Саша засмеялась. Никогда в жизни она не чувствовала себя так странно и непонятно, словно сама себя вела на заклание!.. Конечно, она ходила на свидания – кавалеры были всегда и никогда не переводились, – и ей это нравилось! Но все ее свидания всегда были игрой. Иногда в страсть, иногда во влюбленность, иногда в опасность или интерес. И она заранее знала, какая пойдет игра, словно сценарий – тут Саша усмехнулась – был написан, прочитан и отрепетирован. Вот она собирается в ресторан – подходящая косметика, соответствующий наряд, и она знает, что в этом наряде понравится. Ужин, цветы, бокалы, серебро, лен, свеча озаряет его мужественную смуглую руку, лежащую на снежно-белой скатерти. Саша время от времени смотрит ему в глаза и точно знает, что в ее зрачках отражается пламя той самой свечи и что это очень красиво и так его возбуждает!.. Разговоры, приятный шум в голове, осознание своей власти над происходящим – все придет именно туда, куда ей нужно. Куда ей захочется. К чему все придет сегодня, она представления не имела. Она затормозила возле железных ворот, которые, казалось, никогда не открываются, и посмотрела вверх, на колючую проволоку. …Еще не поздно, сказала она себе очень серьезно. Можно прямо сейчас развернуться и уехать. Зачем тебе лишние проблемы?.. Она посидела, не глуша мотор. Уехать – самое правильное. Что там Тонечка болтала про любовь с приличным человеком?! Они обе понятия не имеют, приличный здесь обитает человек или нет! Впрочем – тут Саша потерла рукой влажный лоб, – это неправда. Она знает, какой он. Нескольких часов оказалось достаточно, чтоб понять, – он не такой, как все, но ей подходит. Подходит! Нужно только убедиться в этом. Она заглушила мотор, выбралась из машины и зашагала к калитке с домофоном. Будь что будет! Ей было лет семнадцать, и последняя пара в университете заканчивалась в половине седьмого вечера, а путь предстоял неблизкий – автобус, метро, опять автобус. Автобус все не приходил, она мерзла на остановке и мечтала о прекрасной жизни. Она часто так делала, когда очень уж уставала! В ее мечтах всегда было одно и то же – теплый дом, добрый муж и собака колли. При этом муж и дом всегда были некоей абстракцией, а вот собака совершенно определенной, рыжей, с длинной улыбающейся мордой! И ничего не получилось. Нет ни мужа, ни дома, ни собаки. …Почему я вспомнила об этом именно сейчас, спросила она себя. Какое отношение мои семнадцатилетние мечты имеют к тому, что я собираюсь сделать?.. Она не дошла до калитки пары шагов, когда железная дверца распахнулась, из нее показался Федор Петрович Батюшков. – Привет, – сказал он несколько оторопевшей Саше. Он был в джинсах, рубахе навыпуск и давешней красной жилетке, так памятной Саше Шумаковой. Через плечо перекинут портплед на длинном ремне. Саша моментально почувствовала себя идиоткой. – Ты уезжаешь? Он кивнул, рассматривая ее. Шея и щеки у него слегка покраснели. – Я могу тебя подвезти, – предложила она как ни в чем не бывало. – Я на машине. Он помотал головой. – Сам доберешься? – продолжала Саша. – Ну и хорошо. Я поеду, а то скоро стемнеет, а я в сумерках вижу плохо… Федор вдруг бросил в траву свой портплед, подошел, взял двумя руками за шею и поцеловал в губы. От изумления и неожиданности она запищала и замотала головой, отстраняясь. – Как хорошо, что ты приехала, – сказал он, очень близко глядя ей в глаза. – Я тут совсем изнемог. – Ты же уезжаешь. Он вздохнул. – В Дождев. К тебе. – Правда? Он кивнул. Саша потянулась к нему, обняла его и положила голову на плечо. Так они стояли и обнимались. – Что нам теперь делать? – наконец спросила она. – Поедем в Дождев или останемся здесь? – Я так долго тебя ждал, – сказал он. – А до Дождева далеко. Она засмеялась. – Тогда останемся? Он посмотрел ей в глаза, взял за подбородок и опять поцеловал. – Ты мне не пара, – объявил он. – И ты мне, – согласилась она. – Мы вообще из параллельных миров! – Я без тебя чуть не умер. Она щекой потерлась о его щеку. – Ты бы взял и приехал. – Я трус, – признался он. – Это неправда, – сказала она. – Ты храбрец. Я знаю. – Ты слишком красивая. И слишком умная. Саша посмотрела на него. – Зато я ничего не смыслю в антропологии. И ты можешь начать мне объяснять. – Ты уверена, что станешь меня слушать? Она кивнула. Они еще постояли, не в силах оторваться друг от друга, а потом он сказал: – Я загоню машину. – Я с тобой, – тут же откликнулась она. Непрерывно целуясь и путаясь руками, они кое-как открыли ворота, и Федор Петрович сел за руль, а Саша забралась на пассажирское кресло. Нужно было проехать метров пять, и они их проехали – вместе. Слева лежало лесное озерцо, дорога уходила вправо, солнце валилось за лес, огромное, рыжее, весеннее. У сторожки появилось крылечко с перилами. – Ты сам сделал? – спросила Саша про крылечко. Он кивнул. – Зачем ты здесь живешь? – Чтобы не жить в Москве, – сказал он серьезно. – Здесь дел хоть отбавляй, а там бы я сошел с ума от скуки. Все работы свернули до конца карантина, и меня… свернули тоже. А здесь я могу думать, писать статьи и вот ставить крыльцо. – Это твоя земля? Он кивнул. – Что, правда?! Он опять кивнул. – Ничего особенного. Один мой приятель спешно уезжал в Америку. Навсегда. Продавать этот участок – дело долгое, он покупал его под застройку. Тут должен был быть коттеджный поселок, лодочная станция, рестораны и прочие радости жизни. Ждать он не мог, поручить адвокатам тоже. Он не просто так уезжал, ему сбежать нужно было. Счета тут все равно арестовали бы. И он продал его мне за сто рублей.