— Очень прошу тебя, Зена, королева варваров. Не забывай, милая: тут на тебя смотрят не как на человека, а как на добычу. Будь осторожна, не ищи лишних приключений. — Я сама кому хочешь приключение устрою! — Вот именно этого я и опасаюсь. Тария, ты тут посидишь или с нами пойдешь? — Как скажешь, господин. — Умница. Учись, Роксалана. — А ухо левое тебе не отрезать, муженек? — Почему левое? — Ну, раз на правое ты согласен, могу пойти навстречу… — Меч коротковат, дорогая. А ты с нами пойдешь, девочка. Если пропадет плот, я переживу. Потерять тебя будет обидно. — Спасибо, господин. — Шовинист. — Нет, я с тобой, пожалуй, разведусь, грубиянка. Пошли. Вдоль берега тянулась узкая, временами исчезающая тропинка. Это открытие ведуна совсем не порадовало: значит, всякие рыбаки и бездельники вдоль реки все-таки бродят. Хотя, если обернуться быстро, с их плавсредством ничего не случится. Зато идти по дорожке было легко и просто. Уже минут через десять они оказались у водопоя, свернули на влажную истоптанную дорогу, которая очень быстро растворилась среди некошеного луга. Однако белесая струйка дыма хорошо различалась на фоне далеких лесистых гор — не заблудишься. Через полчаса впереди показалась обширная отара, перекатывающаяся меж двумя опушками, подобно пенистым гребням моря. Недавно стриженные, овечки обросли пока совсем белыми, пушистыми завитками. Над стадом возвышались мрачными черными силуэтами фигуры пастухов на вороных конях и в черных широкоплечих бурках. Путников заметили сразу — пара всадников помчалась им навстречу, еще один сорвался в галоп, уходя в сторону дыма. — И что нас ждет на этот раз? — Олег поправил меч, погладил наскоро сделанную из бараньей масталыги рукоять и закрыл ее полой халата. — Роксалана, постарайся в разговор не влезать. Некоторые народы могут воспринять это за оскорбление. — Они не верят в говорящих женщин? — прошипела девушка. — Они уверены, что младшие не должны первыми заговаривать со старшими. Надеюсь, ты не считаешь себя здесь самой старой? Вместо ответа спутница пихнула его локтем. Однако ведун уверился, что уж теперь-то она рта не откроет. — Доброго вам дня, путники! — скатился с коня первый из пастухов, круглолицый и розовощекий, со вздернутым носом, на самом кончике украшенным десятком веснушек. Он припал на колено и коротко склонил голову: — Гость в дом — радость в дом! Дозвольте проводить вас в кочевье, досточтимые! — Доброго тебе дня, путник! — Второй пастух оказался в летах, лет тридцати, длинноусый и с бритым подбородком. Но и он не поленился спешиться и преклонить колено: — Гость в дом — радость в дом! Я послал в кочевье вестника, наш род устроит праздник в честь вашего появления. Дозвольте, мой сын Саакым укажет вам дорогу. Он храбрый и умный отрок. — И вам желаю хорошего дня, — прижал ладонь к груди Олег. — Я не хочу беспокоить ваш род лишними хлопотами. Мне достаточно купить припасов в дорогу. Я заплачу золотом. — Ты обижаешь нас, добрый человек, — прямо отшатнулся от него пастух. — Все, чего ты пожелаешь в нашем кочевье, ты получишь бесплатно! Гость в дом — радость в дом. Мы не отпустим тебя, пока ты не оценишь нашего гостеприимства! Саакым, отдай гостю своего коня и покажи ему путь. — Вот и влипли, — прошептал себе под нос Олег. — Уже не отпускают. — Поднимись в седло, добрый человек, — с поклоном предложил мальчишка. — Пусть твои ноги отдохнут от пыли дорог. Я отведу коня под уздцы. — Спасибо за внимание, Саакым, — склонил голову Середин. — Но мне хотелось бы размять ноги. Я пойду пешком. — Как пожелаешь, добрый человек, — не стал спорить мальчишка, однако и сам садиться верхом не стал, пошел ножками. — Не сердись, добрый человек, — поклонился старший пастух. — Мне надобно остаться с отарой. — Его зовут Олег! — не утерпела-таки Роксалана, ойкнула, спохватившись, и, словно в оправдание, добавила: — А я его жена. Старшая. Пастухи стыдливо отвели глаза, Середин покачал головой: — Ну, зачем ты, деточка? — А чего они все «добрый человек» да «добрый человек». — Роксалана… — вздохнул ведун. — Здесь никто и никогда не называет своего имени. Зная имя, можно наслать на человека порчу. — Но ведь тебе сказали, как зовут Саакыма! — Это знак большого уважения и доверия, — чуть громче, чтобы пастухи расслышали, ответил Олег и понизил голос: — Перестань спорить, перед людьми позоришь. — Если тебе так доверяют, чего ты хмуришься? — Все слишком хорошо. Именно с этого и начинаются все неприятности… Кочевье раскинулось на пологом взгорке на краю подозрительно ровной долины, поросшей чахлыми и уродливо изогнутыми березками и сосенками. Справа под холмом журчал ручеек