– И тут никто не живет? – Когда я уезжаю, остается сторож, мужик из соседней деревни. Да и сторожить особенно нечего. Вот этот домик и еще пристань в той стороне, – и он махнул рукой куда-то за лес. – Все так странно, – задумчиво сказала Саша в конце концов. – Ты живешь в собственном лесу на берегу собственной реки. А работаешь на раскопках древних городов, чтобы узнать, как жили древние люди. – Так оно и есть. – Ну, поздравляю тебя. Они жили точно так же, как ты, – заключила Саша. – У них были свой лес и своя речка. Ну, или свои пески и оазисы. Они ходили на охоту или на рыбалку. И молились своим богам. – Я не хожу на охоту. – А своим богам молишься? Он подумал немного и признался: – Пожалуй, молюсь. Ты же вот взяла и приехала. Саша щекой прилегла ему на плечо и сказала со вздохом: – Приехала. Они поцеловались раз и еще раз. – Слушай, – жалобно проговорил Федор ей в волосы, – давай попробуем выйти из этой проклятой машины. А?.. Саша засмеялась, выпрыгнула из «Мерседеса» и, путаясь подолом юбки в мягкой и слабой траве, подошла к озерцу. Оно лежало тихо-тихо, словно не дыша, и вода, прозрачная, светло-коричневая, как индийский топаз, была неподвижна. – Здесь когда-то брали песок, – сказал подошедший Федор. – Давно, когда строили дорогу. Поэтому оно такое прозрачное, и дно хорошее. Лесные озера, как правило, топкие, заросшие. Саша сошла к воде и увидела свое отражение. И не узнала себя. Вдруг ей все стало ясно. Она стянула с плеч щегольскую курточку, швырнула ее в траву, расстегнула юбку и переступила через нее, когда она упала. Стащила футболку и вся прижалась к Федору, сильная, горячая, грозная. Он обнял ее и с силой прижал к себе. – Я тебя не выпущу, – сказал он. – Раз уж ты мне досталась. Саша потянула его вниз, в траву, – в их собственную траву на берегу их собственного лесного озера. Это было как возвращение в тот самый параллельный мир, о существовании которого она уже знала и куда так стремилась. На этот раз, она не понимала почему, но так получилось само, два мира, ее и его, объединились в один – огромный, небывалый!.. В этом новом общем мире горел закат, не шевелились и молчали деревья, а люди словно совершали языческие обряды, как они делали издревле!.. Они словно возвращались друг к другу из топазовых глубин времени, мчались навстречу, задыхаясь и торопясь, зная, какая их ждет награда. Саша знала, что так было всегда и так всегда будет, с этим уже ничего нельзя поделать, и это нельзя утратить, как невозможно потерять закат или грозу!.. Все остальное неважно и не имеет смысла – только здесь и сейчас, только с ним. И нет никакого сценария, фанерных персонажей и нарисованного на заднике неба, потому что вот оно – живое, настоящее, сильное, правильное. И уверенность и страсть, пришедшие из его вселенной, наголову разбили придуманные преграды и ограничения, высунувшиеся из ее мира. Они катались по траве и, кажется, очень шумели, потому что лес совсем затих, изумленный. В угаре и спешке Саша успела подумать о том, что они распугают всех барсуков и белок, и засмеялась, а потом не стало никаких мыслей и белок. Общий новый мир, как ему и положено, начался со вспышки сверхновой. Саша была уверена, что вспышку засекли все телескопы вселенной. …Опять они долго лежали, молчали и не шевелились. Потом она встала, перешагнула через него и спустилась к воде. Он сел, обняв руками колени, и наблюдал за ней. Вода показалась ей прохладной и приятной. Она зашла по колено, песок мягко обнимал ступни. – Оно очень холодное, – предупредил Федор негромко. – Подземные ключи бьют. – Правда? – удивилась Саша, упала в воду, оттолкнулась и поплыла. Вода была сладкой на вкус. Щеки и губы у нее горели, и было приятно чувствовать прохладу. Она доплыла примерно до середины озера, когда раздался такой всплеск, словно с берега плюхнулся медведь. Федор – а вовсе никакой не медведь – догнал ее в два гребка. Он посматривал на нее, словно готовый в любую секунду подхватить и спасти. – Я не собираюсь тонуть, – сказала ему Саша. – Я просто… отдыхаю. Перевернулась, раскинула руки и легла на спину. Теперь ей в лицо смотрело вечернее небо. Весь мир смотрел ей в лицо. Оказывается, все это время он был так близко!.. Федор взял ее за руки и стал буксировать к берегу. Он вытащил ее из воды, ладонями стряхнул с волос капли, сказал, что сейчас принесет полотенце, и ушел в сторожку. – Спасибо тебе, – сказала Саша озеру. – Мне так нужно было… в воду. Примчался Федор, завернул ее в мягкую ткань и спросил озабоченно: – Замерзла? Саша отрицательно покачала головой. – Я принес тебе шлепанцы. – Он подсунул ей резиновые тапки. – Чтоб ты не лезла сейчас в свои кеды. Обувайся, и пойдем в тепло. Эти тапки ее поразили. Словно ее романтический любовник открылся совсем с другой стороны! Она засмеялась и сунула ноги в шлепанцы. И спросила: – Ты заботливый? – Я не знаю, – ответил он. – Посмотрим. Они вошли в дом, где горело желтое электричество, на стене висели плащи и штормовки, а под ними стояли болотные сапоги и высокие ботинки – другой мир, непривычный и странный. Новый. Саша была уверена, что непременно в нем обживется. – Я принесу тебе переодеться. У меня есть чистые футболки и свитера. Пока он метался, Саша зашла в комнату с железной дверью и осмотрелась. Здесь были огромный письменный стол, заваленный бумагами и ручками, компьютерный монитор с тающим белым яблоком, стеллажи от пола до потолка, уставленные книгами, удобное кресло, широкий диван и странный рисунок над ним. На рисунке был изображен бородатый муж в тоге. Он сидел и задумчиво чертил палочкой на стене. – Саш, ты где? – Я здесь, – откликнулась она. – Что это за картина? Он мельком глянул на стену. – Это Витторе Карпаччо, художник пятнадцатого века. Мне нравится название. «Философ в студии, занятый геометрическими измерениями». – Тебе на совершеннолетие подарил папа римский? Федор засмеялся. – Почти. Это репродукция, подлинник в Пушкинском музее. Одевайся, холодно! – А сам ты голый. – Я сейчас тоже оденусь. Саша напялила футболку и толстовку – словно в мешок нырнула, – а штаны уж никак невозможно было удержать, они все время падали. Вернулся Федор и привязал к ней штаны веревкой.