— Может, господин Кузьмин согласится? — продолжила девушка, у которой в карих глазах плясали чертики. — А кто будет маленьких Романовых от злодеев защищать? — «парировал» я. — Тоже верно! — засмеялась она. — Алексей, ты же не будешь на меня обижаться, если я передам в подробностях наш разговор не только деду и отцу, но и сестре? — Будь так добра, — кивнул я. — Но Кристине пересказывай наш разговор не на яхте, а в спокойной домашней обстановке. — Само собой. Я пойду? — Конечно, Ева… Сама Кристина в нашей компании появлялась редко — они с Сашкой Петровым уединились на носу яхты и, судя по задумчивому виду обоих, занимались совместным написанием морских пейзажей, делая перерывы только на отлучки в бар и на покупаться. Каково же было наше удивление, когда Смоленский Рембрандт после некоторых колебаний и под одобряющим взглядом младшей Гримальди вручил принцам и принцессам альбомные листы с их портретами, начертанными простым карандашом, чем вызвал понятную ажитацию среди счастливчиков. Особенно довольны были Стефания, Ева и Мария с Варварой — девушки не стеснялись выражать свой восторг, молодые же люди были более сдержаны, а судя по тому, как они аккуратно держали листы, пряча их от порывов легкого ветерка, судьба этих портретов должна была сложиться как нельзя лучше. — Александр уже третий день рисованием себя развлекает, — пояснила Кристина, видимо, опасаясь ложного впечатления, что для ее молодого человека написать портрет, даже карандашом, ничего не стоит. — Сегодня он вносил последние штрихи и отдельно рисовал только вчера присоединившегося к нам Георга. — Алекс, благодарю, — кивнул британец, — у тебя действительно огромный талант! Только почему я на портрете не вижу твоей подписи? — И мы, — «возмутились» остальные. — Это же так, просто наброски, — засмущался Петров. — Мы настаиваем! — Хорошо-хорошо… В конце концов, с портретами разобрались и до возвращения на берег отдали их на хранение обратно Александру, в его специальную папку, после чего Петров попал в «цепкие лапы» Демидовой, Хачатурян, Шереметьевой, Долгорукой и Юсуповой. «Выяснение отношений», впрочем, долго не продлилось и обошлось без эксцессов — Шурка просто похлопал рукой по вышеупомянутой «заветной» папке и сообщил девушкам, что, пока он не завершит работу над набросками их портретов, те их не увидят. Наблюдая за поведением моего друга, я не мог не отметить изменений в его поведении — как ни крути, а Шурка волей-неволей набирался светского лоска и привыкал «вращаться» в кругах высшей аристократии, в том числе и европейской, становясь там своим. При всем при этом приобретенный лоск и некоторая уверенность в себе, которых ему так не хватало в начале «карьеры», не входили в конфликт с его природной простотой и некоторой наивностью, которые легко списывались окружающими на репутацию творческой личности и даже добавляли Петрову некоторого шарма в общении с молодыми и не очень аристо. Оценил я и тактичность друга — он единственный, кто не только не пытался выяснить результаты моих раздумий по поводу сделки с Гримальди, но и как-то повлиять на мое решение — вчерашний разговор с его отцом можно было в расчет не брать, беседа состоялась явно по инициативе последнего. Именно на тактичность друга я и списывал возникшую между нами в последнюю пару дней легкую неловкость, ну, и еще на его желание побольше пообщаться с семьей и исполнение мной обязанностей по развлечению импортных принцев и принцесс… К поведению девушек из нашей компании у меня тоже не было никаких претензий — по «признанию» и немцев, и арабов, и британца с итальянцем, они давно не отдыхали в окружении столь красивых и умных аристократок, способных не только поддержать разговор, но и поучаствовать в любом начинании, коим должны были стать покатушки на мотах после ужина с последующим продолжением вечера