– Сэр. – Это мой подарок тебе, Дэнверс. Дженкс крепко сжимает руки в кулаки, затем тянется своими длинными пальцами к приборной панели. – Поблагодаришь меня позже за то, что я покажу тебе, насколько опасно твоё безрассудство. Дженкс сбавляет обороты двигателя и позволяет носу «Мескалеро» накрениться вниз. – Я делаю это для твоего собственного блага, Дэнверс. Дженкс сбавляет мощность двигателя до нуля. Самолёт трясётся и сопротивляется. И когда по всей крошечной кабине начинают разноситься сигналы тревоги, Дженкс убирает руки с ручки и, не произнося ни слова, смотрит на меня. Нос самолёта зарывается вниз, и «Мескалеро» начинает грациозно сваливаться с неба. Кабина сжимается вокруг меня, а Дженкс растворяется. Я покрепче сжимаю рукоятку. Я знаю, чего он пытается добиться. Он хочет, чтобы я провалилась, чтобы я признала свои недостатки при сокурсниках. Возможно, в какой-то части своего извращённого сознания он искренне верит в то, что делает это ради моего же блага, а не ради огромного злоупотребления властью. К несчастью для Дженкса, он не знает обо мне и «Мистере Гуднайте». Я позволяю самолёту упасть. Я жду... и жду... и жду нужного момента. Доверяю себе. Моё дыхание выравнивается. Глаза фокусируются. «Почувствуй его. Жди... Жди... Жди... Вот он! ВОТ! Нужный момент». И я переключаю двигатель «Мескалеро» на полную, поднимаю нос обратно к горизонту, выправляю педали, включаю закрылки и возвращаю самолёт на крейсерскую высоту, успешно выполняя стандартное сваливание на малых скоростях. Меня просто распирает от гордости. «Спасибо, Джек». – Всё, что вы сказали обо мне, – правда, сэр. Я эмоциональна, импульсивна и более чем слегка беспечна. Но я также достаточна смела, чтобы позволить себе учиться. – Я смотрю на Дженкса, который держится спокойно и отчуждённо. Но затем я пристальнее вглядываюсь в него, он краснеет, его руки крепче обхватывают ноги, а костяшки пальцев белеют. – Вам следует как-нибудь попробовать. – Говорю я напоследок. Дженкс смотрит на меня. Я поворачиваю самолёт в сторону лётного поля и иду на посадку. На протяжении всего остатка полёта Дженкс не говорит ни единого слова. ГЛАВА 18 – Так он что, собирался позволить тебе разбить самолёт, лишь бы доказать свою правоту? – спрашивает Дель Орбе, когда мы выходим из ангара тридцать девять, таща в руках корзину с дымящимся печеньем. Бонни следует за нами. – Просто поставьте их на стол рядом с капустным салатом, Эрик, – говорит Бонни, обращаясь к Дель Орбе. – Только настоящий белый хлеб или ничего! – кричит Джек, стоя за коптильней. Дель Орбе нервно переводит взгляд с Джека на Бонни. – Это всё техасские шуточки. Всё будет в порядке, дорогуша, – говорит Бонни и подмигивает ему. Судя по выражению лица Дель Орбе, он пребывает в ужасе. Он идёт вдоль стола и кладёт корзину с печеньем на столешницу с таким видом, словно держит в руках раскалённую картошку, а затем спешно уходит прочь, пробормотав что-то насчёт того, что ему нужно кое-то проверить в ангаре. Бедолага, вообще не выносит конфликтов, даже шуточных. – Нет, Дженкс собирался спасти её, – отвечает Мария, стоя рядом с Джеком и его излюбленной коптильной, подвигом чистой изобретательности. Совершенно очевидно, что коптильня была с любовью собрана самим Джеком. Это восхитительное лоскутное одеяло, сотканное, а точнее, сваренное воедино уверенной рукой Джека из деталей старых самолётов. Но настоящее искусство рождается сейчас, оно исходит от аппетитных ароматов, дрейфующих от коптильни. – Ага, спасти от себя самой, по всей видимости, – говорю я, подставляя тарелку, которую Джек до краёв заполняет копчёными кукурузными початками. – Невероятно, – Мария в неверии качает головой, хотя с момента испытаний она уже десятки раз пережила эту историю вместе со мной. Я подхожу к столам для пикника с тарелкой дымящейся кукурузы, и Пьерр с Бьянки быстро раскидывают по сторонам различные салаты и большую миску макарон с сыром, освобождая место для нового блюда. Джек и Бонни устраивают своего рода вечеринку для нас с Марией, и они настояли, что вечеринка ничто без всей семьи. Как бы всё не начиналось, теперь Бьянки, Дель Орбе и Пьерр наша настоящая семья, и мы с Марией знали, что не сможем отпраздновать без них. К тому же, они никогда бы не отказались от возможности отведать домашней еды, особенно если судить по их откровениям в столовой об оставшихся дома деликатесах. – Том, дорогуша, не мог бы