– Женщины не летают на истребителях, Дэнверс, – говорит Бьянки. – Пока что, – возражаю я. – Ты уверен, что сейчас подходящее время, чтобы говорить женщинам, что они могут, а чего нет? – спрашивает Мария, вставая между мной и Бьянки. – Потому что я могу поклясться, что только этим утром ты нёс кучу чуши о том, как женщины будут тащиться позади тебя… как же там было? – На целый круг, – подсказал Пьерр. Бьянки одарил его злобным взглядом. – На целый круг позади тебя, – повторяет Мария. – И кто же в итоге отстал на целый круг? – спрашиваю я, яростно почёсывая голову для усиления эффекта. Бьянки вплотную подходит ко мне. Я вызывающе задираю подбородок и не моргаю. – Ты можешь приходить первой в чём захочешь, Дэнверс. Я всё равно стану лётчиком-истребителем, а ты нет. – Мелодичным шёпотом произносит он и наклоняется к моему уху. – Мои поздравления. – Дэнверс! Бьянки! Встать в строй! – Мы занимаем наши места, и OK Чен и Резендиз собирают звено и ведут обратно в казармы, чтобы мы смогли принять душ перед завтраком и целым днём, наполненным инструктажами, занятиями и новыми криками в ситуациях, когда я была уверена, что и так знаю, как правильно поступать, например, как правильно держать руки при ходьбе. Тело предельно напряжено, пока я ожидаю инструкций. Челюсти крепко сжаты, пульс оглушающе стучит в висках, а слова Бьянки снова и снова звучат в голове. «Можешь приходить первой в чём захочешь, Дэнверс. Я всё равно стану лётчиком-истребителем, а ты нет». Мы маршируем на завтрак идеальным строем. Моя собственная точность подогревается едва сдерживаемым гневом, который достигает апокалиптических масштабов. Когда строй достигает Митчелл-Холла, мой взгляд приклеивается к воротничку и плечам идущего впереди человека. Когда мы с Марией приступаем к еде, я готова закипеть от ярости. – Ты это всерьёз сказала? – шёпотом интересуется Мария, пока мы стоим в очереди и заполняем подносы фруктами и сложными углеводами, чтобы зарядиться энергией перед предстоящим днём. – Насчёт чего? – Что ты хочешь стать лётчиком-истребителем? – Да. – Я запинаюсь и сама слышу прозвучавшие в моём голосе отчаяние и разочарование. – Это всё, чего я когда-либо хотела. – Ладони сжимаются в кулаки, и я чувствую, как нарастает напряжение в плечах. Мария широко распахивает глаза, словно в предчувствии надвигающегося шторма, и протягивает мне булку со своего подноса. – Прокричись в неё. Обычно я использую подушку… но времена отчаяния, как говорится… Так я поступаю после встреч с парнями типа Бьянки. Я беру булку, подношу ко рту и откусываю огромный кусок. Мария смеётся. – Спасибо, – бубню я с набитым ртом. – Лучше? – Нет. – Потому что он прав? – Да. Мы обе глядим в никуда. – Хотя, может, и нет, – говорю я. Мария вопросительно смотрит на меня. – Пилотов оценивают по их лётным навыкам, лидерским способностям и приспособляемости. Лучшие пилоты получают лучшие назначения. Нам позволяют выбирать между бомбардировщиками, заправщиками, грузовыми самолётами, мусоросборщиками, вертолётами… – И истребителями. Я киваю. – Если мы с тобой финишируем с лучшими оценками в классе и попадём в лётную программу… не знаю… может, у нас и будет шанс. – «Летающие соколы», – произносит Мария, прихлёбывая ложку овсянки. – Что такое «Летающие со… Наша беседа прерывается, когда один из инструкторов нависает над Марией и начинает кричать на неё о манерах за столом и о том, что она слишком много жуёт. Мы обе понимаем, почему они так жестят на первых неделях базовой подготовки. Дело не в мизерном нарушении, которое навлекло их внимание на наши головы, дело в дисциплине и в том, как вы ведёте себя под давлением и как сохраняете спокойствие, пока выполняете приказы. Если вы сможете сохранить самообладание, когда кто-то кричит, что честь нужно отдавать вот эдак, а не