в ночном клубе. Понятно, что принцы насчет «начинаний» лукавили, но наши красавицы действительно сумели создать в компании особый микроклимат, насыщенный ни к чему не обязывающим флиртом, юмором, отсутствием напряга и легкостью, свойственной тем, кто действительно наслаждается каждым моментом отдыха и не мешает развлекаться другим. Если отмечать частности, Аня Шереметьева до нашего прибытия обратно в Монако успела проинтервьюировать всех «заинтересованных» лиц, особое внимание ей пришлось уделить по восточному многоречивым братьям-арабам, которые, вне всяких сомнений, к ней неровно дышали, и я даже догадывался почему и как мужчина был с ними полностью солидарен. Фриц Гогенцоллерн не отходил от Елены Панцулаи, Дюша Долгорукий развлекал Марию и изредка Варвару, которая успевала общаться буквально со всеми, в том числе и с остальной молодежью из малого света, валькириями и даже с проводившими время на носу яхты Шуркой Петровым и Кристиной Гримальди. Остальные держались как-то вместе и успешно развлекали друг друга. Образцово-показательным поведением, к моему немалому удивлению, отличилась и Женя Демидова, старавшаяся держаться ко мне как можно ближе — никакого выпячивания собственной точки зрения и привычных едких комментариев в сторону Долгорукой и Юсуповой мы не услышали! Более того, звала теперь их Евгения не иначе как Наташенька и Ингочка, а Шереметьеву величала Анечкой. Ведь может наша Уральская принцесса, когда захочет! Договорились мы и о фотосессии с мотоциклами Ducati и BMW, которая должна была пройти завтра в полдень у казино Монте-Карло. Под этим предлогом я попытался «отмазать» себя и Николая с Александром от похода в ночной клуб, мол, мы с ними и так не выспались после Рождественской службы, а сегодня вечером еще раз собирались посетить храм божий — закрепить, так сказать, снизошедшую благодать. Братья активно кивали, а Мария с Варварой, как и остальные представители малого света, смотрели в нашу сторону с плохо скрываемым подозрением, но, слава богу, от комментариев воздерживались, так что нас благополучно «отпустили». — Лешка, надо бы завтра в приходе свечки поставить за упокой и посидеть, — уже во время швартовки яхты ко мне подошел Прохор в сопровождении Владимира Ивановича и Людмилы Александровны, где-то недалеко маячил Иван. — У нас завтра в полдень фотосессия, а потом я собирался… Короче, в номере посидеть. — В одного? — С вами, конечно. Воспитатель нахмурился: — Желание понятное, но в сложившихся обстоятельствах неуместное — не на родине. Лешка, ты в Монако фактически представляешь Российскую империю, подумай, как бы Вика отнеслась к невыполнению тобой своих прямых обязанностей. — Что ты предлагаешь? — вздохнул я, признавая правоту Прохора. — Найдем время, сходим в приход, потом в ресторане помянем Вику, но, в общем и целом, наполнение твоего крайне содержательного графика останется прежним — развлечения в обществе европейской знати. — Есть, господин императорский помощник, — кивнул я. — Но завтра ночью, перед сном, мы с тобой обязательно напьемся. — Договорились. Сейчас же провожай молодежь, бери Колю с Сашей, и мы вас ждем на яхте… *** На импровизированном военном совете, помимо подданных Российской империи, присутствовали два представителя французской стороны: начальник охраны Стефании шевалье Дюбуа и сотрудник тех же французских спецслужб по фамилии Бланзак. Судя по тому, что этот Бланзак хорошо знал Нарышкина, манеры имел безупречные, а доспех — развитый для своих средних лет, спецслужбист он был не из простых, как непростым было и его происхождение. — Наша цель, — Алексей Петрович вывел на экран плазменной панели фотографию крепкого, немолодого уже мужчины с совершенно обыкновенной внешностью. — Господин Йост Церинген из кантона Женевы, управляющий «Женевским банком». Это, как вы