Машу с Варей как ветром сдуло, а с их исчезновением начало отпускать и грудь. — Алексей Александрович, — ко мне с опаской подходил Михеев, — может, вам водички попить? Или чего-нибудь покрепче? И будьте так добры, уберите иллюминацию… — Какую еще иллюминацию? — не понял я. А когда проследил за направлением взгляда подполковника и обернулся, не поверил своим глазам — по бокам и сзади меня на расстоянии больше трех метров стояла сплошная стена из плавно перемещавшихся, отчетливо гудевших огненных и воздушных смерчей, которые перемешивались между собой, вспыхивали, распадались, образовывая новые такие же, и снова соединялись в каком-то безумно-завораживающем танце… Успокойся, Алексей! Возьми себя в руки! И только через несколько секунд обиженные тем, что им не удалось насытиться обещанным жертвоприношением, воздух и огонь послушно втянулись в меня обратно, продолжая гулять по венам и не желая успокаиваться. — Дамы и господа! — я очень боялся, что моя улыбка будет похожа на оскал. — Искренне прошу прощения за испорченный вечер! Прошу меня извинить! — и вышел на свежий воздух. *** — Один в один царственный дед в гневе! — Александр пихнул Николая локтем в бок. — Только гораздо страшнее. — Это ж как надо было Лешку довести, чтобы он такое выдал… — буркнул в ответ Николай. — Ой, не завидую я Машке с Варькой, похоже, кончилось у брата терпение… *** — Убедились? — Георг выдавил из себя улыбку, косясь на Вилли и Фрица. — Я что говорил? А вы мне не верили. И стихии наличествуют, без нас спровоцировали… — Это да… Гнев действительно впечатляет, — протянул старший из Гогенцоллернов. — И стихии есть… Я вообще теперь отказываюсь что-либо понимать… *** — Все, довыпендривались наши великие княжны, — вздохнула Шереметьева и посмотрела на Долгорукую с Юсуповой. — Как тогда с вами, девочки, случилось: Алексей терпел-терпел ваши закидоны, а потом… — Все настолько серьезно? — прикусила губу стоявшая рядом Демидова, на которую «разговор» Алексея с сестрами тоже произвел неизгладимое впечатление. — Еще серьезнее, — кивнула Анна и обратилась к заметно нервничающему Долгорукому. — Андрей, я все понимаю, но прими дружеский совет — это дела семейные, лучше в них не лезть. — И не собирался, — кивнул тот. — Но все равно спасибо, Анечка… *** — А я уж думал, никогда этого не дождусь, — тихонько шепнул Ивану довольный Прохор. — И для остальной молодежи пример показательный. Интересно, чем сестры заслужили подобное? Неужели, что-то ляпнули, связанное с памятью о Вике? — Скорее всего, — пожал плечами Кузьмин. — Но выглядело все крайне эпично! Ты фамильные романовские черты в царевиче при его выступлении разглядел? — Ты хотел сказать, дедовские и отцовские? — хмыкнул Белобородов. — Мне раньше казалось, что нашего государя вряд ли кто способен в гневе переплюнуть, но сынке это удалось уже в неполные восемнадцать. Представляешь, что будет дальше? — Уже боюсь. Может, выйдем к царевичу, глянем, как он там? — Не стоит, пусть в одного успокаивается. Слава богу, он быстро отходит, иначе поимели б мы с ним проблем… *** Свежий воздух, неторопливо прогуливающиеся по Золотой площади парочки и ясное звездное время сделали свое дело — я успокоился, вернулся в ресторан и сразу же подошел к французской принцессе, стоявшей с коктейлем в окружении всей нашей компании. — Еще раз прошу прощения, — я обозначил общий поклон. — Стефания, Мария с Варварой рассказали мне о твоем предложении, но так складываются обстоятельства, что мне завтра вечером просто необходимо быть в церкви. — И нам, — влезли Николай с Александром. — И мне, — это был Сашка Петров. Кристина взяла его под руку и твердо заявила: — Я пойду с вами. Мне же не оставалось ничего другого, кроме как развести руками: — У нас поминки, Стефания, прошу понять… Но если часов в восемь вечера мы будем в Монако, то все нормально, мы успеем. — Будем, Алексей, — кивнула она. — Извините, мне надо сделать