в два шага шириной, слева выпирали похожие на пеньки низкие скалы, за которыми начинался плотный осинник. Юрт было всего десятка полтора, и нигде окрест из земли не торчало ни единого сруба или земляной крыши. Это означало, что гости попали к летней стоянке. Как и все кочевники, здешнее племя после совместной зимовки разделилось на семьи и разошлось по родовым пастбищам, чтобы не тесниться. Большие стада ведь не столько пасутся, сколько землю вытаптывают. Скотина съедает все слишком быстро, друг другу мешает, приходится постоянно гнать ее с места на место. А если не жадничать, то здесь, в низине, можно на одном месте до снега простоять. Вокруг сырость, травы много. Води отары и табуны по кругу — пока на одной стороне трава подъедается, на другой успевает отрасти. Вот и все кочевание. «Вот только рядом с болотиной зря они осели, — покачал головой Середин. — Или вокруг просто нет удобных возвышенностей? Чтобы и вода, и сухо, и до пастбищ не больше одного перехода». — Прошу в наш дом, уважаемый Олег. — Саакым поклонился и отступил в сторону, с лошадью в селение не пошел. На свободном пространстве между юртами уже кипела работа. Дети суетливо носились туда-сюда, что-то выкрикивая, женщины расстилали на земле кошму и ковры, выносили миски, подносы, кувшины. Вдоль ручья четверо мужчин волокли двух возмущенно блеющих барашков. Дети постарше бегом доставляли от осинника охапки сухих веток и мелкий сухостой. К самому центру кочевья обнаженный по пояс юноша выкатывал большущий медный котел. — Ого, — хмыкнула Роксалана. — Туземцы взялись за дело всерьез. Фейерверк будет? — Если до темноты доживем… — кивнул Середин. — Мы несказанно рады видеть тебя здесь, уважаемый Олег, тебя и твоих прекрасных женщин! — раскрыв объятия, кинулся к нему долговязый кочевник с узким, словно приплюснутым с боков, лицом: круглые глаза, тонкий нос, узкий рот, длинная белая бородка, прижатые, почти незаметные уши. Под распашным халатом блеснул медными пластинами кожаный пояс с двумя ножами, но без меча. В последний момент туземец будто передумал, сложил руки на груди и поклонился: — Мой дом — твой дом, мой стол — твой стол, уважаемый. В нашем кочевье всегда рады встретить гостя. Мое имя — Бий-Султун, я самый старший в нашей семье. — Благодарю за добрые слова, уважаемый, — поклонился в ответ Середин. — Пусть стада твоей семьи будут тучными, дети — здоровыми, а юрты — восьмирешетчатыми. — Здоровья и радости тебе, уважаемый Олег, — появился с другой стороны упитанный и щекастый туземец в сплошь расшитом тонком халате, из-под которого виднелись шаровары и заправленная в них полотняная рубаха. Он тоже низко поклонился: — Мой дом — твой дом, мой стол — твой стол, уважаемый. В нашем кочевье всегда рады встретить гостя. Я — Фтахран, брат досточтимого Бий-Султуна, а это — моя юрта. Буду рад принять тебя под свой кров. — Благодарю за добрые слова, уважаемый… — Здоровья и радости тебе, уважаемый Олег! — уже торопился к гостю очередной кочевник. — Гость в дом — радость в дом! — Здоровья и радости тебе, уважаемый Олег! Когда только они все успели узнать его имя? Пастух ведь остался возле отары, а Саакым не успел перемолвиться здесь ни словечком! — Благодарю… — Здоровья и радости! — Благодарю… Юрт в кочевье оказалось тринадцать. И каждый хозяин подошел отдельно, рассыпался в добрых пожеланиях, пригласил к себе, пообещал кров и уют. Пока Олег раскланялся со всеми, под полным котлом полыхнуло пламя, на коврах появились груды сластей и лепешек, миски с орехами и медом, творог и шарики сыра размером с грецкий орех. Из юрт выкатили бочонки с кумысом, выложенные изнутри белой тканью, похожей на тончайший сатин. — Вы утомляете гостя! — неожиданно понял Бий-Султун, когда все его родственники — три брата, два зятя и восемь племянников — представились. — Пора садиться к столу. Он хлопнул в ладони. К Олегу подбежала девочка лет десяти, чуть поклонилась, подала серебряную пиалку с айраном — жидким, чуть солоноватым кефиром. Ведун выпил — а девочка уже убежала, и пиала осталась при нем. Старейшина подвел его к накрытому достархану, поправил брошенную на толстую подстилку подушку, помог сесть, сам опустился справа. Следом наконец-то расселись и остальные мужчины, потом женщины. Роксалану и Тарию уже успели оттереть от Олега в сторону, и они восседали во главе другого стола. — Позволь, гость дорогой, для облегчения трапезы налить тебе кумыса, — опрокинул над пиалой кувшин Бий-Султун. — Бери лепешки, макай в мед, отведай орехов наших да черносливом закуси. Ныне у нас праздник! Отроки наши скакунов седлают, поединок желают устроить. За то, какому