Прохор, когда я пришёл домой, начал со смехом рассказывать про звонок Пафнутьева, касавшегося Юсуповых: — Князь вчера, как только его из Бутырки выпустили, потребовал у сына водки и продолжил бухать. Сегодня запой благополучно продолжился — заставляет себя катать по дорожкам сада в особняке, жрёт водку и орёт частушки. Так что извинений ты в скором будущем не жди. Михаилу Николаевичу я уже доложился. — мой воспитатель отпил чай из кружки. — Дальше. «Избу» сегодня в очередной раз проверила Дворцовая полиция перед приездом Великих княжон. Ресторан закрыли для посторонних посетителей, оставили пару своих людей. Так что будете сидеть одни. Персоналу сделано строгое внушение об отношении к твоим сёстрам, как к обычным родовитым гостям. Ну, разве что, будут кланяться чуть ниже. И ещё, Алексей. Звонил твой отец, просил не обращать внимания, если твои сёстры после вчерашних событий будут несколько… грустны. Сам понимаешь… Развлеки их, если сможешь. — Понимаю. — кивнул я. — Постараюсь развлечь. Переодевшись в домашнее, я развалился на кровати в своей спальне и набрал Алексию, с которой все эти дни переписывался в общем с Викой чате. У нашей звезды Имперской эстрады было всё в порядке — концертный тур благополучно продолжался, залы были заполнены, в группе никто не болел. Со слов девушки выходило, что усталость ещё не успела накопиться, но восторженные поклонники уже успели достать, устраивая скандирования под окнами гостиницы и не давая спать по ночам. Понятно, что Леся всё это рассказывала со смехом, адекватно воспринимая «последствия» своей популярности. В подробностях рассказал о знакомстве Сашки Петрова с Лесиной «протеже», но оказалось, что Вика нашу звезду держит в курсе событий. Вопрос об очередной встрече нами не поднимался — каждый понимал, что всё получится как получится. Про Гагариных девушка, к слову, тоже ничего не спросила, хотя, я уверен, должна была сложить два плюс два с тем разгромом улицы перед нашим домом и срочным переездом в поместье Пожарских, или её насчёт всей этой ситуации просветил грозный отчим. Нисколько не покривив душой, я заверил девушку, что скучаю, и пообещав передать приветы Вике, Прохору, Сашке Петрову и Великим князьям, с сожалением положил трубку. Минут через пятнадцать приехал мой школьный друг. — А-а, герой-любовник! — за место приветствия сказал я ему. — Алексей, прекращай! — Сашка чуть смутился. — Но вам с Викой и Прохором спасибо! И особенно Алексии. Я так понял, это она постаралась? — Да. Только с ней разговаривал, она привет тебе передавала. И, Саша, хочу тебе лишний раз напомнить в отношении сегодняшнего вечера — с моей сестрой Варей ты незнаком. Не подведёшь? — Не подведу. — заверил он. Дальше разговор мной был переведён на тему учёбы Александра. Оказалось, что мой друг откровенно страдал от повышенного внимания к своей персоне в Суриковке — преподаватели поголовно посетили выставку Хмельницкого, оценили портрет Алексии, ещё раз прочитали ту статью, в которой перечислялись знатные ценители прекрасного, в том числе и из августейшего Рода, приставленную к молодому человеку охрану, и пришли к общему мнению, что Петров гений, которому просто необходима «огранка» и помощь в реализации себя. В один прекрасный момент наш Смоленский Рембрандт стал моден. Слава богу, что Сашке хватало одного лишь упоминания о протекции князя Пожарского в реализации дальнейших планов, а то желающих «помочь в становлении таланта» стало сразу как-то очень много. И это всё касалось только преподавательского состава Суриковки и других «прилипал» от мира искусства. А про студенческое сообщество и говорить не приходилось. Кто-то смотрел на моего друга как на мессию, кто-то как на выскочку, но равнодушных