Ехали на трёх машинах – двух «Волгах» и «Ниве» без гербов. Ее взяли на всякий случай. Как пояснил воспитатель – если вдруг возникнет необходимость не привлекать внимания. В моей «Волге» на заднем сидении расположились мы с Прохором, рядом с водителем – Михеев. К Смоленску подъехали в районе часа дня и сразу решили ехать к Петровым, не останавливаясь у меня в усадьбе. – Докладывай, как обстановка. – Прохор кому-то позвонил. – Так… Так… Понял… Нет, вам сниматься ещё рано. Наберу. – он повернулся ко мне. – Семья в сборе, их предупредили о твоем визите. Готовятся. Иваныч, скажи своим орлам, чтоб до особого распоряжения машин не покидали. Нечего Петровых ещё больше пугать. – Понял. – кивнул Михеев и принялся отдавать распоряжения по рации. – Теперь по тебе, Алексей. – начал меня инструктировать Прохор. – Я останусь в машине, показываться Петровым пока не буду. Пойдёшь к ним один. И не вздумай извиняться за действия Валькирий с самого начала, пусть Петровы к тебе привыкнут, выскажут, что наболело, немного успокоятся, а там видно будет… И ещё, Лёшка. Судя по докладам наблюдателей, Сашка уже немного отошел, а вот его отец настроен по отношению к нашему Роду резко отрицательно, хоть уже и не так, как было в самом начале, когда друга твоего Валькирии привезли. Так что постарайся под любым предлогом переговорить с Сашкой наедине, а уж потом, с его помощью, помириться с его родителями. Задача понятна? – Да. – кивнул я. – А вообще, действуй по обстановке. Ты эту семью лучше меня знаешь. Когда началась территория усадьбы Петровых, на меня нахлынули воспоминания – по этой дороге мы с Сашкой любили кататься на велосипедах, на этом поле обычно стояли стога сена, в этом лесу всегда много земляники, а в этом – грибов, а на этом пруду мы любили рыбачить вон с тех мостков… А вот показалась и сама усадьба… Как и предупреждал Прохор, Петровы нас встречали, стоя рядом с крыльцом дома. Среди них был и младший брат Александра – Дмитрий, которому в декабре должно было исполниться одиннадцать лет. Когда я вылез из машины, Петровы мне дружно поклонились. – Здравствуйте, Владимир Александрович! Здравствуйте, Ангелина Ивановна! Александр, Дмитрий! – поприветствовал я их, не забыв подмигнуть младшему Петрову, который буквально пожирал меня глазами, успевая коситься и на «Волги» с гербами. – Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество! – в унисон ответили Петровы, и ещё раз поклонились. – Мне бы очень хотелось, чтобы вы, как раньше, обращались ко мне просто Алексей, и без всякого титулования. – улыбался я. – Извините нас, Ваше Императорское Высочество, но простым дворянам такое невместно. – твёрдо заявил старший Петров. – Прошу в дом, Ваше Императорское Высочество, стол готов. Не побрезгуйте! Да… Похоже обиделись Петровы на меня сильно… Долг бабули рос прямо на глазах, а кулаки непроизвольно сжимались. – С большим удовольствием! – я всё же заставил себя снова улыбнуться и прошёл за Петровыми в дом. Воспоминания из детства накрыли меня с новой силой – сколько же я времени провёл здесь вместе с Сашкой. Дом был двухэтажный, кирпичный, постройки начала прошлого века. На первом этаже располагалась просторная гостиная, совмещённая со столовой, кухня, кабинет, разные подсобные помещения. На втором этаже – покои Петровых и гостевые спальни, одна из которых была в своё время закреплена за мной. И как же неудобно мне было заходить в этот практически родной дом после всего произошедшего. Стол действительно был накрыт, а повариха тетя Маша, очень грузная женщина далеко за шестьдесят, мне поклонилась, и, незаметно для Петровых, перекрестила. Она всегда относилась ко мне очень хорошо, поила по утрам парным молоком, когда я оставался ночевать в этом доме, подкармливала нас с Сашкой сдобными булочками и всячески баловала, выдавая тайком сладости. Будем надеяться, что хоть один союзник в этом доме у меня есть. – Присаживайтесь, Ваше Императорское Высочество. – старший Петров показал мне на моё старое место. – Приятного аппетита. – Приятного аппетита. – пожелал я и сел. Сами же они сели только после меня. Обед прошел в полном молчании. У меня даже сложилось впечатление, что Петровы сознательно старались не смотреть в мою сторону, уткнувшись в свои тарелки. Только Сашка глянул на меня выразительно и сделал движение головой в сторону выхода, хорошо знакомое мне из детства, и обозначавшее желание поговорить. После этого Сашкиного знака настроение моё