– И эта засада ждала тебя как раз в женской общаге? – хмыкнула Демидова. – Да такая лютая, что ты от перенапряжения чуть ли не полностью поседел? Тамарка, похоже, его императорское высочество нас с тобой совсем за идиоток держит. Хотя… пусть будет засада, все равно мой милый нам с тобой правды не скажет. Жив, и ладно… Присаживайся, Алексей. – Она указала мне на край своей кровати. И уселась сама. Полы ее шелкового халата с китайскими драконами при этом распахнулись, ноги девушки практически полностью обнажились, и она, глядя на меня с усмешкой, медленно закинула одну на другую. – Чего же ты застыл, милый? – проворковала Демидова. – В зобу дыханье сперло? – Ага. Случился резкий отток крови от верхних дыхательных путей в сторону средних пих… Короче, Евгения, не сочти за дерзость, но я бы тебе отдался за полстакана семечек! Несмотря ни на что, вы с Тамарой выглядите просто обалденно! – Фи, ваше императорское высочество! – Они с Хачатурян с довольным видом засмеялись. – Дешево же вы себя цените! Но за комплимент спасибо! Чего стоишь? Садись уже! Дай себя поближе рассмотреть. А потрогать можно? – Стесняюсь спросить, что именно, Женя? – Фи! Пошляк! Садись уже! Тамарка, давай к нам. Следующие полчаса были посвящены обсуждению того, как девушкам скучно в кремлевской больнице, и последним новостям из училища. Оказывается, всем курсанткам вчера вечером доставили телефоны, и они успели пообщаться с однокурсниками. – Одни братья твои молчат, как всегда, и ничего не комментируют, – с обидой заявила мне Хачатурян. – А твой мертвенно-бледный вид в холле нашей общаги заметили практически все и ни в какие учения Тайной канцелярии не верят. Еще командование лютует, все училище по уставу теперь живет. Дыры в заборах заделали и колючкой обнесли, военная полиция как с цепи сорвалась и всю территорию патрулями круглосуточно контролирует, на проходной контроль тоже усилили, даже, говорят, увольнительные до Нового года хотят отменить! – Жесть! – согласился я. – Полное безобразие! Кстати, красавицы, а вы знаете Елену Панцулаю с первого курса? – Это которую ты тогда на руках таскал? – картинно нахмурилась Демидова, а я кивнул. – Хотела ей темную устроить, чтоб чужих мужиков не уводила, да потом смилостивилась: у ее и так, говорят, с физухой беда, а тут я еще со своими претензиями. Ну и что с ней? – А это именно она по всем этажам общаги бегала, когда все остальные курсанты на построении были, двери ломала, разыскивала пострадавших и оказывала им первую помощь. Я-то сам… после засады не в состоянии был, а Коля с Сашей вход остались контролировать. Когда «скорые» прибыли, Лена вас даже на носилки помогала грузить, – тут уж я приукрасил, – а ты ей, Женя, темную собралась устраивать. Демидова с Хачатурян переглянулись, и последняя на полном серьезе спросила: – Я тебя правильно поняла, Алексей, что мы Панцулаю должны взять под опеку? И эта опека в силу знатности Демидовой и Хачатурян, а также остальных молодых людей из их компании, была совсем не пустым звуком, да и элементарное знакомство с представителями аристократических родов могло помочь Панцулае в будущем. – Вам решать, – пожал плечами я. – Просто мне кажется, что вы должны знать этот факт, а то Лену канцелярские тоже на подписку посадили и от нее вы об этом точно не узнаете. Заявляю сразу, Колю с Сашей я в ближайшее время точно попрошу приглядывать за Панцулаей. – Дальше можешь не продолжать, – кивнула Демидова. – Мы все поняли, твоя пассия будет под надежным присмотром. – И заулыбалась. – Еще пожелания будут, мой господин? – Будет вопрос, красавицы. – Я ехидно улыбнулся. – Завтра вечером в Георгиевском зале состоится презентация портрета императора работы хорошо вам известного художника Петрова. Помимо Романовых, будут Бурбоны с принцем Джузеппе и Кристиной Гримальди, брат с сестрой Долгорукие, Юсупова и Шереметьева. На правах родича императора и друга художника имею честь пригласить и вас, девушки. А теперь вопрос: у вас здесь, кроме таких милых халатиков и камуфляжа с берцами, есть что-нибудь приличное? А то как бы конфуза не вышло… Какое же удовольствие я получил от чувств, отражение которых с поразительной быстротой сменялось на лицах девушек. Вишенкой же на торте стал полный отчаянья всхлип вскочившей Евгении: – Тома, куда ты сунула мой телефон? – Никуда я его не совала! А где мой? Глядя на то, как девушки мечутся по палате в поисках телефонов в своих легкомысленных халатиках, я подумал, что было бы совсем неплохо, если бы и меня кто-нибудь навестил, желательно Алексия или Виктория, а еще лучше обе сразу… * * * На ужин ко мне пришли Мария с Варварой и сразу отчитались, что пригласили на завтрашнюю «выставку» всех наших друзей. Я же, в свою очередь, сообщил им о том, что позвал Демидову с Хачатурян. Сестры, в общем и целом, прореагировали нормально: – Петров прежде всего твой друг, Лешка, – сказала Мария, – и еще ты болеешь, так что тебе можно. – Да не болею я, так, присутствует легкое недомогание… – пришлось ответить мне. – Отец говорит другое, – безапелляционно заявила Варвара. – Так что не спорь! Как, кстати, ваш с