Перейдя на темп, я погрузился в себя, отгородившись от остального мира. Через некоторое время мне удалось увидеть изнутри свой собственный ментальный доспех, который абсолютно не походил на решётку, а был объёмный, сложный, и строением напоминал огромную снежинку, которая, в свою очередь, состояла из многих маленьких снежинок. Надо было признаться себе честно — эстетического удовольствия это зрелище доставляло минимум, грани «снежинок» очень сильно разнились между собой, многие были толще соседних, лучик правый был длиннее левого, а про разный размер «снежинок», которые, по идее, составляли единое целое, и говорить не приходилось. Кроме того, эти самые «снежинки» ещё и отзывались на мой зов, начиная пульсировать, увеличиваться и сжиматься в объёмах, но интенсивность этого пульсирования и увеличения в объёмах, опять же, была разной по всему периметру ментального доспеха… Снова накатила тошнота и моральная усталость, и я поспешил вернуться в своё обычное состояние. Окончательно в себя меня привёл голос Прохора: — Лёшка, я такого никогда не видел! — он смотрел на меня широко открытыми глазами. — Вокруг тебя был кокон, переливающийся всеми цветами радуги, и он пульсировал! — Это был мой ментальный доспех, Прохор. Просто решил посмотреть его, как твой… — я устало откинулся на подушки дивана. — И? — восторг моего воспитателя сменился тревогой. — Можно сказать, что всё гораздо хуже, чем было у тебя. — Да ладно! — не поверил он. — Ты же против четырёх воевод выстоял, а говоришь, что хуже! — Я оптимальное состояние имею ввиду, Прохор. Понял, о чём я? — Кажется. — кивнул он. — Ты имеешь ввиду разницу между тем, как могло бы быть, и тем, что есть? — Именно! — подтвердил я. — Надо будет над собой поработать, и совсем не на полигоне… — Чаю хочешь? — спросил он. И от простоты этого вопроса мне стало как-то лучше и легче, собственные переживания и самолюбование ушли на второй план. — Умеешь ты, Прохор, кайф от собственной значимости обломать!.. — усмехнулся я. — Это да! — он улыбался. — Так будешь чай, или нет? — Буду. — Попьём, деду позвони. Узнай, что там с этой галереей происходит, самому интересно. — Хорошо. — кивнул я. Главу Рода я набрал уже после обеда. Из его рассказа выходило, что СБ еле справлялась с притоком желающих посетить выставку. Кроме того, к обычным любителям живописи и тем, кто хотел сходить туда, где побывали представители высшей аристократии и Императорского Рода, добавились фанаты Алексии, которые желали видеть первыми портрет звезды, который, по слухам, будет являться обложкой нового альбома певицы. Кроме того, дед с нескрываемым сарказмом заявил, что всерьёз рассматривает вопрос о занятии на старости лет бизнесом в сфере искусства, мол столько звонков с заверением искреннего уважения и нижайшей просьбой об устройстве закрытого показа, он не получал никогда, даже на юбилеи, которых у него было в жизни немало! — Кстати, твои Долгорукие, Юсуповы и Шереметьевы позвонили, Лёшка! — хмыкал он в трубку. — Просят организовать закрытый показ! Для трёх семей сразу! — А ты, деда? — мне передалось его игривое настроение. — Для этих Родов всё бесплатно и по высшему разряду! — ухмыльнулся он. — Они как бы причастны к происходящему, а Шереметьевым ещё и доля положена! Как там твой Петров? А то тут вокруг портрета Алексии сущее идолопоклонство творится! — Должен скоро подъехать. — ответил я. — Мы с ним сегодня в «Метрополию» по приглашению Долгоруких едем. — Лёшка, я сейчас вышлю к вам ещё одну машину СБ, пусть Прохор закрепит её за твоим другом, мало ли что… Договорились? — Да. — я несколько напрягся и только сейчас начал осознавать масштаб проблем вокруг галереи, и Сашки, в