«Занятно, – подумал Гамаш, слушая Томаса. – Если ты не говоришь по-французски, то можешь поклясться, что Томас двуязычен, настолько идеальное у него произношение. Вот только со смыслом je ne sais quoi».[30] – Три без козыря, – сказал Томас. Его мать отрицательно покачала головой и тихонько щелкнула языком. Томас рассмеялся: – Ах уж этот язык моей матушки! Гамаш улыбнулся. Ему нравился Томас. Гамаш подозревал, что Томас нравится многим. – Кто-нибудь из ваших детей остался здесь? – спросила Рейн-Мари у мадам Финни. У Гамашей хотя бы Анни жила в Монреале, но Рейн-Мари каждый день тосковала по Даниелю и спрашивала себя, как такое вынесла эта женщина и многие-многие другие. Неудивительно, что эти люди не очень любили квебекцев. Из-за языка им пришлось расстаться с детьми. Никаких благодарностей они за это не получили. Фактически произошло нечто противоположное. Среди квебекцев было распространено подозрение, что англичане просто тянут время, выжидают, когда их, франкоязычных, снова можно будет поработить. – Остался один. Еще один мой сын. – Спот. Он и его жена Клер приезжают завтра, – сказал Томас, переходя на английский. Гамаш оторвал взгляд от карт, в которых все равно не было ничего интересного, и уставился на Томаса. Как и его сестра Джулия, Томас говорил об отсутствующем брате теплым, радостным тоном, но за этим Гамашу слышалось что-то иное. Он почувствовал легкое движение в той части своего мозга, ради отключения которой и приехал в «Усадьбу». Настала очередь Сандры торговаться. Гамаш через стол сверлил взглядом партнершу. «Пасуй, пасуй, – посылал он ей мысленный сигнал. – У меня ничего нет. Они нас прикончат». Он знал, что бридж совмещает в себе карточную игру и упражнения в телепатии. – Спот, – хмыкнула Сандра. – Как это на него похоже! Всегда появляется в последнюю минуту. Делает самый минимум – ничего больше. Четыре без козырей. Рейн-Мари удвоила ставку. – Сандра! – сказал Томас со смехом, почти не скрывая упрека. – А что такое? Все приехали уже несколько дней назад, чтобы почтить твоего отца. А он появляется в последнюю минуту. Ужасный человек. Наступило молчание. Сандра то и дело бросала взгляды на тарелку с шоколадом, которую метрдотель поставил на их столик. Гамаш посмотрел на мадам Финни, но та как будто и не слышала этого разговора, хотя он подозревал, что она не упустила ни слова. Он перевел взгляд на месье Финни, сидевшего на диване. Безумными глазами тот обшаривал комнату, а его волосы торчали во все стороны, отчего голова старика Финни казалась похожей на поврежденный спутник, набравший слишком большую скорость перед ударом о землю. Если все собрались, чтобы почтить его, то почему он сидит в одиночестве? Глаза Финни остановились на картине, висящей над камином, – сельский пейзаж кисти Кригхоффа.[31] Оригинал. Квебекские крестьяне загружают телегу, а от одного из домов крепкая женщина, смеясь, несет мужчинам корзинку с едой. На картине была изображена семейная сцена, сердечная и приманчивая, и деревенская жизнь, какой она была сотни лет назад. И Финни явно предпочитал семейную обстановку на картине той, частью которой он был здесь и сейчас. Мариана встала и подошла к игрокам. Томас и Сандра прижали карты к груди. Мариана взяла журнал «Шатлен». – «Судя по опросам, – прочла она, – большинство канадцев считают бананы наилучшим фруктом для шоколадного фондю». Снова воцарилось молчание. Мариана представила себе, как ее мать подавилась шоколадным трюфелем. – Но это смешно, – сказала Сандра, которая тоже наблюдала, как