— Что, Лешка, — улыбался сидящий рядом Прохор, — ты снова самый любимый и замечательный брат на свете, а Кремль может спать спокойно? — Ага, — кивнул я, — надо теперь мое решение Сашке Петрову озвучить, пусть свою Кристину обрадует. Кстати, не вздумай гардеробчик летний здесь обновлять, мы тебя в Монако по последнему писку европейской моды прикинем. — Ловлю на слове, — только отмахнулся он. — Так ведь все равно по Монако придется в костюме ходить и по пляжам тоже. — В белом костюме, Прохор, и белых штиблетах! Еще и шляпу для солидности приобретем с тростью, и будешь ты у нас скромным русским аристократом на отдыхе! — Да какой из него к херам аристократ, царевич? — оскалился с переднего сиденья Ванюша. — Даже в белом костюме и с тростью? По моторике движений даже несведущие граждане сразу поймут, что перед ними хоть и заслуженный, но сапог! Ать-два левой! И ты у нас, царевич, в такого же сапога стремительно превращаешься — резкие движения, всегда в полной боевой готовности, рассеянный, плавающий цепкий взгляд. Одно спасает твой образ — прямо-таки кричащая уверенность в себе и властность, которая передается только с нужными генами. — Лешка, ударь этого физиономиста, тебе ближе… — А что сразу Лешка? И вообще, Прохор, я всегда на тебя и деда Мишу хотел быть похожим, а вы и есть самые настоящие сапоги. Но белый костюм с тростью и шляпой мы тебе все равно приобретем, а Ваня будет завидовать из холодной Москвы лютой завистью… *** До ужина успел обрадовать Сашку Петрова, который на радостях чуть не задушил меня в дружеских объятиях и тут же кинулся звонить своей ненаглядной Кристине. Порадовали и братики, выслушавшие от меня рассказ о визите к церковным колдунам и сообщившие, что слово держат и днем посвятили аж целых три часа подготовке к экзаменам. Алексия в перерывах между играми с братьями и гулянием с ними же и Натальей Вячеславовной болтала по телефону — как я понял, моя бабуля «припахала» девушку для подготовки к балу по полной программе. На снующих туда-сюда по лестнице «черных» никто из моих домашних уже не обращал внимания, а сам грозный и очень занятой Пафнутьев на первом этаже появился только к ужину. А вот после… — Алексей, — ко мне подошел Михеев, — на въезде в квартал мои бойцы задержали такси с человеком, представившимся полковником Панцулаем. Этот полковник требует, чтобы ты его незамедлительно принял по вопросу чести. — Твою же бога душу мать! — не удержался я от Прохоровского любимого ругательства. — Не делай добра и не получишь зла! — В шею? — напрягся ротмистр. — Направить его в канцелярию Кремля? — Пропускайте, Владимир Иванович, полковник имеет право на получение удовлетворения… — Я-то пропущу, а ты его не… — Михеев что-то такое изобразил рукой. — Не… — помотал я головой. — Разве можно сделать такое с настоящим полковником? — Хорошо. Но учти, я зову Прохора с Иваном. — А можно без Ивана? А то он еще месяц надо мной глумиться будет. — Нельзя, — ротмистр был неумолим. — Пафнутьева еще, и сам поприсутствую. — Договорились, — вздохнул я. Минут через пять, когда к нам с Михеевым присоединились все три вышеуказанных лица, в дом в сопровождении двух дворцовых зашел невысокий крепкий мужчина лет сорока пяти в зеленой форме пограничника с целым иконостасом орденов на груди, среди которых наличествовал и «Георгий». — Заслуженный дяденька, уважаю… — негромко прокомментировал увиденное Прохор. А полковник прямо с порога приблизился к нам строевым шагом, остановился, вытянулся и рявкнул: — Здравия желаю, ваше императорское высочество! — Добрый вечер, господин полковник. Простите, запамятовал ваше имя-отчество? — Панцулай Виктор Викторович, ваше императорское высочество! — Алексея Александровича будет достаточно, Виктор Викторович. Чем обязан? — Вопрос касается чести нашего рода, ваше императорское высочество! — тем же уставным тоном продолжил Панцулай. — Вы своими действиями поставили в двусмысленное положение не только мою дочь Елену, но и меня, когда под видом благодарности от Тайной канцелярии заставили мое командование оформить мне и моей семье командировку в Москву. Учитывая вышеизложенные факты и понимая, что требовать жениться на Елене у вас, ваше императорское высочество, глупо, прошу принести роду Панцулаев официальные извинения, как и подобает делать в подобной ситуации будущему нашему императору. — Полковник кивнул, давая понять, что закончил. — Виктор Викторович, — вздохнул я, — а вы с Еленой разговаривали? Она рассказала вам о дружеском характере наших отношений? — Это ничего не меняет, ваше императорское высочество! У посторонних о вашей дружбе сложилось превратное впечатление, слухи уже поползли, а род Панцулаев всегда трепетно относился к своей репутации. — Ясно, Виктор Викторович, — опять вздохнул я. — А почему вы думаете, что требовать у меня жениться на Елене глупо? Эти мои слова произвели на полковника эффект разорвавшейся бомбы — глаза округлились, а челюсть слегка отвисла. Как оказалось, не у него одного: — Лешка, ты белены объелся? — зашипел сзади воспитатель. — Царевич, бл@дь, что ты несешь? — это восклицание Ванюши было музыкой для моих ушей. — Простите, ваше императорское высочество?.. — Панцулай начал приходить в себя. — Но мне казалось, что его императорское величество никогда… — Его императорское величество никогда не даст согласия на этот союз, — поморщился