург стал напоминать если не благополучный район, то старающийся таковым выглядеть: бетонные громады, линии метро, не сильно разбитые дороги и редкие зеленые островки малюсеньких парков. Здесь перестали убивать средь бела дня, во всяком случае на виду у всех, из повадок жителей исчезла настороженность, и стали редкостью разбитые окна и витрины. Шарлоттенбург вырвался из бездны, вернулся в мир среднего класса, но следы некрасивого прошлого нет-нет да показывались. Они были хорошо видны опытному глазу, особенно на местном рынке, где Карифа молниеносно вычислила дилеров и даже определила, что именно они поставляют. Справа от кальянной торговал длинный и очень худой Баскетболист – так окрестила его про себя агент Амин. Судя по цвету кожи, мулат во втором поколении, улыбчивый балабол, отпускающий клиентам не только товар, но и шутки. К нему спешили подростки – игроманы, закидывающиеся расширяющим сознание «лепестком». Под маркизой мясной лавки прятался Сапожник – толстый араб, расположившийся в раритетном кресле уличного чистильщика обуви. Сапожник без умолку болтал по телефону и продавал модные «синтетики» для вейпов – его клиенты в обязательном порядке изучали распечатанное на картонке меню, иногда спорили между собой, иногда обращались за советом и делали заказ лишь после долгих раздумий. Тяжелыми наркотиками торговали в глубине рынка, Карифа видела бредущих туда торчков, но проследить конечную точку их маршрута не смогла. Да и не особенно стремилась, если честно, поскольку ее отряд прибыл сюда не в рейд, а за информацией, и агент не собиралась привлекать к себе внимание. Особенно – внимание жилистых ребят в полубронированном пикапе на мощном бензиновом двигателе, зорко следящих за соблюдением порядка: Шарлоттенбург контролировала сомалийская MS[4] «Sons of Darod», связываться с которой не рисковали даже лютые бедуины из Шпандау. К счастью, пикап стоял далеко от переулка, в котором остановилась Карифа, и сомалийцы то ли не заметили, то ли поленились проверить трех миролюбивых мотоциклистов. Один из которых, к тому же, успел добежать до ближайшего ларька и купить кебаб навынос. – Почему эта улица называется площадью? – неожиданно спросила Рейган – плотная красноволосая девица, трижды сломанный нос которой не смогли выправить даже лучшие пластические хирурги GS. Рейган предпочитала свободную одежду: брюки-карго, мягкие ботинки, футболку и короткую куртку, под которой пряталось оружие. Не простую куртку, как могло показаться несведущему человеку, а тактическую, с защитными вставками, ловко замаскированными под декоративные, – это «украшение» не пробивали ни нож, ни подавляющее большинство боеприпасов. Рейган легко могла сойти и за члена незаконной уличной банды, и за сотрудника законного MS, что было идеально для агента под прикрытием. – Почему площадь? – Это историческое название, – произнес Филип Паркер, оператор, обеспечивающий техническое сопровождение группы. Он много читал, и агенты считали его всезнайкой. Паркер пребывал в штаб-квартире GS и присутствовал в разговоре незримо, в качестве голоса из вживленного в среднее ухо динамика, но благодаря дронам и бесчисленным камерам видел происходящее едва ли не лучше агентов. – Я хочу знать, откуда взялось название, – упрямо продолжила Рейган. – Какая тебе разница: улица или площадь? – ворчливо поинтересовался Захар, дожевывая резко пахнущий кебаб. Продавец положил слишком много соуса, и, откусывая его, русский тихонько ругался, опасаясь испачкать мотоцикл или штаны. – Стало интересно. – Что стало интересно? – Почему улицу назвали площадью, – терпеливо объяснила Рейган. – Какая разница? – повторил удивленный Захар. – Улица длинная, а площадь – большая. – И что? – Они не похожи. – А должны? Несколько секунд Рейган внимательно смотрела партнеру в глаза, в смысле – в smartverre, поскольку Захар предпочитал зеркальные стекла, после чего уточнила: – Тебя когда последний раз называли идиотом? – Живые люди? – уточнил русский. – Почему спрашиваешь? – Потому что последний человек, который так меня назвал, почти сразу стал мертвым. – Поскользнулся и упал с крыши? – Нет, мы были в баре. – Подавился чем-то? – Проглотил бутылку. – Да ты настоящий фокусник. Карифа заметила, что Захар начал злиться, и лениво предложила: – Поговорите о чем-нибудь другом. – О чем? – О чем угодно, только без драки. Захар хмыкнул, доел кебаб и отнес грязные салфетки в воняющий неподалеку мусорный бак, чем четко дал понять, что не является местным жителем, предпочитающим бросать обертки и объедки под ноги. Захар был настоящим, совсем как в кино, рыцарем: высоким, крепким, мускулистым и красивым естественной мужественной красотой, заставляющей учащенно биться романтические сердца. С такими данными он должен был стать или актером, или альфонсом, но чудеса случаются не только с преображением районов, и прелестный юноша оказался в армии, а затем – в GS, проявил себя великолепным полевым агентом и перевелся в спецназ Оперативного управления. Его единственным недостатком была вспыльчивость, но Захар умел сдерживать эмоции, и короткого замечания Карифы оказалось достаточно, чтобы он взял себя в руки. Рейган тоже замолчала, но после недлинной паузы неожиданно спросила: – Вас не раздражают улыбки? – и кивнула на толпу. Захар и Карифа дружно повернули головы, пытаясь понять, что именно привлекло внимание Рейган, после чего синхронно ответили: – Нет. – Люди как люди. – Все улыбаются, – добавил Паркер. – Они постоянно улыбаются, – уточнила красноволосая, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – И что? – не поняла Карифа. – Достали. – Забей, – предложил Захар. – Давно забила. – Тогда почему завела разговор? – спросил Филип. – Сильно достали, – Рейган сплюнула. – Ты прекрасно знаешь, почему они улыбаются, – пожала плечами Карифа. – И поэтому я должна быть к ним добрее? – Понять и простить, – хохотнул Захар. – Им приходится казаться счастливыми. Потому что глобальная программа слежения считала мрачные выражения лиц подозрительными, начинала «вести» их, передавая от одной видеокамеры к другой, и если на измученном лице менеджера или домохозяйки слишком долго не появлялось улыбки, сообщала об отсутствии «счастливого настроения» в правоохранительное подразделение. Мрачного гражданина проверял ближайший патруль, и если причины для грусти «несчастливчика» признавались ничтожными, его вносили в список потенциально неблагонадежных, вырваться из которого было практически невозможно. Отсутствие на лице ярко выраженных признаков счастья могло вылиться в серьезные проблемы, поэтому люди заставляли себя улыбаться, демонстрируя счастливому обществу funny. – Может, они улыбаются изображению в smartverre? – предположила Карифа. – А это мысль, – округлил глаза русский. – Поставить смешную прогу, например, преобразовывать всех встречных в пупсов… – Им это не нужно, – отрезала красноволосая. – Большая часть сограждан – идиоты.