* * * С трудом очухавшись после жесткого коматоза, в который их отправил Кузьмин, разведчики первым делом привели себя в надлежащий вид: отряхнули пыль с костюмов, поправили воротники рубашек и вернули на место съехавшие набок галстуки, только потом решили обсудить свои ощущения, косясь при этом на мирно беседующее в стороне «руководство». – Командир, – откашлялся Кудря, – если это была всего лишь первая тренировка, то я теряюсь в догадках, какая жесть будет на следующих! Меня же ноги едва держат, башка трещит, кружится и блевать охота. Короче, командир, все признаки контузии на лицо. А если у меня еще случится, как указано в той методичке, утрата контроля за дефекацией и мочеиспусканием, я тебя первого прокляну за то, что во весь этот блудняк нас с Косолапым втянул… – Согласен с коллегой, – кивнул Медведь. – Требую сутки за полтора для расчета пенсии, как на боевых выходах! Особенно за намек на позорную для русского офицера утрату контроля за дефекацией! Зуб даю, здоровья мы здесь явно больше оставим, чем в родном подразделении за все время службы. – Хорошо, с генералом Димой переговорю, – буркнул полковник, «продержавшийся» против Кузьмина дольше всех остальных и выглядевший соответственно. – Но так, бойцы, меня даже в училище так не дрочили, тут вы абсолютно правы. С другой стороны… Вы на Камня гляньте! Представляете, как над ним этот стремный дяденька в кепке измывается, если тот против церковных колдунов в одиночку выдюжил? А до этого тех уродов афганских в спортзале с гранатами в руках держал, пока злодеев лазоревый спецназ вязал. – Так там и воспитание у подростка соответствующее было, – хмыкнул Кудря. – Не к каждому легендарного Зверя приставляют. Я до сих пор в ахuе, как наш великий князь нормальную светскую жизнь вести умудряется при таком-то воспитателе и своем крайне резком дедушке генерале Пожарском. Тот, говорят, тоже зело крут нравом был, особенно во время войны. Вот и сложилось… – Кудря, – нахмурился полковник, – ты бы мыслишки подобные из своей отбитой головенки вместе с очередной дефекацией в нужнике оставил! Я с Камнем воевал, хоть и недолго, но успел насмотреться на его подвиги. Видел я, на что способен и легендарный Зверь. – Литвиненко ощерился. – Поверь, боец, тебе бы не захотелось стать целью ни одного из них. – Прости, командир, это я так, в общем и целом… – только отмахнулся ничуть не смущенный ротмистр. – Я же за нас троих переживаю, сапоги вы неумытые! – вздохнул полковник. – Здесь везде уши! За базаром следите, я вас умоляю! А тренироваться у Кузьмина будем, в жизни всяко пригодится. И великого князя славить будем, потому как не забыл он армейских неучей, к свету и новым свершениям путь указал и за собой повел. Мысль я свою доходчиво обозначил? – Доходчиво, – кивнули оба его подчиненных, а Медведь добавил: – Командир, ты уж не забудь с генералом Димой по поводу «сутки за полтора» побазарить, вопрос-то крайне серьезный! – Кто о чем, а вшивый о бане! Хорошо, Косолапый, не забуду, – пообещал тот. * * * Обедал в обществе Прохора, Ивана и присоединившегося отца, перед которым мы все подробно отчитались за утреннюю «линейку» в Арсенале. – Добро. – Цесаревич был явно доволен. – Хоть здесь пока без накладок, а то Виталя нас с государем до сих пор никакими новостями про батюшек порадовать не может. Как там эти трое протеже Алексея из военной разведки? – Думал, будет хуже, – хмыкнул Кузьмин. – Отправил их в больничку к Лебедеву, пусть он их на реанимацию понатаскает, в жизни точно лишним не будет. – Тоже дело, – кивнул отец. – Как впечатления от канцелярских колдунов? – Ожидаемые. Будем работать. – Ясно. – Отец повернулся в мою сторону. – Алексей, хочу тебе напомнить, завтра