– Вернемся к твоему дурацкому имени. Для кого ты его придумал? – Для себя. – Молодец… – Поверить не могу: вы меня похвалили. – Это не все мои таланты. – Вы отвратительны, и с вами тяжело, – заявил Манин. – Иногда вы ненадолго становитесь человеком, потом пугаетесь и вновь превращаетесь в этого… в то, что вы себе придумали. – Или в то, что я есть на самом деле. – Сомневаюсь. – Тогда какого черта ты не сбежал? – С вами интересно. – Манин, кажется, рассмеялся. – И еще мне нравится думать, что я – такой же рехнувшийся кретин, как вы. – Вижу, у меня появился личный фанат. Правда, с манией величия. – Вы отвратительны, и с вами тяжело. – Знаю. – А2 помолчал, а затем резко сменил тему: – Сколько он протянет? – Недолго, – на удивление спокойно ответил Манин. – Доктор Каплан на грани срыва. – Хорошо. – Вам его не жаль? – Почему мне должно быть жаль? – удивился Аккерман. – Он хотел меня убить. – Он выполнял свою работу. – Глупую работу. – Он действительно верил, что пытается помочь. – Действительно верил, что у меня внутри живет маленькая девочка? – саркастически осведомился А2. – У меня внутри?! Не смеши меня. – Вы стали злым, – грустно произнес Манин. – Еще нет. – Но станете. – Нет. – Станете. Упорство собеседника вывело Аккермана из себя. Он невнятно выругался, стукнул по стеклу ладонью и громко спросил: – Ты сам признался, что не понимаешь и половины того, что я говорю. Не понимаешь? – Нет, – уныло подтвердил Манин. – И поэтому не знаешь, почему я до сих пор продолжаю сходить с ума в этой клинике. Невидимый собеседник поразмыслил над утверждением и осторожно предположил: – Чтобы стать злым? – Злость – это сопутствующий товар, запонки к сорочке, – рассмеялся в ответ А2. – Я прошел через все, что мир может дать оркам, и клиника – последний этап путешествия. Здесь я закончу примерять мир, в попытке отыскать в нем хоть что-то достойное. – Зачем? – спросил Манин. Аккерман выдержал паузу, а затем жестко ответил: – Чтобы убедиться, что мир не достоин жалости. The Washington Post: «Удастся ли удержать kamataYan в Африке?» France24: «Кто поручится за безопасность Европы?» RBK: «Получится ли у европейцев перекрыть Средиземное море? Власти Испании, Италии и Греции выражают обоснованные опасения, что не сумеют остановить массовый поток беженцев из Африки. А значит, kamataYan проникнет в Европу уже в обозримом будущем…» CNN: «Атлантика и Тихий океан должны стать непреодолимой преградой на пути распространения вируса. Правительство обязано сделать все, чтобы kamataYan не достиг берегов Америки…» EURONews: «Перевозчики фиксируют рекордный спрос на билеты в США, Канаду и прочие страны обеих Америк…» * * * – Я долго сомневался, стоит ли обнародовать эти видеозаписи. Они настолько жестоки, что их невозможно смотреть без содрогания. Я прошу не показывать их детям, но обязательно посмотреть самим. Вы должны это видеть. Вы должны понять, что происходит в Кейптауне. – Фрэнк Лейка выдержал короткую паузу, после чего продолжил: – Эти записи не запрещены, но их не распространяют, потому что они в клочья рвут funny привычного мира. Нашего мира, любознательные друзья, в который сейчас вцепился безжалостный клещ kamataYan. Узнав об эпидемии, Фрэнк заявил, что его репортаж станет самым честным, но при этом – страшным, и сдержал слово. Всего за одну ночь он сумел раздобыть в Рио необходимое оборудование, арендовать судно и отправить его в Южную Африку. В Кейптаун судно не вошло, легло в дрейф за пределами карантинной зоны, и моряки запустили в погибающий город вездесущих дронов. Лейка не был скован законами и корпоративными ограничениями, мог себе позволить показывать происходящее без купюр и цензуры, и его репортаж взорвал сеть. – Знаете, как действует kamataYan? – спросил Фрэнк, когда дрон только подлетал к городу и зрители против воли залюбовались красивой панорамой. – Люди начинают