Если Долгорукий просто вежливо улыбался, то Петров стоял весь бледный. — Саша, ты чего? — забеспокоился я. — Это так неожиданно… — пробормотал он, но потом взял себя в руки. — Мария, спасибо огромное за оказанную честь, обязательно буду! Алексей, можно тебя на секундочку? Мы отошли с Александром на то же самое место, где минуту назад стояли с Марией. — Лёха, давай уедем, а? — попросил меня он. — Совсем невмоготу? — сочувственно глядя на друга, спросил я. — Да. — кивнул он. — Пойдём прощаться. Мы вернулись к Долгорукому с Романовой. — Андрей, Мария, мы с Александром дико извиняемся, но моему другу от событий последних дней не очень хорошо. — Сашка кивнул. — Вынуждены вас покинуть. — Надеюсь, ничего страшного, Александр? — поинтересовалась сочувственно Романова у Петрова. — Нет, Мария, просто всё так неожиданно навалилось… — бледно улыбнулся Сашка. Когда мы уже собрались уходить, меня задержал Долгорукий: — Алексей, ты не обижайся на нас из-за Александра, мы хотели как лучше. — Мария кивнула, присоединяясь к молодому человеку. — О чём ты вообще говоришь, Андрей? — я отмахнулся. — Сашке просто надо время ко всему этому привыкнуть, а дальше будет легче. — Будем на это надеяться. — он улыбнулся. — Завтра жеребьевка на турнире по бильярду, я тебе вечерком позвоню и всё расскажу. Пока! — Пока! Девушкам привет! Когда мы с Петровым сели в мою «Волгу», он меня спросил: — Я тебе не сильно подвел? — Это я тебя, Сашка, сильно подвёл! Зачем я тогда в галерее психанул и заставил тебя приехать с этим портретом? Зачем позволил вам тогда этот портрет повесить в центре экспозиции? Да и у друзей университетских на поводу пошёл, закрытый показ этот на пару с дедом устроил? Прости меня, а? Мой школьный друг сидел с опущенной головой и вертел в руках телефон. — Ты-то тут причём? — ответил он наконец. — Обстоятельства просто так сложились… Я просто хотел учиться рисовать, жить обычной жизнью, ходить на выставки других художников… А сейчас что получается? Уже и Романовы пригласили… Твой дед мне охрану приставил… Какая это жизнь, Лёха? — он поднял на меня глаза, влажные от слёз. — Хоть в Смоленск возвращайся из этой Москвы проклятой! — Сань, успокойся! Ты чего? — не на шутку перепугался я. — Давай ко мне поедем, посидим, выпьем, поговорим? — Поехали! — махнул он рукой и отвернулся к окну. Все оставшиеся двадцать минут до дома мы провели в молчании. Каждый думал о своём. Зайдя в квартиру, застали Прохора, развалившегося на диване, за просмотром какой-то развлекательной программы. — А вы чего так рано? — удивился он. — Мы светскую жизнь послали нахрен! — ответил я ему, а Сашка с грустной улыбкой кивнул. — Смело! Очень смело! Но глупо! — ухмыльнулся Прохор. — Подробности будут? — Доставай водку, и будут тебе подробности! — пообещал я ему. Через пять минут на журнальном столике стояла бутылка водки, три стопки и нехитрая закуска — колбаса, сыр и маринованные огурчики. Выпили без тоста, после чего я рассказал моему воспитателю про приглашение в Кремль. — Я бы тоже расстроился! — заверил нас Прохор. — Жить надо по принципу: подальше от начальства, поближе к кухне. Эта хрень ни разу меня не подводила! — он хмыкнул. — Что, Сашка, попал, как кур во щи? Раз уж мы о кухне заговорили… — Так и есть, дядя Прохор! Точнее термина и не придумаешь! — кивнул мой друг, который после первой стопки начал приобретать здоровый цвет лица. — А можешь мне на один вопрос ответить, Сашка? Только честно? — мой воспитатель хитро улыбался. — Конечно, дядя Прохор. — насторожился художник. — Ты что, только для себя картины пишешь? Для своего собственного удовольствия? Сашка задумался, и невольно повернулся к картине с изображением Смоленской усадьбы, которую он подарил мне на новоселье. Мы с Прохором переглянулись, и он продолжил: — Вот теперь у тебя мысль в правильном направлении движется! — усмехнулся мой воспитатель. — Так как? — Получается, что не только для себя… — чуть ли не прошептал Сашка. — А когда ты работы Хмельницкого на выставке смотрел, удовольствие получал? — Огромное, дядя Прохор! — кивнул он. — Хорошо. А теперь скажи мне, почему ты хочешь лишить других людей удовольствия от просмотра твоих картин? Не кажется ли тебе это всё юношеским максимализмом? — Теперь кажется… — совсем потерялся Сашка. — Давайте лучше выпьем! — Прохор разлил водку по стопкам, и мы выпили. — Может Алексию позовём, а то скучно тут с вами становится… — он