– Без отскоков было бы лучше, Дэнверс, но и так неплохо, – говорит Джек, когда мы замедляемся, сворачиваем с посадочной полосы и подъезжаем к тридцать девятому ангару. Я выпрыгиваю из самолёта и жду, пока Джек выберется из задней кабины. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, пока мы идём по ангару. – Я просто суперготова к экзамену. Мы с Марией подготовили дидактические карточки и занимаемся каждую ночь. Мы знаем, что с письменной частью и практикой проблем не будет, нас беспокоит устный... – Дэнверс, – перебивает меня Джек. – Ты в порядке? Всё в порядке? – спрашиваю я. – В чём дело? Я что... я что, сделала что-то не так? – Нет, девочка моя, – говорит он. – Тогда в чём дело? – Ты гордишься собой, Кэрол? – спрашивает он. – Что? – его вопрос застаёт меня врасплох. – Ты. Гордишься. Собой? – повторяет он, разбивая простенькое предложение на ещё меньшие части, чтобы я уж точно смогла его понять. В голове роятся десятки различных предлогов и способов сгладить свои эмоции, меня так и тянет сказать, что разумеется, я горжусь собой, но Джек слишком хороший учитель, и может быть, это было слишком просто, и я ещё не сдала экзамен, и я ещё не попала в «Летающих соколов», так чем мне гордиться, особенно если всё будет напрасно? Джек ждёт. Я отворачиваюсь. Скрещиваю, опускаю и снова скрещиваю руки на груди. Вздыхаю. Качаю головой. Борюсь. Борюсь с этим так же, как боролась с желанием поднять «Мистера Гуднайта» вверх до того, как чувствовала нужный момент. «Почувствуй нужный момент, Дэнверс». Сначала у меня теплеет в груди. Мне становится страшно, а ощущение только усиливается. Мне одновременно хочется и плакать, и смеяться. Я тяжело дышу. «Не сопротивляйся. Доверься себе. Я справлюсь». Наконец, я позволяю этому теплу разрастись и охватить всё тело целиком. И когда я снова поднимаю взгляд на Джека, в глазах стоят слёзы. – Да, сэр. Я горжусь собой, – говорю я хриплым и приглушённым голосом. Он улыбается хитрой улыбкой, кивает мне и идёт дальше к ангару. Но, поравнявшись со мной, останавливается. – Ты хороший пилот, Дэнверс, – говорит Джек. Я киваю, подтверждая, что услышала его и на этот раз не попытаюсь возражать. – Спасибо, сэр, – говорю я. Джек подмигивает и скрывается внутри. * * * Всю обратную дорогу в кампус мы не можем перестать трещать. – Когда я в первый раз попыталась сделать замедленную бочку, то остановилась слишком рано и не закончила манёвр. Я просто замерла прямо там, разумеется, когда мы летели вниз головой. Весь мир оказался... внизу, а я была наверху и была уверена, что мои ремни сейчас не выдержат и порвутся, – Мария говорит со скоростью миллион слов в минуту и так активно размахивает руками, что разок даже задевает окно с пассажирской стороны. Она рассеянно потирает костяшки пальцев в том месте, где они ударились о стекло. – Бонни пришлось вмешаться и закончить манёвр. Ты знала, что её родители были фермерами, и она летала на их кукурузнике- опыливателе. А затем она просто... стала крутить бочки РАДИ УДОВОЛЬСТВИЯ. Её никто даже не учил. Ты можешь себе представить? Ей было всего пятнадцать, и... она стала крутить бочки ради удовольствия? – Мария откидывается в кресле, делает глубокий вдох, выбрасывает вперёд руки и довольно восклицает: – Как же было круто! Я смотрю на подругу, Мария запихала все наши записи под ногу. Джек и Бонни дали нам всё необходимое, так что уже в следующее воскресенье мы можем сдавать экзамен. Я согласно мурлычу, но теперь, когда чувство восторга от самого момента начинает испаряться, меня переполняет чувство сильнее простого возбуждения. По правде говоря, с каждым новым шагом по направлению к нашей цели я начинаю нервничать всё больше и больше. Сегодня я едва не разбила самолёт. Но что напугало меня гораздо больше, так это то, что я позволила чувству гордости поглотить меня с головой. Почему мне так трудно это признать? Это же не хвастовство, а констатация факта. – Ты очень хороший пилот, Мария, – говорю я, когда мы наконец-то въезжаем на территорию кампуса. – Что? – Она выглядит так, словно я только что отвесила ей пощечину. Я паркую «мустанг», и мы вылезаем наружу. – Ты хороший пилот. Эта замедленная бочка была... она была великолепна. И это только та одна гениальная