чихать, подкашливать – у них першит в горле, затем поднимается температура и немного ломит суставы. Проклятый вирус маскируется под простуду, и люди пьют лекарства. Которые им не помогут… На следующий день признаки простуды исчезают, горло перестает болеть, температуры нет. Несколько часов люди испытывают прилив сил и напрочь забывают, что совсем недавно плохо себя чувствовали. Мы хорошо умеем забывать плохое… Дроны добрались до Кейптауна с потерями: военные атаковали их электронное оборудование, заставляя идти на вынужденную посадку, но защита четырех машин выдержала удар импульсов, и сейчас дроны начали транслировать честное видео с улиц. Тон Лейки стал жестким. – Я не знаю, как долго продлится репортаж, но сделаю все, чтобы вы увидели как можно больше. Я, как и вы, хочу знать… О боже! Дрон завис над небольшой площадью и навел камеру на высокого мужчину, одетого в одни только джинсы, на мужчину с болезненно-белой кожей, черными глазами, черными ногтями и черным автоматом в руках. Он стоял посередине площади и стрелял. Ни в кого и никуда – его руки дрожали, автомат ходил ходуном, пули летели то в небо, то в стены, то в брошенные машины, то в окна. Мужчина просто стрелял, что-то крича, но что именно, разобрать было невозможно. Из его глаз катились крупные слезы. – На него не обращают внимания, – прошептал Фрэнк. – Не пытаются остановить. Все спрятались… и продолжили заниматься своими делами. Магазин опустел, мужчина бросил автомат, сел на асфальт и заплакал. А затем зашелся в кашле, выхаркивая отравленную кровь, сжал руками голову и завыл. Дрон подлетел к машине, возле которой сидел стрелок, направил объектив в салон, и зрители увидели лежащую на заднем сиденье беременную женщину. Мертвую. А в двух кварталах к северу обнаружилось действующее капище. Какому именно богу приносились жертвы, Лейка разобрать не смог, зато хорошо разглядел жреца – мускулистого мужчину, голову которого скрывала уродливая маска. К нему подводили обреченных – мужчин, женщин, детей, больных и без признаков заразы… подводили одного за другим, едва ли не каждую минуту, и жрец мечом рубил им головы. И бросал тела к основанию истукана. Эта площадь была красной от крови. В домах Кейптауна кричали от горя, боли и насилия. Те машины, которые могли ездить, гоняли по городу на огромной скорости, сбивая неосторожных прохожих, – а некоторые сами бросались под колеса. То и дело вспыхивали перестрелки: люди обычные стреляли в людей с белой кожей; люди с белой кожей стреляли во всех. И еще дроны постоянно натыкались на корявые надписи: kamataYan …как будто обреченные хотели рассказать миру, что за зверь явился в Кейптаун. Как будто хотели поведать, кому приносятся жертвы. Бесчисленные жертвы, которых подбирали на улицах роботизированные труповозки и вытаскивали из домов нанятые за наркотики «волонтеры». – Карифа Амин, новый заместитель директора GS, сказала, что в первую очередь нужно думать о здоровых людях, – негромко произнес Лейка, подводя дрон к огромному экскаватору, роющему за городской чертой широкую траншею. – Но кто позаботится о тех, кому не повезло оказаться внутри? * * * NY City, Rockefeller Center Сколько Эрна помнила, отец постоянно ее испытывал. И всегда – жестко. Старый Б.Б. подарил дочери великолепное детство, полное игр, баловства и радости, но одновременно научил быть твердой и непреклонно двигаться к выбранной цели. Не как бульдозер, конечно, – не замечая препятствий и собирая все возможные шишки, – а хитрее: заключая союзы и соглашаясь на компромиссы, но никогда не сворачивая с пути. «Ты должна быть сильной, Эрна, – часто повторял Феллер, когда они сидели у камина, прогуливались по парку или любовались океаном. – После моей смерти они обязательно попробуют тебя сломать. Не потому что плохие, а потому что акула признает равной только акулу. И они порвут тебя, если почувствуют слабину».