не было. И это всё наложило свой отпечаток на общение Сашки с другими студентами Суриковки. — Лёха, одни мне в рот заглядывают, а другие готовы карандаш в глаз воткнуть! — жаловался он. — Зачем я поддался твоим уговорам, и привёз тогда портрет Алексии к Хмельницкому? Учился бы сейчас спокойно, и проблем бы не было! — Саша, ты меня в произошедшем обвиняешь? — хмыкнул я. — Прости, конечно, но твоя рефлексия меня совершенно не впечатляет. Выглядит она какой-то детской. — Да что ты знаешь про травлю, Лёха? — Сашка был искренен в своей обиде на моё непонимание. — Когда ты приходишь на занятие, а у тебя за спиной шепотки не прекращаются, типа, пришёл Петров, щаз быстро всем покажет, как правильно настроение похмельного натурщика с вялым членом в рисунке передать! — Саша, я за последний месяц двоих человек убил! Насмерть! И после этого ты мне будешь рассказывать про свои проблемы? — меня чуть накрыло. — Ты себя послушай! Что ты несёшь? — Двоих? — оторопел он. — Правильно меня только пойми. — попытался я успокоиться. — Это совершенно не значит, что мне на твои проблемы наплевать, просто они мне реально кажутся детскими… — Двоих? — Сашка продолжал сидеть напротив меня с круглыми глазами. — Лёха, а подробностями поделишься? Наплевав на осторожность, рассказал другу по нападение двух воевод и дальнейший захват особняка Гагариных. — Лёха, вот ты знаешь, складывается ощущение, что жизнь проходит мимо меня. — подвёл итог услышанному мой друг. — Или я в этой жизни совсем ничего не понимаю, и зациклился только на своих проблемах? — В себя пришёл? Не кажутся уже твои проблемы не решаемыми? — поинтересовался я, на что Петров кивнул. — Так что, когда опять накатит, ты обращайся, Сашок! Я тебе ещё что-нибудь расскажу про свою весёлую жизнь в пошлой роскоши и разврате, при полном отсутствии проблем! — Лёха, а когда у тебя новая сватка намечается? — Петров смотрел на меня глазами восторженного ребёнка. — Ты мне про Юсуповых ещё не рассказал! Я в курсе вашего конфликта! Просто, раньше стеснялся спросить… Твою же Петрова мать! За что мне это? — Саша, давай мы это как-нибудь потом обсудим? И обещаю, что на следующую какую тайную операцию тебя обязательно возьму. Ты доволен? — вздохнул я. — Доволен. — радостно кивнул он. К моему счастью появился Прохор, который «торжественно» вручил Александру золотую карту Имперского банка. — Я за твоими тратами буду следить, Сашка. — улыбался мой воспитатель, авторитет которого у Петрова был непререкаем с нашего совместного детства. — Так что веди себя прилично. — Спасибо, Прохор! — поблагодарил тот. — Да мне много и не надо… — Не скажи! — хмыкнул Белобородов. — Охрана Пожарских мне докладывает о повышенном внимании к твоей персоне женского пола из твоей Суриковки! Блузоны в пятнах от масленой краски с беретами нынче не в моде, всем шмотки от-кутюр подавай! Костюмы там всякие, галстуки шелковые с хитрыми узлами… А это всегда деньги, как ни крути, Саша! Кроме того, надо бы тебе к портному нашему сходить, статус обязывает! — Какой статус, Прохор? — совсем растерялся Петров. — Ты портрет Михаила Николаевича пишешь, дружок! — мой воспитатель поднял вверх указательный палец. — Это тебе не банку сгущёнки на летнем пикнике в лесу втайне сточить. Чувствуешь ответственность? — Чувствую. — автоматически кивнул мой друг. — Вот и постарайся соответствовать моменту! — отрезал Прохор. — А то, ишь, моду взяли, мнение старших не уважать! Тем более, князь столько для тебя сделал! — Прохор, Прохор, ты что?.. — Сашка аж встал. — Я всегда добро помню! — Вот и будь добр! — подвёл итог мой воспитатель. — В понедельник к портному пойдёшь, и без возражений! Костюмы, рубашки, галстуки там… Модный художник в России