частности, но дед продолжил: — И ещё. Как там твои тренировки по бильярду? — Нормально. — Я сегодня Долгорукому четыреста пятьдесят тысяч перечислил. Не подведи меня! — Постараюсь, деда! — Дай-ка мне Прохора. Я протянул трубку моему воспитателю. — Да, Михаил Николаевич! Понял, Михаил Николаевич! Всё сделаю, Михаил Николаевич! — именно так со стороны выглядел разговор Прохора с Главой Рода. Положив трубку, мой воспитатель тяжело вздохнул и сказал: — А как спокойно жилось на Смоленщине! Золотые времена! Леса, озёра, поля и реки! Красота! Выйдешь, бывало, в поле, хлестанёшь плетью огненной по сорнякам, и на душе легче! А сейчас что? Сплошная забота о том, о сём! Решено, уеду в деревню! К Маришке! — Хватит ныть, Прохор! Жизнь продолжается! — усмехнулся я. — Теперь ты мне кайф от созерцания бесполезности моего собственного бытия портишь? — грустно поинтересовался он. — Дай хоть пяток минут себя пожалеть, силёнок для новых свершений накопить… Тем более, что я тут больше недели под твоим экспериментом хожу! — Хорошо, деревенский ты наш. Но к приходу Петрова ты должен быть в форме. Договорились? — Договорились. — кивнул Прохор и улёгся с несчастным видом на диван. Александр появился около четырёх. Вслед за ним явилась Алексия, которая, с её слов, ночь не спала, чувствуя, что происходит что-то неладное… Пришлось рассказать о той жести, что творится вокруг выставки. Очень вовремя вмешался Прохор, и увёл Сашку в кабинет для профилактической беседы. — Лёш, там и мои фаны засветились, да? — спросила Леся. Учитывая мой «косяк» с Викой, моё поведение не отличалось адекватностью, но я нашел в себе силы и ответил: — Ничего страшного, Леся, СБ разберётся. У тебя-то самой как? — Нормально. — вздохнула она. — К дополнению ко вчерашней статье, у себя на страничке разместила запись, что именно этот портрет собираюсь использовать в качестве обложки… А оно вон как получилось… Бедный Сашка! — Не переживай, дед распорядился об его охране. — попытался я упокоить Лесю. — А потом ажиотаж спадёт, и жизнь у нас всех наладится. — Скорей бы. — кивнула она. — Тем более, что у меня тур в октябре начинается! — Лесь, я сегодня с Сашкой в «Метрополию» иду. Ты бы дверь в квартиру не закрывала… — попытался я перевести разговор на другую тему. — Даже и не знаю… — девушка сделала вид, что засмущалась. — Если вы настаиваете, ваше сиятельство, то конечно! В «Метрополию» мы поехали на «Волге» в сопровождении «Нивы», которую закрепили за Александром. Он мне всю дорогу рассказывал, что в Суриковке он теперь звезда, все хотят с ним дружить, даже преподаватели незнакомые здороваются. Родители на известность сына прореагировали по-разному — отец спокойно похвалил сына, сказал, что гордиться отпрыском, и пожелал не зазнаваться, а мать сразу же засобиралась в Москву, на светские приёмы, посвященные Сашке. Отец, как и водилось в их семье, победил, и нашествия Петровых в столицу в ближайшее время не ожидалось. Прохор, со свойственным ему тактом, сумел с Сашкой поговорить о безопасности его тонкой художественной натуры, убедить, что принятые меры Главой Рода Пожарских будут только на пользу молодому художнику, а охрана его персоны лишь временная мера, призванная оградить от нападок слишком экзальтированных поклонников его таланта. И опять бильярдная вела себя не так, как обычно — игроки тихо пили, разговаривали, не повышая голоса, тишину нарушал лишь звонкий звук соударявшихся шаров. В общем и целом, в шаровне опять царила непривычная камерность. Я совершенно не удивился, заметив уже знакомых телохранительниц принцессы Рода Романовых, которые не предприняли никаких попыток остановить нас с Сашкой. Мы раскланялись и прошли к