– Так это не их с Пафнутьевым косяки… – Помолчи, царевич, – поморщился Кузьмин. – Это косяки Витальки с Владом, и точка. А на стакан старик подсел после вечерней тренировки. – Вечерней тренировки? А меня ты почему не позвал? – возбудился я. – Насмотришься еще, – отмахнулся он. – Тем более к тебе великие княжны должны были на ужин пожаловать. Короче, как только дежурство в больничке у Лебедева закончилось, и другая смена колдунов на дежурство заступила, я освободившимся приказал явиться в Арсенал, ну и… Лебедев хоть и самый матерый и опытный из всей «Тайги», да и я сделал все красиво для поддержания авторитета учителя, но и ему пришлось без сознания поваляться. Вот он под это дело-то и принял «лекарство», несколько переборщив с дозировкой. – Ясно, – кивнул я. – Кстати, царевич, – Ваня ухмыльнулся, – знаешь, что мне Михалыч сказал в конце тренировки? – Я заинтересованно кивнул. – Помнишь, как ты троих Никпаев у «Русской избы» кончил? – Честно говоря, нет, не в себе был. – Неважно. Ты тогда еще спешащего на перехват афганцев Михалыча походя загасил, приняв его за еще одного вражеского колдуна? – Да, мне говорили. – Так вот, царевич, – Кузьмин смотрел на меня серьезно, – Лебедев сравнил свои ощущения от моего воздействия и твоего и поделился интересными выводами. А они таковы: мое воздействие, если можно так выразиться, грубое, прямолинейное и жесткое, похожее на работу других бойцов «Тайги» и тех, с кем старику за его длинную жизнь пришлось столкнуться, в том числе и батюшек, дома которых они тогда неудачно штурмовали. А вот твое – более мягкое, обволакивающее, проникающее буквально в каждую частичку сознания с подсознанием, и от этого еще более убойное, не оставляющее противнику вообще никаких шансов выжить. – И что это значит? – не понял я. – Мне, конечно, льстит «убойное» и «не оставляющее противнику вообще никаких шансов», но с чем его едят? – Может, это как-то связано с тем, что ты на темпе двоиться и троиться стал, или с тем, что частоту меняешь, как будто ключ или пароль к каждому на чуйке индивидуально подбираешь? Не знаю… Эх, царевич! – вздохнул Кузьмин. – Если бы наша Академия наук ввела дисциплину «Колдуноведение», я бы при встрече с тобой воскликнул: «Это моя кандидатская!» – а после всего того, что видел в твоем исполнении, орал бы: «Это же, бл@дь, моя докторская!» Короче, будем разбираться, но в тех источниках, до которых я сумел добраться, ни о чем подобном не упоминалось. Может, с нами батюшки какой инфой поделятся? И этот хитрый взгляд колдуна… – Ваня, обещаю, – серьезно сказал я, – мимо тебя ничего не пройдет. Вернее, через тебя, как самого нашего квалифицированного специалиста, инфа и будет собираться, классифицироваться и обобщаться. Кстати, ты уже начал проверять, как в «Тайге» с составлением методичек дела обстоят? – Да нормально обстоят, сегодня уже глянул, а что толку? – отмахнулся он. – Там все на уровне начальной школы. Есть у меня собственный архив, припрятанный до лучших времен, вот там… – Кузьмин оглядел меня. – Хотя тебе тоже не очень интересно будет, лучше я в натуре все покажу. Помнишь тот наш разговор в Бутырке? – Да. – Постепенно всем овладеешь, у тебя получится. И давай уже в общей беседе поучаствуем, а то перед хозяевами неудобно. В этот момент полковник Литвиненко как раз развлекал всех остальных «веселыми» рассказами об охоте за героиновыми караванами на территории Таджикистана, причем делал он это в своей характерной ироничной манере, не указывая особых подробностей и без привязок к конкретной местности. – А деньги? Я такого количества и разнообразия не видел никогда! – вдохновенно вещал полковник. – Килограммы налички! Рубли, марки, фунты, лиры, даже американские доллары встречаются! Номера купюр уже давно в протоколах не переписываем, а на все операции с собой счетные машинки берем! Короче, разворошили мы там осиное гнездо, каждый местный бай посчитал своим долгом вой до небес поднять! После «выступления» Литвиненко слово взял чуть протрезвевший Лебедев, которого разведчики попросили дать несколько советов по соблюдению неписаных правил жителей Кремля. – Есть одно, но самое важное неписаное правило, господа военные! – Владислав Иванович ухмыльнулся. – Никогда, ни при каких обстоятельствах, даже в самой крайней ситуации не смейте даже думать о валькириях, тем более пытаться приблизиться к их покоям в Арсенале! Особенно пьяными и даже под воздействием самых что ни наесть светлых романтических чувств! Государыня под предлогом соблюдения приличий и сохранения морального облика вас за своих баб на куски порвет, и государь не спасет! Бывали, знаете ли, печальные прецеденты. – Это правда? – Литвиненко с расстроенным видом посмотрел на Прохора. – Истинная, – кивнул тот. – Подобное у нас в роду позволено очень немногим… И, в свою очередь, повернулся ко мне. – А что сразу я? И бабушка, насколько я знаю, на меня больше не дуется… Воспитатель же опять повернулся к Литвиненко: – На самом деле все не так страшно, Николаич, но поберечься все же стоит. – Ясно. Во время небольшого перерыва Литвиненко показал мне выделенные им на троих покои, в гостиной которых мы сейчас и