Примерно через десять минут последовало предупреждение Нарышкина: — Подъезжаем. Ворота будут справа по ходу движения. Кузьмин тут же переместился на задний ряд сидений, остававшихся свободными, и, судя по его возне, как и я, уставился в окно. Подсвеченные Бранденбургские ворота с колесницей и богиней победы Викторией наверху, главный символ Берлина, меня не особо впечатлили — может, виновато было ночное время, а может, мне элементарно не хватало художественного вкуса. Скорее всего, конечно же, второе, но я такой оказался не один — сзади послышался негромкий голос Кузьмина: — Прошке надо будет сказать, что я от ворот остался в полном восторге — пусть завидует. А так… полная ерунда. Алексей Петрович, — сказал он уже громче, — а у вас, случайно, в машине большой флаг Российской империи не завал… не припасен? Генерал посмотрел на полковника, помотавшего головой, и ответил: — Нет. Надо срочно достать, Иван Олегович? — Было бы неплохо… Хочу, когда мы с текущими делами разберемся, наш флаг над Рейхстагом водрузить. Мы же сможем к Рейхстагу заскочить на обратном пути? Нарышкин переглянулся с Сидоровым и растянул губы в улыбке: — Отличная шутка, Иван Олегович. — А кто сказал, что это шутка, Алексей Петрович? — продолжал глумиться Ванюша. — Я надеюсь, хотя бы в нашем посольстве флаг найдется? — Найдется… — кивнул Нарышкин. — Мы как раз сейчас мимо посольства и проезжаем. Оно будет слева по ходу движения, но прямой обзор закрывают другие здания. Иван Олегович, сейчас мы на Беренштрассе, а посольство расположено на параллельной Унтер-ден-Лиден. Заезжаем? — На обратной дороге, — невозмутимо ответил Кузьмин. — Делу время, потехе час. Долго нам еще до точки ехать? — Три минуты. — Алексей Петрович, и скажите господину полковнику, чтобы не к самому подъезду подъезжал, а встал в тенечке, где камер поменьше. — Уже, Иван Олегович. — Отлично!.. Как рассказывал Нарышкин моему родителю еще на яхте, дипломатические сотрудники нашего посольства достаточно компактно проживали в центре Берлина в очень респектабельном районе на улицах Краузенштрассе, Шютценштрассе и Циммерштрассе. Оказалось, у нашего дипкурьера, вот неожиданность, был неофициальный доступ к камерам всего района, так что, еще когда мы двигались по Ляйпцигер Штрассе Сидоров, возившийся с ноутбуком, доложился, что «неожиданно» случился технический сбой на сервере и камеры нас не видят. Гигантским усилием воли я перешел на темп и, судорожно сглотнув от приступа тошноты, принялся мониторить окружающее пространство на предмет характерных потоков внимания, краешком сознания отмечая, что Кузьмин занимается тем же самым. Логика подсказывала — если немцы не дураки, а они не дураки, должны быть стационарные посты наблюдения за местами проживания наших дипломатов. По крайней мере, один точно. — Карту района! — прохрипел я и снова сглотнул. — Быстро! Сидоров метнулся ко мне с ноутом, и я, мысленно сориентировавшись, ткнул два раза пальцем в экран: — Два поста. Покажите полковнику, чтобы мы не попали в прицел их фиксирующей аппаратуры. Операторов сейчас выведу из игры… Разобравшись в совокупности с четырьмя человечками — с двумя бодрствующими и двумя спящими — вышел из темпа, стащил с головы кепку и уткнулся лбом в прохладное стекло окна. — Царевич, — на соседнее кресло присаживался Ванюша, — родной, ты опять один решил все сделать? — в голосе колдуна смешалась досада с неприкрытым волнением. — Я же филеров тоже почуял, только собирался для гарантии подобраться поближе. Силы-то хоть остались? — Если только работать на морально-волевых, — прошептал я. — Возникнет необходимость, можешь на меня рассчитывать. — Будем надеяться, что не возникнет, — вздохнул он. — Короче, слушай мой приказ: сидишь в машине, прикидываешься ветошью, а я спокойно отрабатываю оставшихся семерых персонажей. Договорились? — Договорились. — Чудненько… Винницкий жил на Циммерштрассе, улице, расположенной дальше всех остальных, если смотреть со стороны нашего посольства. Машину полковник расположил в наименее освещенном проезде между домами, а генерал указал на один из подъездов трехэтажного дома, стоявшего прямо напротив: — Второй этаж, окна выходят на эту сторону, кроме окон кухни и детской спальни. Консьержа в подъезде нет, код домофона не проблема, — Нарышкин покосился на Сидорова, — а вот как мы без шума попадем в квартиру… И взгляды двух жандармов скрестились на Ванюше, который поморщился: — Ну, типа, способы есть. Работаем втроем, Камень и полковник остаются в машине. Рации еще раз проверим… Отлично! Но рациями пользуемся только в случае крайней необходимости. И, господа, я вас умоляю: не надо шума! Тихо пришли, тихо ушли. Вперед! В