столу Долгорукого, за которым в «сибирку» играли Андрей и Мария Романова. — Вот так вот, значит! — начал я свою пафосную речь, подойдя к столу. — Вот и договаривайся с ним после этого потренироваться! А потом оказывается, что он не только со мной тренируется, а нашёл себе ещё и другого спарринг-партнёра! А Романовы, между тем, пятьсот тысяч выставили! Долгорукий, дружище, я в тебе разочарован! — Алексей! — засмеялась Мария и принялась защищать своего молодого человека. — Мы же только начали! Я даже в счёте повела! — Андрей с улыбкой подтвердил сей прискорбный для него факт. — Всё равно! Это не честно! Да ведь, Александр? — я повернулся к школьному другу, который автоматически кивнул, впав в очередной ступор при виде Великой княжны. Она, надо отдать ей должное, сама подошла к Петрову и протянула руку: — Добрый вечер, Александр! — он на автомате аккуратно пожал её. — Как твои дела? — Всё хорошо, Мария. — кивнул мой друг и покраснел. Вовремя подошедший Долгорукий в свою очередь поздоровался с Петровым и предложил ему присесть на диван, пока мы тут выясняем отношения на зелёном сукне. А Маша, неожиданно, взяла меня за локоток, и отвела к соседнему столу. — Лёш, тут такое дело… — слегка замялась она. — Мама с сёстрами, после моего рассказа, хотят посмотреть выставку Хмельницкого своими глазами и с его комментариями, и ещё портрет Алексии работы Александра. Тем более после этой статьи Аньки Шереметьевой. Я обратилась, как и положено, к отцу, а он меня отослал к тебе, мол сумела, как взрослая, с Пожарскими договориться, вот и дальше договаривайся сама… Помоги, будь другом! Отец у меня строгий! Если сказал, что мне договариваться надо, значит так и будет, сам пальцем не пошевелит… — Мария, всё это решаемо! — успокоил я её. — Но в каком формате? — В смысле? — не поняла девушка. — Можно в галерее, как у нас было, показ устроить. Можно, наверное, и у вас, в Кремле?.. Здесь только желание сторон играет роль, моего деда и твоего отца. — Я поняла. — кивнула она. — Как поступим? — Деду моему будем звонить, договариваться. Не думаю, что он откажет в обоих вариантах. А потом Его Императорскому высочеству. — Давай! — обрадовалась она. Я набрал деда, и предупредил его, что с ним сейчас будет разговаривать Её Императорское высочество Мария. Разговор девушки с Главой Рода занял от силы минуты три, после чего она, улыбающаяся, протянула мне трубку обратно. — Алексей, ты же понимаешь, что любой каприз?.. — услышал я в трубке голос Главы Рода. — Да, деда. — Вот и молодец! По итогу переговоров мне всё сообщишь. — он нажал кнопку отбоя. А Мария в это время звонила, по всей видимости, отцу: — Да, папа, я договорилась! На наше усмотрение, хоть в галерее, хоть в Кремле! В Кремле лучше? И Петрова пригласить? А Шереметьеву с подружками? И Андрея с Алексеем? И Михаила Николаевича? Хорошо, папа! Пока! Девушка, закончив разговор, была по-настоящему счастлива! И было отчего — она, как взрослая, самостоятельно договорилась «с посторонними людьми» о проведении показа для своих родственников, оправдав тем самым надежды строгого отца. — Алексей, огромное спасибо! — Мария аж начала подпрыгивать на месте, но вовремя себя одёрнула и оглянулась — не заметил ли кто её оплошности, неподобающей высокому статусу принцессы. — Пойдём, мальчикам расскажем! — она опять взяла меня за локоток и буквально потащила к Долгорукому и Петрову. — Андрей, Александр и Алексей! — торжественно обратилась к нам Мария. — Приглашаю вас на следующей неделе в Кремль, где для моих родителей и сестёр пройдёт показ картин Святослава Хмельницкого и портрета Алексии! Михаил Николаевич, — девушка посмотрела на меня, — естественно приглашён тоже.