бабушкой визит в больницу прошел? – А я думал, что она вам рассказала? – Не-а, бабуля там чем-то важным занята, вот нас к тебе и сплавила, – отмахнулась средняя сестра. – Лешка, ты только не подумай чего, мы и сами к тебе собирались, после того как домашку сделаем, а тут еще и… Ну, ты понял. – Понял, – кивнул я. В импровизированном «отчете» я имел неосторожность упомянуть Панцулаю, и, к моему огромному удивлению, сестры заинтересовались девушкой, вытянули из меня все подробности и подвели итог: – Еще одна жертва обаяния Романовых! – Мария смотрела даже не на меня, а на улыбающуюся Варвару. – Бедная девочка! Как же она будет страдать, когда тебя на следующей неделе переведут обратно в университет… – Маша!.. – Варвара теперь с осуждением смотрела на сестру. – Проговорилась все-таки, ворона! – А ты чайка вологодская! – фыркнула та. – Я же не специально! – А ну-ка, девушки-красавицы, с этого места поподробнее! – потребовал я. Сестры переглянулись, и Мария вздохнула: – Мы с Варькой вчера случайно разговор бабушки и дедушки подслушали, в котором они как раз этот вопрос обсуждали. Вернее, решали, как именно это все «покрасивше» провернуть, чтоб, значит, репутация рода не пострадала… – И что решили? – Мы не успели дослушать, – опять вздохнула она. – Нас заметили… – Плохие из вас «ниндзи» получились? – хмыкнул я, а сестры кивнули. – Но за информацию спасибо. – Ты же нас не выдашь? – Нет, конечно. – Спасибо. И вообще, что-то ты не сильно обрадовался, – хитро прищурилась Мария. – Понравилось в училище? – Что-то находишь, что-то теряешь… Вы такое количество колдунов в Кремле одновременно когда-нибудь видели? – Не-а, – сестры помотали головами. – «Тайгу» временно вывели из Канцелярии и переподчинили моему Прохору, вернее, Ивану Олеговичу Кузьмину. Догадываетесь, под кого именно это все делается? – девушки понятливо кивнули. – А на мне еще жандармские «Волкодавы» и в ближайших планах наши с вами дворцовые полицейские с валькириями. И еще куча разных дел, которые на казарменном положении ну никак провернуть не получится. Я-то думал, дед меня перед самым Новым годом из училища заберет, а он в свете последних событий решил сделать это еще быстрее. Так что, да, сестренки, я по училищу с его такой уютной и тихой гауптвахтой буду однозначно скучать. – Бедненький! – у девочек были круглые глаза. – А ведь тебе еще и в университет надо будет ходить! И домашку делать! – Вот и именно, сестренки! За домашку я и переживаю больше всего… * * * В десятом часу вечера, когда я уже успел пригласить на завтрашнее мероприятие деда Михаила, выслушав от него упреки в том, что позвонил позже своего воспитателя, пообщаться и с Алексией, и с Викторией, и с Сашкой Петровым, и даже с братьями-курсантами, Прохор с Иваном предложили мне прогуляться. Прогулка, однако, надолго не затянулась и закончилась в Арсенале, на втором этаже в большой гостиной с накрытым столом. Из-за которого при нашем появлении поднялись военные разведчики и командир «Тайги» Лебедев. – Алексей! Прохор! Иван! – воскликнул Литвиненко. – Прошу к столу! Ясно, история с Афганистаном повторяется, происходит и «первое знакомство», и объединение «родов войск». Мы уселись на предложенные стулья и выпили «по первой», причем Литвиненко, когда наливал мне водки, покосился на Кузьмина. – Пару-тройку рюмок царевичу можно, – кивнул тот. Через полчаса за столом царило уже полное взаимопонимание, а изрядно подпитый Лебедев, который явно хорошо «принял на грудь» еще до нашего прихода, тихонько жаловался Прохору на жизнь: – Я же этого подлеца талантливого еще подростком помню, – он косился на Кузьмина, – сам его в нашу учагу принимал! А потом наставником был! Учителем! Это я его из всех неприятностей вытаскивал и перед руководством за все творимые бесчинства защищал! Я же его на свое место готовил! А чем он мне отплатил? Сначала, гад такой, дезертировал с поля боя, а потом столько лет над родным подразделением как только не издевался! И что мы имеем в итоге, Проша? Этот подлец с легкостью демонстрирует такой запредельный уровень нашего колдунского мастерства, который мне и всем остальным может только сниться! Понимаешь, обидно мне, Проша! Обидно и досадно! А кто Ванюша после этого? – Кто? – хмыкнул воспитатель. – Гад ползучий! – и без перехода: – Давай выпьем, Проша? – За Ваню? – За него, гада… Кузьмин, сидевший рядом и все прекрасно слышавший, с улыбкой повернулся ко мне: – Брюзжит старик, всегда таким был. – А чего он так напился-то? – спросил я. – По поводу своего фактического понижения переживает? В этот момент к Владиславу Михайловичу и Прохору протянули свои рюмки разведчики, совершенно при этом не интересуясь содержанием тоста, и на той стороне стола вновь воцарилось взаимопонимание. Кузьмин тоже отсалютовал рюмкой, но пить не стал и ответил мне: – Да нет, этому понижению старик на самом деле рад. Они же с Пафнутьевым вообще стреляться хотели, после того как ты на них в той общаге в своей привычной манере наехал, а тут так все завернулось, что обоих оставили на прежних должностях, взяли как бы на поруки и заставили отрабатывать свои косяки.