подмигнул мне. Девушка, в спортивном костюме, появилась минут через десять после моего звонка. — По какому поводу пьянка? И без меня? — нарочито недовольным тоном поинтересовалась она. — А это тебе Александр наш расскажет. — ухмыльнулся Прохор. Деваться моему другу было некуда, и он, сначала несмело, а потом и с юмором пересказал наши с ним приключения и разговор с моим воспитателем. — У меня такое было! — махнула рукой Леся после рассказа Сашки. — Работать надо, а тебя тащат на интервью, на фотосессию, на приём какой-нибудь модный. Ужасно раздражало! — её аж передёрнуло. — А потом ничего, привыкла… Главное понимать, что без твоих поклонников ты ничто, твоё развитие останавливается, никто тебе не подскажет, куда двигаться дальше! Да и моральную с энергетической подпитку от поклонников никто не отменял!.. — глядя на моего друга, закончила она. — Понял, Александр? — Понял! — кивнул он уже весьма уверенно. Тем не менее, молодого художника мы сумели расшевелить, он и сам с улыбкой начал делиться своими впечатлениями о «светской жизни». Пока Леся, пользуясь случаем и алкогольным опьянением Сашки, выспрашивала у него про Долгорукую, Юсупову и Шереметьеву, я позвонил Главе Рода и доложился ему про приглашение Романовой в Кремль. — Да мне наследник уже позвонил. — ответил дед. — День обещал сообщить позже. Как там твой друг? — поинтересовался он. Пришлось рассказать. — Да… Нелегко сейчас Александру придётся, правильно делаешь, что винишься перед ним. В следующий раз думать будешь наперёд. Спокойной ночи! — дед положил трубку, а я вернулся к застолью. Просидели мы до двух часов ночи, после чего отправили Сашку домой под присмотром молодых людей из СБ. — Вроде отошёл… — сделал вывод Прохор о состоянии Александра. — Да нормально с ним всё будет, не переживайте! — успокоила нас Алексия. — Главное, чтоб «звезду не поймал»! Вот это гораздо труднее пережить. — Будем следить! — кивнул Прохор. — Если что, к Михаилу Николаевичу на правёж отправим. Он быстро отрока в чувство приведёт! * * * Всю первую половину воскресенья я посветил Алексии, чувствуя, с лёгкого похмелья, вину перед ней за Вику. Был и кофе в постель, и нежный утренний секс, и даже завтрак, за которым я сбегал к Прохору. Обедали мы уже все вместе. Позвонили Сашке, который довольно-таки бодрым голосом заверил нас, что он отошёл, мир вокруг перестал быть серым и опять заиграл цветными красками, и будет преступлением с его стороны не делать этот мир ещё прекраснее. Пообещав ему, что потомки всенепременно оценят его самопожертвование, я дождался смеха моего друга, и спокойно положил трубку. После того, как Леся ускакала по каким-то своим делам на студию, мой воспитатель попросил меня глянуть его ментальный доспех. Я подтвердил свои вчерашние слова о том, что ещё пара дней, и Прохор может спокойно ехать на полигон, после чего решил заняться уже своим ментальным доспехом. Погружение в себя, как и в случае с Прохором, сегодня получилось быстрее, чем вчера. Да и «снежинки» реагировали на зов более охотно. На этот раз я обратил основное внимание на маленькие «снежинки», с корявыми и «недоразвитыми» гранями, пытаясь перераспределить силу для их подпитки. Почувствовав жар во всём теле и нарастающую ненормальную бодрость, я поспешил вернуться в своё обычное состояние. — Прохор, собирайся! Идём гулять! — хриплым от сухости во рту голосом, сказал я моему воспитателю. — Что, плющит? — хмыкнул он, вставая с дивана. — Теперь-то ты меня понимаешь! Перед тем, как одеться, я выпил полграфина воды, открыл холодильник и достал полуторалитровую бутылку минералки, которую намеревался взять с собой. Гулять пошли по территории Университета, тем более что в воскресный день там практически никого не было. — Слушай, Лёшка! — начал осторожно Прохор. — В этот раз всё несколько по-другому было… Сфера эта появилась, переливаться радугой начала, а потом вся покрылась всполохами каких-то светлячков… Что это было? — Силу перераспределял равномернее, как с тобой. — пояснил я ему. — Понятно… — протянул Прохор. — И долго ты… Ну как я?.. — Не знаю, — пожал я плечами. — Будем посмотреть. Гуляли мы больше двух часов, и вернулись домой около пяти вечера. Чувствовать я себя стал гораздо лучше, но ненормальная бодрость от переизбытка силы до конца так и не ушла. По совету воспитателя, я поотжимался и поделал упражнения на растяжку. Помогло, но до конца эта бодрость так и не ушла.