понимаете, официальная часть биографии, неофициально господин Церинген является «черным банкиром», оказывающим определенного рода услуги всякому сброду и… разведкам разных стран. — Я заметил, как Бланзак поморщился после этих слов. Нарышкин же, тоже обративший внимание на реакцию француза, улыбнулся и продолжил: — В последнее время российской стороной была замечена тенденция к увеличению ничем не объяснимых случаев провала наших агентов, аналитики же пришли к выводу, что целенаправленная утечка, скорее всего, идет из банка господина Церингена, обещающего своим клиентом безусловное соблюдение тайны вклада. Для подтверждения этой версии мы с вами и должны наведаться к господину Церингену на его виллу, где он как раз отдыхает, и хорошенько его допросить. Господа, — Нарышкин посмотрел на французов, — желаете что-то добавить? — Те отрицательно помотали головами. — Тогда слово предоставляется господину Варушкину. Адмирал поднялся, откашлялся, принял из рук Алексея Петровича пульт и начал: — Итак, господа, прошу ознакомиться с диспозицией, — на экране замелькали изображения красивой виллы с разных ракурсов, в том числе с моря и улицы перед ней. — Это поэтажный план хозяйского и гостевого домов, отдельно винный подвал и хозпостройки с гаражом. Это план прилегающей территории. Основная группа захвата проникнет на территорию с пляжа в указанных местах, группа подстраховки будет в это время находиться на улице и в случае необходимости на территорию виллы пройдет вот здесь и здесь. Докладываю, что, по сведеньям наших французских коллег, вместе с целью на территории виллы постоянно находятся три охранника, любовница и четыре человека из обслуги: повар, садовник и две горничных, — четверо последних проживают отдельно, в гостевом доме. Начало операции назначено на 03–00. Доклад закончил. Варушкин оглядел присутствующих, вопросов не дождался и сел на место, а к панели, продолжавшей демонстрировать схематичный план виллы, вернулся Нарышкин: — Господа, в конце хочу еще раз особо обратить внимание на тайный характер данной операции. Наши французские коллеги хоть и взяли на себя решение всех вопросов с местной полицией, но хотелось бы обойтись совсем без нее. В идеале, даже соседи нашего банкира ничего не должны услышать, а если и услышат — списать происходящее на невинные развлечения загулявших швейцарцев. — И генерал посмотрел на французов. — Господин Бланзак, господин Дюбуа, у вас есть что добавить? — Нет, господин Нарышкин, — ответили те и встали. — В два часа будем в назначенном месте. До встречи. И удачи, господа! Ваши высочества! — французы поклонились нам с Николаем и Александром и в сопровождении Алексея Петровича покинули каюту. А к панели опять встал Варушкин и принялся посвящать нас в детальный план операции. Самым же интересным для меня стало описание, если можно так выразиться, тактико-технических характеристик господ швейцарцев, главными из которых были врожденный чудовищно крепкий доспех и владение какой-либо стихией фактически на минимальном уровне, достаточном только для бытового применения! Я аж узнал себя полугодовой давности! Этим-то и объяснялось привлечение к захвату столь необычной цели аж полноценного подразделения спецназа и просьба отца о подстраховке морячков с нашей Колей и Сашей стороны. Как выяснилось, Нарышкин в кустах отсиживаться тоже не собирался — именно он и три его «дипкурьера» составляли группу подстраховки, усиленную еще и Ваней Кузьминым, в обязанности которого входило полное гашение всех обликов, находящихся на территории виллы. Нам с Колей и Сашей досталась роль этакого резерва командования или палочки-выручалочки, к которой прибегают только в крайнем случае. Короче, я охренел от того, сколько сил бросили на захват какого-то швейцарца, а все нюансы мне чуть позже разъяснил Кузьмин: — Царевич, ты из