состоится презентация портрета императора работы Александра Петрова. Принято решение, что пройдет она в Георгиевском зале, а присутствовать будут как старшие Романовы, так и король Франции, которому государь уже анонсировал премьеру. Принц Джузеппе тоже приглашен, как и принцесса Стефания. Твое присутствие обязательно, костюмы из особняка доставят к вечеру. – Есть, ваше императорское высочество, – кивнул я. – Всенепременно буду, но в первую очередь ради Сашки Петрова. Может, тогда стоит пригласить Кристину Гримальди, моих сестер, Марию с Варварой, а также Николая с Александром Романовых? Они вроде как Петрову не чужие? И Прохора? Ему потом перед родителями художника отчитываться. И князя Пожарского. Еще бы брата с сестрой Долгоруких, Ингу Юсупову и… Анну Шереметьеву? – Ты так уверен в успехе портрета? – хмыкнул отец. За меня ответил воспитатель: – Саша, мы уверены! – Хорошо… – протянул родитель и достал телефон. – Отец, я по поводу завтрашней презентации твоего портрета. Алексей предлагает пригласить всех их с Петровым общих друзей и отдельно Коляшку с Шуркой Александровичей… Да, которые курсанты… До двадцати трех? Отлично! Князь Пожарский?.. Договорились. Еще Белобородов… Будет исполнено, ваше императорское величество! – он убрал телефон. – Слышали? – Мы кивнули. – Прохор, чтоб костюмы тоже сегодня же были в Кремле! Алексей, Михаила Николаевича чтоб уведомил лично, а приглашение ваших друзей советую поручить Марии с Варварой, они все сделают с огромным удовольствием. Николая с Александром из училища у генерала Ушакова отпрошу сам. – Во сколько все начнется? – поинтересовался я. – В восемнадцать ноль-ноль. – А будет только портрет императора? – Да. – Может, тогда портреты Алексии и деда Михаила привезти? Кроме того, у меня висит Сашкина картина, на ней смоленское поместье изображено. Мне кажется, некое подобие выставки будет всяко лучше, чем один даже крайне пафосный портрет. Отец посмотрел на моего воспитателя: – Прохор, это тоже на тебе, как и переговоры насчет портрета с Михаилом Николаевичем. – Есть! * * * Уже около трех часов дня мы с царственной бабкой, как и договаривались вчера, вместе заявились в кремлевскую больницу, чтобы проведать пострадавших курсанток. В фойе мы задержались, и я быстро передал императрице наш с Прохором разговор насчет выкупа домов в нашем квартале. – Я рада, что ты, Алексей, взялся за ум, – похвалила меня бабка. – Сегодня же переговорю с твоим дедом и отцом, чтобы дали соответствующие указания Пафнутьеву. – А Пафнутьев… это не жестковато? – опешил я. – Может, без Тайной канцелярии обойдемся? Там же обычный выкуп домов и участков… – Ты хочешь, чтобы переговоры с владельцами затянулись на годы? – бабка хмыкнула. – И ты это получишь, можешь не сомневаться. Начнутся необоснованные капризы, набивание цены и прочие сопутствующие алчные извращения. Поверь, мы в подобных случаях всем собственникам выплачиваем намного больше справедливой рыночной цены, но вот в роли… терпил, с которых можно содрать три, а то и четыре шкуры, род Романовых выступать позволить себе не может. С грозным же Пафнутьевым переговорный процесс идет гораздо быстрее, хватает, как правило, одного Виталиного визита, а дальше в дело вступают риелторы и юристы. – Накладки случались? – мне было действительно интересно. – Как и в любом другом деле, – императрица пожала плечами. – И?.. – Скажем так, – поморщилась она, – вопрос решался с наименьшим ущербом для репутации рода. – Трупы? – ухмыльнулся я. – Сожженные особняки? – Куда ж без этого… – бабка опять поморщилась. – Но это бывало только в крайних случаях и очень редко. – И тоже в рамках поддержания репутации рода, – вздохнул я. – А ты