ест мадам Финни. – Клубничное – самое вкусное. – Я всегда любила груши и шоколад. Комбинация необычная, но замечательная. Вы так не считаете? – спросил Томас у Рейн-Мари, но та ничего не ответила. – Вот вы, значит, где. А мне никто не сказал. – Через оконную дверь из сада легким шагом вошла Джулия. – О чем вы тут говорите? По какой-то причине она посмотрела на Гамаша. – Пас, – сказал он, уже толком не понимая, о чем они говорят. – Маджилла говорит, что для топленого шоколада больше всего подходят бананы. – Томас кивнул на Мариану. Это вызвало бурное веселье, и Гамаши недоуменно переглянулись. – А монахи не используют голубику в шоколаде? – спросила Джулия. – Нужно бы мне купить немного голубики до отъезда. На следующие несколько минут игра была забыта – все обсуждали фрукты и шоколад. В конце концов Джулия и Мариана удалились в уголок. – Пас, – объявил Томас, вернувшись в игру. «Отдай ему игру, – транслировал Гамаш Сандре, уставившись на нее. – Пожалуйста, пасуй». – Я удваиваю ставку, – сказала Сандра, сердито посмотрев на Томаса. «Мы имеем здесь дело с полным отсутствием коммуникации», – подумал Гамаш. – Нет, правда, о вы чем думали? – спросила Сандра, надув пухлые губы, когда она увидела карты, раскрытые Гамашем. – Oui, Арман. – Рейн-Мари улыбнулась. – Шесть без козыря с такими картами? О чем ты думал? Гамаш привстал и слегка поклонился: – Это полностью моя вина. Он послал жене взгляд, полный веселья. В том, чтобы быть недоумком, есть свои преимущества. Гамаш вытянул ноги и пригубил коньяк, затем прошелся по комнате. Становилось жарче. Обычно вечера в Квебеке прохладные, но этот был исключением. Гамаш почувствовал, как повышается влажность, расстегнул воротник и ослабил галстук. – Очень смело, – сказала Джулия, подойдя к нему, когда он остановился, разглядывая картину Кригхоффа. – Вы раздеваетесь? – Боюсь, что на сегодня я уже получил свою долю унижений. – Гамаш кивнул на столик, где трое игроков в бридж сидели над картами. Он наклонился и понюхал розы на каминной полке. – Они прекрасны, правда? Здесь все прекрасно. – Голос Джулии звучал задумчиво, словно она уже начала скучать по «Усадьбе». Потом он вспомнил Спота и подумал, что для Финни, вероятно, это последний приятный вечер. – Потерянный рай, – пробормотал он. – Что-что? – Да нет, так, одна мысль мелькнула. – Вы задаетесь вопросом: что лучше – царствовать в аду или прислуживать в раю? – с улыбкой спросила Джулия. Гамаш рассмеялся. Мимо ее взгляда почти ничто не проходило – в этом она была похожа на мать. – Видите ли, у меня есть на это ответ. Смотрите-ка, это же роза Элеоноры, – удивленно сказала она, показывая на ярко-розовый цветок в букете. – Можете себе представить? – Кто-то уже говорил это сегодня, – вспомнил Гамаш. – Томас. – Верно. Он хотел узнать, нашли ли вы ее в саду. – Это наша маленькая шутка. Роза названа в честь Элеоноры Рузвельт. Вы знаете? – До этой минуты не знал. – Мм… – проговорила Джулия, глядя на розу и кивая. – Она сказала, что поначалу чувствовала себя польщенной, пока не прочла описание в каталоге: «„Элеонора Рузвельт“: на клумбе[32] не смотрится, а у стены выглядит прекрасно». Они рассмеялись, и Гамаш восхитился и розой, и цитатой, хотя так и не понял, какое отношение эта семейная шутка имеет к Джулии. – Еще кофе? Джулия вздрогнула. В дверях с серебряным кофейником стоял Пьер. Его вопрос был обращен ко всем присутствующим, но смотрел он на Джулию и при этом слегка краснел. В другом углу комнаты Мариана пробормотала: – Ну вот, пожалуйста.