резко улучшилось, кусок, наконец, полез в горло, и я с большим удовольствием доел стряпню тети Маши. Дождавшись, когда старшие Петровы закончат ковыряться в своих тарелках, поднялся из-за стола. Семья Петровых тут же оказалась на ногах. – Спасибо огромное за прекрасный обед! Тетя Маша, вы, как всегда, прекрасно всё приготовили! – повариха заулыбалась и поклонилась. – Владимир Александрович, разрешите мне немного прогуляться в обществе Александра? Старшие Петровы переглянулись, и, после внутренних борений, хорошо видных на лице, он кивнул. Мы с Сашкой вышли через заднюю дверь и остановились перед большим вишнёвым садом, особой гордостью Петровых. Молчание затянулось. – Лёшка, я знал, что ты приедешь. – сказал он мне наконец. – И знаю, что ты ни при чём. С самого начала знал… Это ведь всё из-за твоей сестры? – Из-за неё. – кивнул я. – Угораздило же меня… – на Сашку стало больно смотреть, таким несчастным он выглядел. – Рассказывай, как всё было. – потребовал я, челюсть опять начало сводить от закипающей злости. Оказалось, бабуля действовала просто, нагло и эффективно. В прошлый вторник, когда мой друг вечером вернулся к себе домой, там его ждали те две Валькирии, которых он видел в поместье у моего деда, князя Пожарского, а потом и в «Избе», на наших посиделках, в которых участвовали и мои сёстры. Одна из этих Валькирий сходу заявила Сашке, что его общение с Великими княжнами, как и присутствие в Москве, являются нежелательными. На вопрос моего друга, кто конкретно это решил, одна из Валькирий его ударила в живот, а потом стала держать, а вторая принялась методично избивать, не трогая лицо. – Лёшка, она когда била, то ехидно так улыбалась, оскорбляла и постоянно спрашивала: Петров, где твоя гордость? Давай, Петров, когда же ты, дворянин недоделанный, стихии начнешь применять? – у Сашки в глазах стояли слёзы. – Лёшка, слава богу, у меня остатков разума хватило понять, что они меня провоцируют… Если бы я землю начал применять… – Я понял, Сашка. Дальше. – заскрежетал я зубами. – А что дальше? – вздохнул он. – Дальше они поняли, что под применение стихий в городе им меня подвести не удастся, со злости побили ещё немного, а потом заковали в браслеты на руках и ногах, вынесли на улицу и погрузили в багажник своей машины. Вытащили только тут. – он мотнул головой в сторону дома. – А потом у них с батей разговор был… – Подробности! – потребовал я. – Он права качать начал, угрожал Валькириям, что будет на них жаловаться, мол до самого Императора дойдёт! Ну, дальше продолжить он не успел, они его избили и тоже надели наручники… А потом стали объяснять, что жаловаться бесполезно и опасно для жизни, тем более они знают, что у него ещё младший сын подрастает… Затем притащили нас с батей в гостиную, и приказали сидеть в усадьбе тихо до особого распоряжения, телефоны отключить и ограничить общение с внешним миром. Особенно предупредили насчёт тебя, Лёшка… – у Сашки опять повлажнели глаза. – Мол, если я вздумаю тебе пожаловаться или Великой княжне Варваре, или хоть как-то вам намекнуть, что я не по собственной воле домой вернулся, то за мой длинный язык ответят родичи… Сняли браслеты и уехали. А через пару дней появились эти… Из Канцелярии… Так батя сказал… Вежливые такие, обходительные, мол, они нам зла не желают, а прибыли по личному распоряжению Императора… Попросили тебе то сообщение отправить по поводу болезни матери, и пообещали, что весь этот кошмар скоро закончится… Лёшка! – он всхлипнул. – Мы уже не знаем, кому верить! Отец вообще хочет всё имущество продать и из России бежать! Так ведь жить нельзя! В постоянном страхе! – он обречённо махнул рукой и отвернулся. Твою же!.. Наворотила делов старая карга! А если бы Сашка у себя в квартире не выдержал издевательств и ответил Валькириям? Это же не только было бы применение стихий, но и нападение на должностное лицо при исполнении служебных обязанностей! Уж под это бы Петрова они точно подвели! Потом, конечно, выяснилось бы, что Александр страдал каким-нибудь душевным расстройством, творческая личность, что с неё взять? А там и сопротивление при задержании подтянули… С летальным исходом. В профессионализме этих двух баб я не сомневался. – Лёшка, прекрати! – глухо заорал вдруг Александр. – Сейчас дом спалишь! Как Петров оказался от меня в метрах десяти, хотя только что стоял рядом, я так и не понял… Также я не понял и то, почему вокруг меня бушевал огненный смерч. – Лёшка! – Александр