вещь, которую ты сделала сегодня, – говорю я. Мария улыбается и отворачивается в сторону. Я наблюдаю за тем, как она борется с комплиментом. Прямо как я. – Спасибо. Это всего одно слово, но чтобы произнести его, ей потребовалось выиграть внутреннюю войну с самой собой. Пока мы идём по общежитию к комнате, нас окутывает холод, и я начинаю гадать, почему же не испытываю чувства удовлетворения от того, сколь многого мы добились в этом году. Я знаю, что упряма. Я знаю, что мои мотивы могут быть весьма специфическими и узкими. Я уже какое-то время знаю, что воспринимаю проявление уязвимости в любом виде как слабость. И я знаю, надёжнее, чем что-либо ещё в мире, что для того, чтобы почувствовать хоть какую-то гордость за себя, я должна разделить её с кем-нибудь по-настоящему важным17, прямо как ранее в ситуации с Дженксом. Так почему же сейчас я не чувствую себя лучше? Почему я не чувствую себя лучше после всех этих ситуаций, которые мне пришлось переживать на ежедневной основе, после каждого урока с Джеком и Бонни? Вместо этого я чувствую себя так, будто что-то упустила. Будто вторая хрустальная туфелька вот- вот упадёт и заберёт с собой все мои самые удачные планы. – Ты в порядке? – спрашивает Мария, пока мы готовимся ко сну. – Ты какая-то молчаливая. – Мне кажется, я просто нервничаю, – отвечаю я, забираясь под одеяло. Мария закрывает журнал, выключает свет и забирается в постель. – Нервничаешь из-за чего? – её голос заполняет тёмную комнату. – Из-за всего, – говорю я, не успев себя остановить. – Я тоже, – признаётся она. Я поворачиваюсь на бок. – Правда? – Эм, ну да. Весь наш план, не знаю, долгое время он казался таким далёким, и вот теперь он здесь, и... – Мария запинается. – И ты понимаешь, насколько сильно ты этого хочешь, – заканчиваю я. – Да, а ещё... ещё я осознаю, насколько я, возможно, не заслуживаю этого, – признаётся она. – Как я тебя понимаю, – говорю я, поворачиваясь на спину и глядя в тёмный потолок. – И я ненавижу это, понимаешь? Это нечестно, – продолжает она. – Если бы мои достижения были связаны с научными изысканиями и какой-то математической проблемой, которую я должна была решить, было бы предельно очевидно, что тот, кто справился с подобными достижениями, достоин причисления к списку мировых светил. А выглядит так, будто я беру числа, изучаю всю информацию, делаю выводы, а затем внизу колонки вижу свою фамилию, и она словно удаляет всю информацию, все собранные мною доказательства и факты и оставляет вместо ответа гигантское пожатие плечами. Словно, из-за того, что это я, по какой-то причине это не считается, не берётся в расчёт. – Быть лучшей было куда проще, когда я думала, что ради этого достаточно просто прийти первой, – говорю я. – Скажи? Кто с этим поспорит? – Но теперь... я не знаю... мне кажется, что дело в гораздо большем. Я вспоминаю беседу с Бьянки в день Приёма. – Я думала, что честность – это то, как мы обращаемся с другими людьми. – Нет, я знаю. Однако же, она понадобится нам самим. – Уф, это звучит так нелепо. – Правда? Я пыталась найти способ, при котором это не звучало бы как какие-то внеклассные занятия. Я слышу, как Мария вертится в своей кровати, а затем, когда она снова начинает говорить, её голос приобретает необычный акцент и начинает сочиться сахаром: – Тебе нужно научиться любить саму себя прежде, чем это сделает кто-нибудь ещё, дорогуша! – И как ты только не закатываешь глаза при этом, – со смехом спрашиваю я. Мы молчим. – Я хороший пилот. – Голос Марии, сильный и гордый, разносится по всему помещению. Моё лицо расплывается в широкой улыбке. Я знаю, как тяжело ей было сказать это, потому что и мне так или иначе пришлось признаться в этом Джеку сегодняшним днём. – Я хороший пилот, – вторю ей я. И снова на долгое время воцаряется тишина. Пока... – Мы такие нелепые, – говорит Мария, и я в кромешной тьме могу почувствовать её улыбку. – Такие нелепые, – со смехом повторяю я. ГЛАВА 14 Мы с Марией сдаём экзамены на получение лицензии пилота-любителя. Когда мы спрашиваем, сколько ждать результатов, женщина пожимает плечами и даёт- прогноз в месяц-другой. Если результаты появятся через месяц, всё будет хорошо, если через два – то всё будет впустую18. Намёк: один гудок клаксона.