несколько звонков, — и отошла в сторону. А я проводил француженку благодарным взглядом — Стефания вообще могла предложить все отменить, а мне бы пришлось ее изо всех сил уговаривать оставить все по-прежнему, а так… Короче, избежали лишнего и никому не нужного красивого сотрясания воздуха. — Молодые люди, если не ошибаюсь, у нас были запланированы вечерние гонки? — мое лицо уже не сводило нервным тиком, и поэтому была надежда на то, что улыбка выйдет нормальной. — Только давайте без фанатизма, завтра фотосессия… *** В отель вернулся в половине двенадцатого ночи в достаточно благостном расположении духа — покатушки, как и всегда, сделали свое «грязное» дело по очищению мозгов от дурных мыслей. Еще в детстве, когда мы с Шуркой гоняли на «Уралах», я заметил, что после десяти-пятнадцати минут активной езды на мотоцикле в голове остается только одна-единственная мысль: «Только бы не уеб@ться!» — а все и всяческие проблемы отходят на задний план и не кажутся такими уж важными. Вот и сегодня произошло то же самое — мощный байк BMW, узкие улочки Монако с их проулками и резкими поворотами, машины, пешеходы и пьянящая скорость трассы Монако-Ницца! — Алексей Александрович, — уже перед самой дверью в номер меня остановила Людмила Александровна, — звонила государыня, передавала вам привет и свое одобрение, — улыбалась валькирия. — Неожиданно, — хмыкнул я, только теперь понимая, почему мне за весь вечер так никто с далекой родины и не позвонил. — Спасибо, Людмила Александровна. Как они? — и мотнул головой в сторону двери. — Сначала плакали, сейчас переживают. Еще государыня просила передать, чтобы вы, Алексей Александрович, не вздумали перед Машей и Варей извиняться, а еще парочку дней, я цитирую, подержали в черном теле и не оглядывались при этом на мнение, я опять цитирую, всей этой европейской шушеры. — Чудная у меня бабушка, не так ли, Людмила Александровна? — не удержался от ухмылки я. — Что есть, то есть, — продолжала улыбаться валькирия. — Кроме того, от государыни были получены инструкции в отношении девицы Панцулаи и ее романтических отношений с младшим Гогенцоллерном… Мне показалось, что вам, Алексей Александрович, это следует знать. Похоже, бабка забыла упомянуть, что я в курсе. — Не боитесь, что я вас бабушке сдам, Людмила Александровна? — Не боюсь, — валькирия посерьезнела. — Всегда могу сказать, что оперативная обстановка была такова, что я просто обязана была сообщить. — А если бабушка прикажет Кузьмину или кому-нибудь из «Тайги» вас поспрошать? — Вы же меня защитите, Алексей Александрович, как тогда с Петровыми? — она хитро улыбнулась. — И в крайнем случае сделаете так, что меня переведут в охрану Лизоньки? — Людмила Александровна, — вздохнул я, — а не рановато ли вы на меня ставку начали делать? — В самый раз, — отмахнулась валькирия. — Вон на Михеева посмотрите, он уже давно ваш с потрохами, как и все его дворцовые, и не только его…. Да и Коля с Сашей Романовы за вас хоть в огонь, хоть в воду. — Так, Людмила Александровна, во-первых, про Панцулаю я был в курсе, так что можете не переживать, а во-вторых, считаю этот разговор совершенно беспредметным. Ваше же предложение дружбы принимаю с благодарностью, ценю и обещаю ответить полной взаимностью. Такой ответ вас удовлетворит? — Более чем, — с довольным видом кивнула она. — А теперь слушайте приказ на сегодняшнюю ночь — ни во что не вмешиваться, ждать нашего с сестрами возвращения. — Неужели вы собрались взять их с собой? — по лицу валькирии пробежала тень тревоги. — Хотя… может, это и правильно… С Богом!.. Сестер я нашел на балконе и, не обращая внимания на показательный игнор с их стороны, достаточно жестко сказал: — Десять минут на сборы. Форма одежды: джинсы, кроссовки, футболки и легкие куртки. Будем на Лазурном берегу иностранного шпиёна брать. Время пошло. Мария с Варварой переглянулись и, не сговариваясь, опрометью выскочили с балкона…