школьного курса истории должен знать, что в средние века именно швейцарская армия представляла собой самую боеспособную армию Европы. — Помню. — Именно поэтому их в конце концов оставили в покое, особенно после того, как очередной Папа Римский завел у себя швейцарскую гвардию, исправно служащую Ватикану до сих пор. Оставленные в покое швейцарцы активно занялись ростовщичеством, которое со временем превратился в респектабельный банковский бизнес, но свои крепкие доспехи не растеряли. Больше тебе скажу, царевич, этот доспех, по слухам, эффективно защищает их не только на материальном уровне, но и в ментальном плане. — Насколько сильно? — подобрался я. — Достаточно, чтобы защищать на протяжении нескольких столетий римских пап, активно участвовать в деятельности святой инквизиции по уничтожению колдунов с ведьмами и без ущерба заниматься ростовщичеством, — совсем не весело ответил Колдун. — Теперь просто представь, с чем именно мы с тобой можем столкнуться. — Да уж… — протянул я. — А зачем вообще тогда морячков привлекать? Тебя, Прохора, Коли с Сашей, Нарышкина со своим опросником и меня должно хватить. Если бы не получилось — разыграли бы попытку ограбления и просто растворились в ночи. — А французы, которые за нами будут следить под запись с разных точек? — вмешался в разговор Прохор. — Зачем нам так откровенно светить твои с Ваней возможности? А тут целая спецоперация, эпичная высадка с моря, антураж в виде гидрокостюмов, эффектное преодоление препятствий в прыжке и кувырки через розовые кусты… Пущай смотрят потом записи, нам не жалко. Вот если все пойдет через одно место, вы и вмешаетесь, там не до жиру будет. Главное — клиента за хобот взять и получить правдивые ответы на все интересующие нас вопросы. — Ясно… — На пирсе быть в полночь, молодежь, и без опозданий мне! — Слушаемся, господин императорский помощник!.. *** После ужина, перед которым наши девушки опять умудрились «прошвырнуться» по бутикам, я напомнил Марии с Варварой о завтрашних поминках и тут же получил от старшей сестры гневную отповедь: — Плохого же ты мнения о нас с Варей, Лешенька! Мы Вику с детства знали! Как ты мог подумать, что мы забудем! — Извините… — опустил глаза я. — Извиняется он! — продолжала «гневаться» Маша. — Мы уже и Людмилу Александровну попросили кого-нибудь завтра утром в церковь отправить, чтобы батюшка Вадим поминальный молебен по Виктории прочитал, если у нас не получится до прихода добраться. — Почему это не получится? — вскинулся я. — Просто Стефания предложила завтра прямо после фотосессии на яхте вдоль Лазурного берега пройтись, все красоты показать… Обещала хорошего экскурсовода, полдник и ужин в пафосных ресторанах, прогулки в живописных местах… — Мария смотрела на меня смущенно. — Можно было бы и на нашу с Варей виллу заскочить… Посмотреть… Оценить твой подарок, Лешенька… На виллу заскочить? Посмотреть? Оценить??? Это действительно был край… И опять эта звенящая пустота в груди, а из эмоций одна обида… Мария же затараторила: — Но мы с Варей сразу Стеше сказали, что край в восемь вечера должны быть в Монако! А чтобы остальным отдых не портить, мы можем байки с собой на яхту взять, и на них в Монако вернуться! — Стеше сказали к восьми, а домой, значит, на байках? — меня начало потрясывать. — А в церковь мы, значит, в кожаной экипировке и шлемах явимся и так же поминальный молебен слушать будем? А свечки за упокой Викиной души в перчатках ставить начнем? — Леша?! — Маша с Варей побледнели, а стоящие рядом молодые люди попятились. Меня же несло: — А потом мы выйдем из церкви, сядем на байки и поедем смотреть вашу яхту, сестренки! А потом будет веселье в ночном клубе до утра! Гуляй, рванина? — Леша?! — испуганные, бледные до синевы сестры сделали от меня несколько шагов назад. — Марш в номер! И без моего разрешения его не покидать!