ты сходить внутрь и взять два кувшина с верстака Джека? – обращается Бонни к Бьянки. – В одном сладкий чай, а во втором свежевыжатый лимонад. Гарретт, почему бы тебе не пойти и не помочь ему? – Свежевыжатый лимонад? – Пьерр разве что слюни не пускает. – Да, котик, свежевыжатый лимонад, – отвечает Бонни и ласково треплет ему щёчки. Пьерр краснеет, но нарисовавшуюся у него на лице улыбку теперь не сотрёшь и при всём желании. – Да, мэм, – хором отвечают они. Пьерр с Бьянки исчезают в ангаре, отправившись на поиски вкуснейших напитков, которые столь ласково пообещала им Бонни и которые, по всей видимости, напомнили им о доме. – Ну, и что теперь? – спрашивает Джек, когда мы остаёмся вчетвером. – Теперь мы найдём новый путь, – отвечаю я, глядя на Марию. Она кивает. – Новый путь куда? – спрашивает Джек. – Новый путь к тому, чтобы стать первыми женщинами – пилотами истребителей, – отвечаю я. Джек и Бонни переглядываются. – Дженкс и его «Летающие соколы» – не единственный возможный вариант, – добавляет Мария. – Хмм, – говорит Джек, достаёт из коптильни мясо и раскладывает грудинку и свиные рёбрышки по тарелкам. – Чего ты недоговариваешь? – с прищуром спрашиваю я. Бьянки и Пьерр появляются из ангара с кувшинами и' расставляют свою добычу на столе, Дель Орбе тащится следом. – Я просто говорю, что свежевать кота можно по-разному, Дэнверс, – говорит Джек. И прежде чем я успеваю спросить, что общего у разделки кота с ВВС США, в разговор вмешивается Бонни. – Я больше не желаю слышать этим вечером имя этого человека, – говорит она, сгоняя всех к столу, – а теперь идёмте, давайте есть. У входа в тридцать девятый ангар Джек с Бонни поставили два длинных складных стола, окружив их всеми разновидностями стульев, которые только можно представить. Красная ситцевая скатерть колышется в сумеречном ночном воздухе. Старый проигрыватель, воткнутый в самый длинный в мире удлинитель, протянутый сюда из ангара, поёт нам ласковые серенады. Старые керосиновые лампы омывают нас туманным светом. А стражу несёт сам «Мистер Гуднайт», помытый и отполированный. Он точно такой же участник сегодняшних торжеств, как и все мы. – Вы покатаете нас в нём, сэр? – спрашивает Бьянки, показывая на «Мистера Гуднайта», пока мы подтягиваем стулья и собираемся вокруг скрипящего стола, на мгновение заставляя зашататься кувшины со сладким чаем и лимонадом. – Думаешь, сможешь справиться с «Мистером Гуднайтом», сынок? – спрашивает Джек, подмигивая Бонни. Бьянки сияет, а Бонни только качает головой. Мы наполняем стаканы и ждём. Бонни поднимает свой стакан. – За полёты, – говорит она. – За полёты, – хором подхватываем мы. А затем начинается балет семейного ужина, изысканная хореография передаваемых по кругу тарелок и наполняемых стаканов. На тарелках вырастают целые горы макарон с сыром, а жадно ждущие получатели выслушивают секреты их приготовления. Мы жмуримся от удовольствия, пробуя закопчённую Джеком грудинку, столь нежную, что она буквально тает во рту. По лётному полю разносятся раскаты смеха. Мы слушаем старые военные истории, душераздирающие рассказы о храбрости и самопожертвовании и наконец-то узнаём, откуда «Мистер Гуднайт» получил своё название. Бьянки был прав. Вовсе не потому, что дела складывались хорошо для всех за исключением «Мистера Гуднайта». В какой-то момент я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что меня переполняет чувство, которое я не могу до конца выразить. Но я уже вполне привыкла к тому, что никак не могу разобраться в самой себе, поэтому вместо злости или испуга... я просто испытываю любопытство. Я наблюдаю за тем, как Джек наклоняется и прислушивается к чему-то, что рассказывает Гарретт, а затем откидывает голову назад и смеётся, в процессе хлопая Марию по плечу. Эрик и Том наклоняются поближе, когда Бонни рассказывает им историю о грузовой миссии в самом конце Второй мировой войны, которая пошла совершенно не по плану. Мерцают лампы. Струится музыка. Я отхлёбываю лимонада и кладу в рот порцию картофельного салата Бонни. Вот что такое семья. Вот что значит найти своё место в жизни. Вот что значит любить и быть любимой. – Эй, Дэнверс, ты вообще с нами? – спрашивает сидящая справа Мария. – Хмм? – не понимаю я, возвращаясь обратно на землю. – Ты витала в облаках, – с усмешкой замечает она. – Я просто счастлива, – отвечаю я, пихая её в бок. – Я тоже, – соглашается она. Мы сидим в дружеской тишине.