больше, чем художник! — переиначил Прохор расхожую фразу. — Хорошо. — покорно согласился Петров. В «Избу» с Сашкой спустились в половине пятого и застали «работу» Дворцовой полиции с какими-то «хитрыми» приборами. Для нас был накрыт большой стол в задней части ресторана, с диванами и приставными креслами. — Ваше Императорское высочество, работа закончена, камер и другой подслушивающей техники не обнаружено! — отчитался мне незнакомый чел в гражданском. — Молодцы! Благодарю за работу! — единственное, что я сообразил ответить ему. Чел кивнул и удалился. Когда мы сели с Сашкой за стол, и я налил ему клюквенного морса в бокал, он поинтересовался: — Лёшка, а у тебя сейчас всегда так? — Практически, всегда. — кивнул я. — Это же ужас! — вздохнул он. — А я тебе ещё про свои проблемы плачусь… — А что делать? — усмехнулся я. — Ты ещё всего не знаешь. — в памяти всплыли бабкины «заходы» к Вике. — Но на что-нибудь эдакое ты меня возьмёшь? Обещал ведь! — глаза Петрова опять горели, собственные его проблемы были забыты. — Безусловно, Саша! — пообещал я. Первым в «Избу» прибыл Андрей Долгорукий, который благополучно преодолел заслоны Дворцовых. — Очень рад вас видеть! Особенно тебя, Александр! — мой университетский товарищ помнил, кому обязан встречей с Марией Романовой. — С Алексеем-то мы практически каждый день видимся. — Андрей! И я! — встал Петров. — Александр, как вообще дела? — спросил Долгорукий, и хитро улыбнулся. — Когда наши красавицы дождутся своих портретов? — Да я с понедельника только портрет князя Пожарского буду писать… — ответил Петров. — Дело сложное, и по времени ничего не ясно. Так что придётся девушкам подождать. — Я помню тот разговор в галерее. — кивнул Андрей. — Может тоже к тебе в очередь записаться, Саша? — Долгорукий продолжал улыбаться. — Ничего обещать не могу, Андрей! — Петров гордо выпрямился, но не выдержал, и рассмеялся, а мы вслед за ним. «Неудобную тему» разговора прервала Аня Шереметьева. — Саша, привет! — она обняла и «поцеловала» Петрова. — Андрюша! — был обнят и Долгорукий. — Алексей! — меня уже потискали основательно. — Ты помнишь свои слова, что ты сегодня весь мой? — Конечно, Анечка! — Вот и веди себя соответственно! — удовлетворённо кивнула Шереметьева, слегка прижимаясь. — Иначе беды не миновать! Мне есть о чём беспокоится, Алексей? — Ксюша Голицына на нашу встречу приглашена. — добровольно «покаялся» я. — Проклятая «медичка»! — выпрямилась Аня и сделала недовольное выражение лица. — Но ничего, по их понятиям это естественный отбор. У этой Голицыной нет никаких шансов. Так ведь, Пожарский? — Так ведь, Шереметьева. — кивнул я. — Молодец, Пожарский! — Аня улыбалась. — Александр, как твои дела? — всё внимание девушки переключилось на Петрова. — Всё замечательно, Анна! — кивнул тот. Их разговор прервался появлением приснопамятной Ксении Голицыной. Мне пришлось вставать, как и Сашке. — Ксения, это Александр Петров, очень талантливый художник, о котором ты слышала. Александр, это княжна Ксения Голицына, моя хорошая знакомая и ценитель изящных искусств! — представил я их друг другу. — Александр! Наслышана! — заулыбалась Голицына Петрову. — Прославленный Род, княжна! — особо и не потерялся Петров. — Для меня честь познакомиться с вами! — кивнул он. — С тобой, Александр! — поправила его Голицына. — У нас всё по-простому. — Хорошо, Ксения, с тобой. — опять кивнул Сашка. Что это? Петров принял условия игры общества? Или разговор со мной его так впечатлил? Раньше за ним такой смелости в общении с аристократией не замечалось… А мои размышления прервались конфликтом на входе — в ресторан пыталась попасть Кристина Гримальди со своей охраной, коей противостояла Дворцовая полиция. Пришлось подойти.