вот так, и делать это снова, снова и снова, тогда, возможно, вы будете лучше готовы выполнять то, что требуется, в ситуациях, когда на кону окажутся чьи-то жизни. Всегда есть более важные вопросы. Мы возвращаемся в комнату лишь под конец дня, и только тогда, наконец, можем продолжить прерванную беседу. Дверь закрывается, Мария подбегает и начинает рыться в стопке бумаг, аккуратно разложенной у неё на столе. Наконец, с победной улыбкой она достаёт оттуда брошюру. – «Летающие соколы», – Мария вручает мне брошюру и ликующе хлопает руками по бёдрам. – «Летающие соколы» – это элитная эскадрилья из девяти пилотов, созданная на базе академии ВВС. Основанная в 1963 году эскадрилья соревнуется с другими межвузовскими эскадрильями, чтобы сохранить и преумножить великое наследие ВВС и показать, что небеса – это не предел. Цельтесь высоко! – Любой может подать прошение, – говорит Мария, забирая брошюру. – Даже женщины. – Ага, – отвечает Мария, пролистывая страницы, – я хочу сказать… тут нигде не говорится, что мы не можем. – И ты думаешь… – Если мы финишируем с самыми лучшими оценками, попадём в лётную программу и доберёмся до «Летающих соколов»… – Мария заканчивает ход моей мысли, перечисляя вещи, которые тут же становятся общим списком дел на целый год. Она держит в воздухе три поднятых пальца. – Как они смогут отказать нам? – спрашиваю я. – Они не смогут. – Они попытаются, – возражаю я. Глаза Марии сверкают. – Пусть попробуют. ГЛАВА 4 Бессчётные часы чистки сортиров. Неописуемое количество отжиманий. Бесконечное число отчётов и приказов, которые криком забивают прямо в уши. Утро за утром, проходящее в измерении одной и той же постели одной и той же рулеткой. Целые дни, потраченные на проклятие той маленькой пылинки, осевшей на верхней полке, что заработала мне строгий выговор во время первого осмотра жилых комнат. Запоминание мельчайших подробностей лиц Чен и Резендиза, чтобы научиться различать, к добру или к худу10 у них дёргается глаз. Мы с Марией продолжаем выходить на пробежку в ранние предрассветные часы, и, хотя Пьерр время от времени присоединяется к нам, направленная против нас кампания Бьянки идёт полным ходом. Его крестовый поход достигает критической точки на третьей неделе базовой подготовки во время занятия по «Введению в курс рукопашного боя для пилотов ВВС», когда нас с Бьянки ставят в паре друг против друга. Поединок заканчивается после того, как он в гневе покидает спортзал, вынужденный признать своё поражение. Когда мы рассаживаемся вдоль стены, Бьянки возвращается, и я пытаюсь вразумить его. Я думаю, что если нам удастся просто поговорить – один на один, – он поймёт, сколько сил тратит на то, чтобы превратить меня с Марией во врагов. Я рассчитываю, что он образумится. – Эй, мы все здесь на одной стороне, – говорю я, предлагая Бьянки полотенце. – Мне не нужны мотивационные беседы от тебя, – шипит он. – Тогда что тебе нужно? – мне и правда интересно. Он качает головой. – Ты считаешь, что станешь лучше, если я позволю тебе выиграть? – Никто не позволяет мне выиграть. – Само собой. – Я выигрываю самостоятельно. – Я выгибаю бровь, он стискивает зубы. – Не здесь, но я всегда побеждал, в прошлом… Ты понимаешь, о чём я. – Почему это так важно для тебя? – Почему это так важно для тебя? – вопросом на вопрос отвечает он. – Потому что в отличие от тебя некоторым из нас действительно есть что доказывать. Мы оба смотрим, как Мария пришпиливает Пьерра к мату, обхватив ногами его шею. Поединок заканчивается. – Я не говорю, что тебе всё достаётся на блюдечке, я вижу, как много ты пашешь. Но представь, какого это, когда ты так много работаешь и добиваешься успехов, но тебя всё равно считают непригодным для истребителей. Бьянки садится спиной к стене и тяжело вздыхает. – Ничего личного, Дэнверс.