указывал мне рукой на вишнёвый сад. Вишнёвым садом это пожарище уже было назвать нельзя – кривые стволы деревьев, насколько хватало глаз, уже исчезали в гудящей огненной лаве. «Какого лешего?» – была моя первая мысль. Вторая – «Кто посмел?» И только потом до меня дошло, что это именно я и являюсь виновником этого локального катаклизма. – Сашка, я сейчас всё исправлю! – крикнул я Петрову, и нырнул в темп. Прислушавшись к себе, сначала не очень отчётливо, но с каждым мгновением все сильнее и сильнее стал чувствоватьогонь, пока его приветливый и веселый жар не накрыл меня с головой. Казалось, что я весь состою из огня, каждый миллиметр моего тела, каждая его клеточка сверкали маленькими огоньками, и они все мне как будто подмигивали! Нежась в этом приятном жаре, я нырнул в темп ещё глубже, и попытался посмотреть на себя со стороны. Когда же мне это удалось, открывшаяся картина поражала своей красотой – со стороны я виделся себе огненным коконом, переливающимся самыми светлыми цветами – от золотистого до самого белого! «Ну, здравствуй, огонь!» – я мысленно улыбнулся ему, и почувствовал лёгкое, приятное усиление жара. И огонь стал мной. Теперь я понимал Прохора и своего деда, князя Пожарского, которым после правила очень хотелось использовать свою силу. А если учитывать, что подобную власть над стихией я почувствовал впервые в жизни, хотелось наслаждаться и упиваться этой властью как можно дольше. Было даже понимание того, что моя сила выходит далеко за границы сада Петровых, но как бы мне не хотелось попробовать ещё что-нибудь этакое, продолжить наслаждение, давая возможность огню наиграться досыта, трезвая часть рассудка приказала огненной стихии прекратить свои игры. И этот мой приказ огонь выполнил беспрекословно, втянувшись в меня и затаившись в груди тёплым, ласковым зверем, и я точно знал, что стоит мне захотеть, этот зверь с огромным удовольствием вырвется наружу и выполнит любой мой приказ. – Господи, за что нам всё это? – услышал я голос Петрова-старшего и обернулся. Отец и мать Сашки с ужасом смотрели на то, что осталось от их вишневого сада. – Круто! – с восторгом заявил Дима, стоявший уже рядом со старшим братом. – Лёха, ну ты и дал! – В чём дело? – с разных сторон дома появились настороженные Дворцовые, за ними шли Прохор и Михеев. – Кто тут забавляется? – Моих рук дело. – признался я и посмотрел на хозяев усадьбы. – Не специально! Владимир Александрович, Антонина Ивановна, извините! Так получилось! Я не хотел спалить ваш сад! – Пап, мам, Алексей весь мой рассказ сам не свой был! – Сашка направился к родителям. – А потом вот… – он им указал на догорающую землю. Сашкины родители переглянулись, и стали коситься на мою «бригаду поддержки». – Водяной есть? – Прохор повернулся к Михееву. – Я за него. – кивнул тот, и сосредоточился. Да, насколько я мог судить, начальник моей охраны был всего лишь воеводой. До того, что мне демонстрировал тогда отец, Михеев точно никогда не доберется. А пока на отдельно взятом участке земли шёл довольно-таки сильный ливень с градом, меня в сторону отвёл Прохор. – Я так понимаю, очередное эмоциональное потрясение? – поинтересовался он. – Да. – Судя по тому, что я успел заметить, уровень сильного воеводы. Не больше. – пожал плечами воспитатель. – Прохор, я вообще там в процесс не вмешивался, оно само получилось! – попытался я оправдаться. – А силы ещё много оставалось, я точно тебе говорю! – Поздравляю. – кивнул он. – Сподобился наш Лёшка хоть на одну стихию. Но какого хрена, – зашипел он, – у Петровых в усадьбе? Чуть дом к хренам не спалил вместе с хозяевами! Да ещё и во время попытки примирения? Ты вообще себя в руках держать не можешь? Я молча краснел – ответить было нечего… – Иди, и извиняйся! – это Прохор сказал нарочито громко, чтобы Петровы его хорошо слышали. И я послушно поплёлся к ним извиняться. Но сделать этого у меня не получилось – только я открыл рот, как Владимир Александрович грустно мне улыбнулся, устало махнул рукой и сказал: – Да понял я, Лёшка, что ты не хотел… Ладно, чего уж там, вишни не вернёшь. Новые посадим. Заходите уже в дом, надо и охрану твою покормить. Они с женой повернулись и пошли к двери. От обеда никто из Дворцовых не отказался, и они, возглавляемые Михеевым, отправились в столовую, а Петровы и мы с Прохором расположились с чаем в гостиной. – Шурка, ты Лёшке всё рассказал? – поинтересовался у сына Владимир Александрович. – Да, пап. – кивнул тот.