сидели. Оказалось, за стеной был небольшой коридор с двумя санузлами и две же комнаты, в одной из которых разместился полковник, а в другой его подчиненные. – Можно сказать, царские хоромы, – охарактеризовал он показанное. – Честно говоря, мы с моими ребятами на такое и не рассчитывали. Спасибо! – Рад, что вам нравится, – улыбнулся я. – Как тебе тренировки? – Жестковат твой Кузьмин… – хмыкнул полковник. – Но дело свое знает. Это я тогда еще понял, когда к тебе в особняк с Воронцовым приезжал. – И Литвиненко неуловимо изменился. – Камень, только пойми меня правильно, я же себя по сравнению с тобой и Кузьминым полным неумехой чувствую, абсолютным нулем в профессиональном плане. То же испытывают и мои бойцы, как и подчиненные Владислава Ивановича, это же видно. Надеюсь, мы с Кудрей и Медвежонком будем не единственными армейскими колдунами, которые попали на эти… курсы повышения квалификации? Или ты нас выдернул только из-за наших с тобой хороших отношений? – Жизнь покажет, Леший, – пожал плечами я. – Планов много. Могу обещать одно: что смогу, сделаю. – Хоть так, – чуть успокоился он. – И еще раз спасибо! – Обращайтесь! Только мы с Литвиненко успели вернуться к столу, как без стука открылась дверь, и в гостиную шагнул мой отец: – Распиваем, значит? – нахмурился он. – И несовершеннолетних в распитие вовлекаем? Все повскакивали со своих мест, в том числе и я. – Вольно! – отец махнул рукой и «отошел» лицом. – Николай Николаевич, разрешите присоединиться? – Конечно, Александр Николаевич! – Литвиненко покосился на Великанова, который тут же кинулся к стене за свободным стулом. – А я не один. – Отец отступил в сторону. – Думаю, прекрасный пол нам совсем не повредит! Девушки, заходите! Как же я обрадовался, когда в гостиную ступили Алексия с Викторией! – Добрый вечер, господа! – кивнули девушки. – Вы не против, если мы к вам присоединимся?.. – Милости просим к нашему шалашу, дамы! Медведь, еще два стула! Девушек быстро представили разведчикам, после чего отца посадили чуть ли не во главе стола, а вот Викторию я разместил слева от себя, Алексии же «предложил» стул справа, как раз между мной и слегка напрягшимся Кузьминым. Леся после недолгих колебаний все же заняла это место и даже сказала что-то приветственное своему отцу. Никакой неловкости с появлением новых гостей за столом не возникло, даже как-то наоборот, а произносимые тосты все сплошь славили прекрасный пол. Когда же с первыми «восторгами» было покончено, мои красавицы, украдкой косящиеся на меня с самого своего появления, перестали быть центром внимания, а отец начал рассказывать какую-то поучительную историю из жизни, я получил от Вики чувствительный тычок локтем в бок: – Говоришь, все у тебя хорошо, Романов? – зашипела она мне на ухо и, откинувшись на спинку стула, позвала подружку. – Леська, ты обратила внимание?.. – Обратила, – нахмурилась та. – Ужас какой! – Какую краску для волос посоветуете? – хмыкнул я. – Да любую! – возмущению Вяземской не было предела. – Я тебя лично красить буду, лишь бы из дома не выпускать, а то ты и в салоне красоты себе приключений на пятую точку найдешь! – Полностью согласна! – поддержала ее Алексия. – Лешка, как ты в училище-то умудрился в такое вляпаться? – Не виноватый я, само так получилось. Как же мне все-таки было приятно чувствовать подобную заботу со стороны своих девушек! Хоть и проявляемую в такой своеобразной форме. – Все, красавицы, заканчиваем с упреками, – твердо заявил я. – И вообще, почему по телефону не сказали, что приедете? – Сюрприз тебе хотели сделать, – заулыбалась Алексия. – Ты рад? – Очень. Как на отца вышли? Через Прохора? – Через моего… отца, – запнулась она. – А тот с твоим связался. – Ясно. Надеюсь, вы с ночевой меня проведать приехали? – С ней, – это была уже Вика. – А учитывая, что мне завтра на службу, хотелось бы увидеть твои роскошные кремлевские покои как можно скорее. Зря я, что ли, Алексию рядом с Иваном посадил? – Викуся, не гони лошадей, как бы мой отец не обиделся на наш быстрый уход. Да и перед господами офицерами неудобно. – Тоже верно, – кивнула она. – Но и затягивать не стоит… – Не будем, – пообещал я. Мой план по поводу Алексии и ее родного отца все же частично сработал: за следующие сорок минут они обменялись несколькими фразами, поинтересовавшись друг у друга текущими делами, к тому же Иван несколько раз подлил дочери вина, которое поставили на стол специально для девушек. Как говорится, и то в гору. А когда мы все же собрались и прощались, уже мой отец отвел меня в сторону и сказал: – Сделай так, Лешка, чтобы Алексия завтра утром попала на тренировку, которую будет проводить Кузьмин. – И пояснил: – Это он меня об этом попросил. – Сделаю, – кивнул я и решил уточнить: – У вас на Алексию появились конкретные планы? – Какие у нас на нее могут быть планы, если она пока ничего собой не представляет? – поморщился он. – Ну, в этом вашем колдунском плане. Пусть вливается, так сказать, дальше видно будет. – Ясно. А за то, что девушек в Кремль провел, спасибо! – Белобородова с Кузьминым благодари, а особенно Пафнутьева, он больше всех поспособствовал. – Поблагодарю. Спокойной ночи!