окно я наблюдал, как наша «группа захвата» спокойным прогулочным шагом пересекает двор, исчезает в подъезде, а минуты через три в двух окнах на втором этаже загорается свет — Ванюша решил работать в комфорте, а не при свете ночника или фонарика смартфона. — Свет зажегся… — сообщил мне полковник, видимо, опасаясь, что с моего кресла этого не видно. — Группа в квартире. — Спасибо! — поблагодарил я. И в микроавтобусе опять повисла тишина. Минут через пять я начал волноваться — по моим расчетам, Кузьмину на допрос хватило бы и пары минут, а тут такая задержка! Неужели колдун решил получить от предателя какие-то дополнительные сведенья? Еще минут пять… — Свет погас… Выходят втроем… — Спасибо… Когда троица заняла свои прежние места в салоне, Нарышкин скомандовал: — К Богословскому. — Есть. Когда машина тронулась, Ванюша принялся меня шепотом просвещать: — Мимо. Оказалось, у Винницкого жена-истеричка начала исполнять и грозиться уехать обратно в Россию вместе с детьми, вот он и вибрировал. Пришлось для восстановления семьи и дальнейшего нормального развития карьеры разведчика до кучи пообщаться чутулю с этой курицей. — Как бы и следующий… — расстроился я. — Ну и хер с ним! — пихнул меня локтем в бок Кузьмин. — Я вот вообще не понимаю, как ты это делаешь, и не жужжу! — Это ты-то не жужжишь? — Если только немного. Как самочувствие? — Прихожу в себя. Ротмистр Богословский жил на Краузенштрассе в большом пятиэтажном доме, расположенном прямо напротив небольшого сквера. — Наших в этом доме еще двое проживают, — сказал Нарышкин, когда полковник запарковал машину в очередном не особо освещенном месте. — Окна квартиры Богословского на третьем этаже выходят как раз на сквер, в подъезде консьерж. Еще один наш коллега проживает этажом выше, в этом же подъезде, а еще один в соседнем. — Ничего, — протянул Ванюша, — мы как в бане — всех посмотрим… И вновь потянулись тягостные минуты ожидания со все растущей уверенностью, что мои чувственно-аналитические потуги в самолете оказались полной и законченной профанацией! Да, я могу находить людей по их энергетическому образу, дистанционно воздействовать на нужных мне индивидуумов, даже считывать их эмоции! Но вот в тайны их души, в их сокровенные мысли и побуждения, увы, проникнуть могу лишь при непосредственном контакте, когда объект лично, своим языком, расскажет мне подробности. Плохо ли это? Не думаю — очень мне не хочется нести лишнюю ответственность и брать грех на душу, например, огульно обвиняя офицера разведки в самом тяжком из его возможных грехов, коим являлось предательство. Уж лучше поступать как сегодня — незаметно пришли, чтобы не оскорблять беспочвенными подозрениями, проверили, убедились, что невиновен, «извинились» за беспокойство, попытавшись наладить семейную жизнь, и тихо растворились в ночи. А вообще, тренироваться надо чаще, может, у меня что путное со временем и выйдет… — Внимание!.. — с напряжением в голосе заговорил полковник, и я встрепенулся. — Вышли четверо. Направляются к нам. Я и не заметил, как задремал, и, обругав себя последними словами за недопустимую беспечность, пригляделся: действительно — к группе добавился новенький, он же четвертый, и передвигался этот четвертый хоть и самостоятельно, но походка у него была какой-то неестественно дерганой… Дверь открылась, и Ванюша буквально втолкнул в салон крепыша среднего роста с профессионально незапоминающимся лицом и стеклянными глазами: — Заползай, падаль! Остановка промежуточная, но далеко не конечная! Удар по ногам, крепыш падает на колени. — Грабки, падла, за спину завел! — Щелчок наручников. Еще один щелчок — ноги тоже в наручниках. Удар ногой в спину, и пленник поломанной куклой лицом вниз падает в проход между сиденьями, а Ванюша поясняет нам с обернувшимся полковником: — Он это, гарантия сто процентов! Успели еще его соседа по подъезду заодно проверить — чист как слеза. Сейчас пойдем в соседний подъезд. Полковник, за эту падаль головой отвечаешь! — Есть! — кивнул тот. Кузьмин же, повернувшись ко мне, улыбнулся и шепотом сказал: — Вот видишь, у тебя на самом деле все получилось, а ты переживал. Драйвера нашего подстрахуешь? — Ага… — и, когда за Ванюшей закрылась дверь, я обратился к «драйверу»: — Господин полковник, вы не переживайте, падаль эту я держу. — Пересел для удобства и поставил ногу на спину предателя. — У меня приказ, ваше… — он осекся. — Вместе посторожим. А вот кепочку я бы вам порекомендовал все-таки надеть… От греха. — Спасибо за заботу, господин полковник. — И тут же натянул кепарь. А чего такого? Человек проявил заботу, причем из сугубо профессиональных побуждений. Значит, необходимо господина полковника уважить.