думал, что до тебя, Алексей, никто из Романовых по особнякам с «визитами вежливости» не шастал? – императрица смотрела на меня с насмешкой. – Из ныне живущих особенно этим любил заниматься Сан Саныч, дед твой двоюродный. Очень уж он по молодости непоседливый был, да и… мутное время после Первой мировой войны располагало и диктовало свои условия. Вот твой покойный прадедушка, Николай II, и направлял энергию племянничка в нужное для рода русло. – А почему я про это ничего не слышал? – Потому что в учебниках истории про такое писать не принято. – Бабка хмыкнула. – Вливайся в семью быстрее, внучок, еще не так удивляться начнешь. Да и на принимаемые родичами решения по-другому смотреть будешь, не с точки зрения тактики, как сейчас, а с позиций самой что ни на есть долговременной стратегии. – Ясно… В самом отделении нас встретил весь из себя учтивый и радушный Лебедев в накинутом на плечи белом халате – таком же, как те, что болтались на нас. – Государыня, Алексей Александрович, все пациентки чувствуют себя хорошо и семимильными шагами двигаются в сторону выздоровления, – отчитался он. – Думаю, в пятницу после обеда мы сможем всех выписать. – Отлично, Влад! – кивнула бабка. – Как у девушек настроение? – Нормальное, государыня. До обеда их посещали родичи, так что… Да и в училище девушки что-то не горят желанием возвращаться, особенно после тех условий, которые мы им здесь создали. – На свежий воздух их выпускали? – Была короткая прогулка утром и сразу после обеда. Будет еще вечером. – Колдун покосился в мою сторону. – Это у нас Алексею Александровичу в своих покоях не сидится, да и вряд ли его кто-то остановить способен, а вот девушки наших рекомендаций все-таки стараются придерживаться. – Слышал, Алексей? – теперь на меня смотрела и бабка. – А ты в этом училище позавчера чуть ли не пешком сразу же после нападения до гауптвахты поперся, а вчера днем еще и со мной гулял! – А еще я, бабушка, с твоим старшим сыном из Бутырки под синькой сбежал, – демонстративно ухмыльнулся я. – И снова сбегу, если посадят! И никакие канцелярские колдуны меня не удержат! Романовская кровь, чего вы хотели?! – Это точно! – с важным видом покивала бабка и решила сменить тему разговора: – Влад, давай-ка ты нас с внуком тут так сориентируешь, чтобы мы Демидову с Хачатурян посетили в последнюю очередь? – Как прикажите, государыня! – обозначил он поклон. – Прошу за мной… В первых пяти палатах мы провели в общей сложности не больше получаса. Понятно, были и цветы, и фрукты, которые заносили сопровождавшие нас валькирии с дворцовыми в довесок к тому, что принесли ранее родичи курсанток, лились и сострадательно-успокаивающие речи Марии Федоровны, от которых девушки млели, как млели они и от моих кратких, но проникновенных реплик. А вот в шестой палате, где и «лежали» Демидова с Хачатурян, меня ждала лютая подстава со стороны коварной бабки: та толкнула очередную проникновенную речугу, добавив в конце: – Ну, княжны, желаю вам скорейшего выздоровления! За сим прощаюсь, не буду вам мешать и оставляю вам Алексея. – И в сопровождении своих валькирий с невозмутимым видом покинула палату. С минуту стояла тишина – девушки, теперь уже совершенно не скрываясь, с огромным интересом разглядывали мои виски, пока Демидова не попросила: – Милый, поверти-ка головой! Я вздохнул и выполнил просьбу. – Ясно, – вздохнула она. – Так и знала, что никакие это были не учения Тайной канцелярии, после которых мы тут все еле-еле очухались! Алексей, ты опять какой-нибудь подвиг совершил? – Пытался с губы сбежать, а подлый царственный дед мне засаду лютую устроил… – сказал я первое, что пришло в голову, раз версия про учения канцелярии уже не канала.