дому дозволено будет слева от тебя сесть и мясом тебя потчевать. Чабык! Где дети наши? Нешто ждать гостя дорогого заставите? Кривоглазый, низкий, плечистый кочевник — единственный из всех в кожаном панцире и с мечом — поднялся из-за стола, побежал вниз по холму. Старейшина же снова наполнил опустевшую пиалу кумысом. Олег, и правда успевший проголодаться, взял мягкую слоистую лепешку, порвал. Как ему и советовали, макнул в мед, зачерпнул орехов, отправил все это в рот. — М-м, как вкусно! Давно такого прекрасного хлеба не пробовал. — Сыр гостю нашему подвиньте, пахлавы дайте, — продолжал командовать староста. — Пусть все попробует! Пахлава оказалась всего лишь более рассыпчатой лепешкой со сладкой начинкой, сырные шарики Середину и вовсе не понравились — безвкусные. Но он все равно похвалил и то, и другое, после чего вернулся к первому блюду. Наконец из-за осинника ураганом вылетели два десятка всадников. С воинственным гиканьем они закружились по лугу перед холмом. Молодые ребята лет четырнадцати-восемнадцати сперва играли прямыми тяжелыми мечами, то рисуя сверкающие круги справа и слева от себя, то в стремительном падении срубая колоски на траве и тут же выпрямляясь обратно в седле. Затем, спрятав клинки, молодцы принялись на всем скаку спрыгивать и обратно заскакивать в седла, перелетать с одного коня на другого, пролезать под брюхом или вольтижировать, вытянувшись вдоль конского туловища. Роксалана, забывшись, даже захлопала в полном восторге — но непонятливые туземцы ее не поддержали. Наконец в круг неспешной походкой вошел кряжистый Чабык, вытряхнул из мешка козленка и так же неторопливо пошел к столу. Бело-черный малыш запрыгал сперва к холму, следом за кочевником, потом развернулся обратно. Все это время круг всадников смещался, удерживая жертву в самом центре. Чабык уселся на свое место, осушил чашу кумыса, поставил ее, отер губы и хлопнул в ладоши. Круг мгновенно сломался. Юнцы разом рванули к середине, замерли в невероятной давке, закричали. Одна из лошадей поднялась на дыбы, в два прыжка пробила толщу тел. Кочевник на ней, улюлюкая, удерживал во вскинутой над головой руке пойманного за ногу козленка. Толпа качнулась, переплелись тела и руки, всадники рванулись куда-то на пастбище — причем козленка удерживал уже другой парень. На лугу осталась одна лошадь, что взбрыкивала ногами, не в силах встать, и трое отроков. Один, прихрамывая, уходил в сторону, двое других побежали вслед за толпой. Кавалькада мчащихся за козленком всадников ушла к одинокому вязу вдалеке, обогнула дерево и понеслась обратно. Подростки толкались и пинались, отнимая друг у друга несчастное существо, и когда раскрасневшийся Саакым, осадив перед ковром скакуна, спрыгнул и подал козленка Олегу, тот больше походил на старую, бесформенную половую тряпку. — Благодарю тебя, молодец, — кивнул Середин. — Из тебя вырастет настоящий воин! Пастух поклонился, под приветственные крики побежал с холма, поймал под уздцы своего скакуна, принялся его успокаивать. Причем почему-то совсем рядом с женским столом. Молоденькие девушки целомудренно смотрели мимо победителя на небо, он так же старательно бросал взгляды над головами красавиц. — Мы запечем для тебя этого козленка на праздничном костре, уважаемый Олег! — пообещал Бий-Султун, забирая у Середина добычу. — Ныне же пора приступить и к трапезе. Иди к нам, племянник мой Улсак! Сын твоего брата принес победу твоему дому, тебе выпала честь угощать нашего долгожданного гостя праздничным блюдом. Исполни свой долг так, чтобы он не испытывал обид и разочарований! Олег загрустил. Он не первый раз пировал с кочевниками и знал, что у них самому почетному гостю полагалось не менее почетное угощение: баранья голова. Есть голову ведун не умел и не любил. Он предпочел бы что-нибудь простенькое, вроде окорока от передней ноги — но мужчинам такого мяса не предлагали. Женская пища, позор невиданный! Мужчинам выделялся крестец или ребра. Но это уже так, второй сорт. Не для почетного гостя. Однако плечистый Улсак — кочевник с выпученными глазами, короткой окладистой бородкой и рыжими усами — первым делом выдернул ножи, почиркал ими друг о друга. На этот звук какой-то мальчишка подсунул на ковер доску, положил на нее шматок горячей грудинки. Чик-чик-чик-чик, — застучали ножики, и через пять секунд перед воином лежало несколько костей и кучка рубленого мяса. Сзади подали большую оловянную миску, наполовину налитую дымящимся бульоном. Улсак взял доску, ссыпал порубленное мясо в бульон и с вежливым поклоном подал получившийся суп Олегу. — Выглядит очень вкусно. — У Середина и правда потекли слюнки.