я. — Скажу даже больше, его святейшество патриарх не только не позволит заключить подобный церковный брак, а еще и предаст нас с Еленой анафеме. А все потому, что в православии браки между родственниками запрещены. Так что ваше требование жениться было бы не глупым, а преступным! — Какими родственниками? — быстро заморгал полковник. — Какая анафема? Как преступно?.. Простите, ваше императорское высочество, но я совсем потерял нить нашего разговора… — Виктор Викторович, — заулыбался я, — род Панцулай дальние родственники рода Пожарских, очень дальние, но родственники. Именно этим и объясняется мое расположение к Елене. Что ж вы так плохо свою родословную знаете? — Каких Пожарских?.. — полковник сначала вылупился на меня, а потом закрыл глаза и провел ладонью по лицу, явно находясь в состоянии, близком к шоковому. — Приплыли… — вздохнул я и повернулся к воспитателю. — Прохор, тащи коньяк, будем родственника отпаивать. Полковник-то, похоже, себя накрутил и по привычке на войну пришел, а воевать оказалось не с кем. — Точно, — ухмыльнулся Иван, разглядывая продолжавшего стоять с закрытыми глазами Панцулая, — разрыв шаблона у бедолаги, как по учебнику. А еще офицер! Цельный полковник! Царевич, как бы он того… Не хотелось бы омрачать такой прекрасный вечер визитом психоневрологической бригады… *** — Монсеньер, обстоятельства изменились, принц четвертого числа вылетает в Монако. В связи с этим предлагаю прибегнуть к заготовке покойного Тагильцева — использовать Гагариных под видом мести за убитых родственников. — Это тех, кого император Николай публично казнил? — Именно, монсеньер. Уж на нас точно не подумают. С минуту кардинал думал, после чего кивнул: — Действуй… Глава 5 В Кремль мы с Прохором, успевшим уже отойти от вчерашних посиделок, выехали пораньше — мне надо было пообщаться с родителем по поводу предстоящей поездки в Монако и уделить время младшей сестренке Елизавете, а воспитателю получить последние инструкции по тому же самому Монако от старших Романовых и генерала Михеева. Николай с Александром и Сашка Петров должны были подъехать в Кремль позже, уже к самому началу бала. — И как тебе твой новый родственничек? — улыбнулся отец, в кабинете которого мы расположились. — Нормальный такой мужчина попался, только уж слишком впечатлительный, — хмыкнул я в ответ. …Полковника Панцулая с помощью коньяка в себя привели достаточно быстро, до конца он так и не очухался, но от дальнейших комментариев по поводу «незнания» собственной родословной он всё же отказался. Особенно на фоне безапелляционного заявления грозного Пафнутьева, мол, если великий князь Алексей Александрович говорит, что родственники, то великому князю всяко виднее. А дальше все пошло по накатанной: коньяк, кусочки шоколада и ненавязчивый перекрестный допрос полковника троицей канцелярских: Прохором, Иваном и Виталием Борисовичем, — по поводу текущих дел рода Панцулаев, их планов и непосредственно службы самого полковника. По Виктору Викторовичу было отчетливо видно, что он прекрасно понимает, что именно происходит, но, кроме смирения с неизбежным, осознанно он ничего не выказывал и только изредка поглядывал в сторону скромно сидевшего в сторонке меня. Наконец, когда на столике появилась шестая или седьмая бутылка коньяка, допрос приостановился, а сам полковник Панцулай был признан лицом, достойным уже нормального общения. Тут к нему с очередными расспросами «пристали» Прохор с Иваном, которых очень интересовали награды Виктора Викторовича, вернее, то, за что конкретно он их получил. Поначалу полковник мялся и опять начал поглядывать в мою сторону, так что пришлось вмешаться: — Виктор Викторович, все здесь присутствующие обличены соответствующим доверием и имеют нужные допуски и уже завтра, если понадобится, будут читать подробные выписки из вашего личного дела. — Понял, Алексей Александрович, — вздохнул он. И полковник в подробностях стал отвечать на вопросы Прохора и Ивана, непосредственно касающиеся его службы. Минут через десять Виктор Викторович явно почувствовал, что имеет дело с «родственными душами», а не со «штабными крысами», осмелел и стал отвечать вопросами на вопросы, мол, где успели отметиться два моих ближника, получив на это ожидаемый для нас всех лёгкий оскал Ванюши: — Послушай, Викторович, могу сказать одно: мы, все трое, — он по очереди указал на Прохора и Виталия Борисовича, — в свое время служили под началом твоего родственника, генерала Пожарского. Надеюсь, этого тебе будет достаточно? — Достаточно, Иван Олегович. А ещё через час, пока полковник находился ещё в более или менее адекватном состоянии, я поставил его в известность, что его дочь Елена летит вместе с нами в Монако, на что услышал кучу благодарностей с заверениями в бесконечной верности рода Панцулаев в целом и самого Виктора Викторовича в частности. Когда же полковника под белы рученьки дворцовые повели до машины с целью доставить в гостиницу, Пафнутьев, криво улыбаясь, заявил: — А этот Панцулай совсем не дурак, Алексей. Ты обратил внимание, он тебе даже не намекнул на организацию долгожданной встречи с главой рода Пожарских для объединения, так сказать, любящих и практически потерянных родственников? — Виталий Борисович, — хмыкнул я, — а вы обратили внимание на то, что я этот вопрос тоже как-то стороной обошел? На что Пафнутьев только отмахнулся и продолжил: