Упрямая до последнего, я встаю и пытаюсь унять боль, словно бы от сведённой мышцы или перенапряжённого сухожилия. Я хожу из стороны в сторону, сдавленные всхлипы превращаются в острые, злые вздохи, а я начинаю беситься из-за своей неспособности почувствовать себя лучше, придумать наилучшее извинение для Марии и двигаться дальше. Но я не могу двигаться дальше, я не вижу пути. Тот путь, что я нарисовала годы назад... на нём мне не рады. Дженкс не хочет видеть меня здесь. Они не хотят видеть меня здесь. Почему никто не хочет меня здесь видеть? Я хороший пилот. Я лучшая на своём курсе. Я позволила себе учиться и работала над собой. Я ждала подходящего момента и задрала нос. Я доверилась себе и закалила характер. Я сохранила целостность и перестала пытаться постоянно что-то доказывать19. – Почему это не работает? – в отчаянии рычу я в никуда. Я снова сажусь на булыжник, касаюсь ладонями по-военному собранного пучка волос на затылке, наконец, опускаю руки и прячу лицо в том убежище, что они мне предоставили. Делаю глубокий вдох. И ещё один. А затем позволяю себе погрузиться в предательскую тишину собственного разума. Правда заключается в том, что мои попытки успокоиться и убедить себя в том, что я сделала всё, что в моих силах, не работают, потому что я сделала все эти вещи только для того, чтобы сказать, что я их сделала, я попыталась, я попыталась делать всё иначе, а теперь я вернусь и буду делать всё по-своему, как и раньше. Слова Марии фейерверком взрываются у меня в голове: «Ты должна определиться, как долго ты готова верить в то, что его путь единственно верный, и чем конкретно ты готова пожертвовать». Я действительно верила в то, что путь Дженкса – единственно верный, если я хочу получить доступ в вымышленную ВИП- комнату, где никто не сочтёт меня обманщицей. Где все отлично друг с другом ладят, и где каждый член так же важен, уважаем и любим, как и его соседи. Но это не вся правда. Правда заключается в том, что я думала, если Дженкс наконец откроет ту дверь и пустит меня внутрь – сделает меня одним из «Летающих соколов», а затем позволит стать одной из первых женщин – пилотов истребителя, – то это будет означать, что я действительно имею значение, и не важно, верю ли я сама в это или нет. Я всё поставила на него – мою самооценку, моё чувство собственного достоинства – даже несмотря на то, что я постоянно убеждала себя в том, что время в академии я провела по своим правилам, что я была за рулём своей жизни. Я убеждала, но не верила в это. Путь Дженкса, со всеми его препятствиями и страданиями, попросту был легче. Потому что до тех пор, пока я остаюсь на его пути, всё, что происходит, либо его вина, либо его заслуга. Я могу винить его во всей боли, во всём разочаровании и благодарить за все мои успехи, и чувствовать себя в безопасности от мысли, что моя судьба мне не принадлежит. Он скажет мне, что я должна чувствовать и что делать дальше, и я никогда, никогда снова не окажусь на шероховатом булыжнике позади Митчелл-Холла, полностью погружённая в мысли и совершенно не понимающая, почему мне снова грустно и страшно, как никогда в жизни. На пути Дженкса ответы похожи на математическую задачу – я показываю свою работу, есть один правильный ответ, и он настолько прост, что я могу прикрыть его пеналом, чтобы никто больше не смог сказать мне, права я или ошибаюсь. Но на моём собственном пути ответы представляют собой бессвязную массу из наполовину сформировавшихся идей и мгновенных вспышек озарения, которые никак не спрятать в пенале – а даже если и получится, я никогда не смогу быть уверенной в их правоте. Я думала, что фраза «позволь себе учиться» означает «знай достаточно, чтобы сдать их тесты». Учила всё, чтобы доказать, что они ошибаются. Училась, чтобы иметь возможность (на пятьдесят процентов) утереть им носы. Но чтобы это сработало – чтобы это действительно сработало, – я должна хотеть – нет, я должна быть достаточно смелой, чтобы отследить все мои шаги обратно до самого первого дня, дня, когда мы принимали воинскую присягу, того самого первого раза, когда я позволила Дженксу обрести власть над собой, и первого дня, когда моя реакция сообщила ему, что он имеет значение, – и начать всё заново. Мой собственный путь. * * * Ещё какое-то время я сижу на камешке. Музыка такая хорошая, и холодный ночной воздух тоже прекрасен. Я не знаю, что я собираюсь сказать Марии, но мне кажется, что она как раз одна из целей на моем новом пути. Что бы я ни сказала, слова должны быть искренними и идти от самого сердца, и боже мой, всё это казалось куда страшнее того, что мог сказать или сделать мне Дженкс. Наконец, я возвращаюсь в комнату. Уже ночь, но ещё достаточно рано, и, открывая дверь, я думаю, что Мария ещё в библиотеке Макдермотта, вместе с Бьянки, Дель Орбе и Пьерром. Вместо этого я застаю её здесь, она сидит за столом в окружении книг и бумаг. Когда я вхожу в комнату, она поднимает взгляд. Я начинаю нести ерунду. – Привет, это... эм, я... – именно поэтому люди заранее планируют всё, что хотят сказать, чисто на всякий случай. – Я думала, ты ещё в библиотеке Макдермотта. Мария качает головой: – Нет, я... я хотела быть здесь к твоему возвращению. Я беспокоилась за тебя, – говорит она. Жгущее чувство возвращается, но на этот раз я знаю, что это за эмоция, пусть она и кажется крайне плохой и жутко неудобной. Отсюда я и начинаю. – Я не знаю. – Я делаю глубокий вдох. Пытаюсь выторговать немного времени, чтобы в голове сформировалась хотя бы одна отчётливая мысль. А затем я понимаю. Я понимаю, что должна сказать. – Я тоже тебя люблю. – Дэнверс... – начинает Мария. – Это было очень сложно, я чувствую себя полной дурой, и я на самом деле не сильна во всём – я касаюсь рукой груди и вяло вожу её кругом, – этом. – Дэнверс... – Пожалуйста, ты лучшая подруга, что у меня когда-либо была, и я знаю, что я сегодня вообще всё испортила, схлестнувшись с Дженксом, и что ты меня предупреждала. Ты всё время пыталась предупредить, что я зря ищу приключений себе на задницу, но... – Дэнверс! – кричит Мария, захлопывая учебник. Я замолкаю, плюхаюсь на кровать и пододвигаюсь к стене. Мария поворачивается в кресле лицом ко мне. – Я хочу... ну, в первую очередь я хочу, чтобы ты никогда больше не произносила фразу «искать приключений себе на задницу». Я не могу удержаться от смеха, облегчение и радость захватывают меня врасплох. – Вас поняла, – отвечаю я. – Люди постоянно лажают. Я так расстроилась не поэтому, – поясняет Мария. – А почему же тогда? – спрашиваю я. – Из-за того, что сказал Дженкс... я знаю, хуже его нет, но он на самом деле повторял слова Вольффа, если тебе это поможет. – Вся эта ерунда об обучаемости. – Что звучит почти как... – Позволь себе учиться, – заканчиваю я. – Ага. – Не знаю, что в этих идеях такого, что они пугают меня. Я действительно не знаю. – Меня они тоже пугают. – Правда? – О, абсолютная. Но мне кажется, я нашла ответ. – Что нашла? – спрашиваю я. – Мы направляемся в крайне нелепое место, так что пристегнись, – смеется Мария. Я изображаю, как забираюсь в кабину самолёта, и Мария смеётся. – Так и знала, что ты собираешься пристёгиваться по-настоящему. Я натягиваю вымышленный ремень, киваю Марии и легкомысленно машу рукой. – Готова, – говорю я. – Что ты в конечном итоге хочешь от Дженкса? – спрашивает она. Я думаю о нежелательных, но суперпросвещающих откровениях, которые пришли ко мне, пока я сидела на дурацком камне позади Митчелл-Холла. – Если он посчитает, что я хороша, может быть, и я смогу поверить, что я хороша, – медленно говорю я. Мария кивает. – А что потом? – Я буду счастлива. И наконец-то почувствую, что нашла своё место. Что я важна. Что я имею значение. – А что ты чувствуешь рядом со мной? Обжигающие слёзы появляются моментально. Мария подходит и садится рядом со мной. Я не могу поднять на неё взгляд. Слёзы текут и текут. – Я счастлива. Я чувствую, что нашла своё место. Что я важна. Что я имею значение. Мария берёт меня за руку. – А хочешь узнать, что я чувствую рядом с тобой? – Да! – кричу я сквозь ужасные, прекрасные слёзы. – Я счастлива. Я наконец-то чувствую, что нашла своё место. Что я важна. Что я имею значение. – Правда? – Да! Я смеюсь, и Мария крепко меня обнимает. – Ты такая упрямая, Дэнверс.