Одраде тщательно рассматривала свою бывшую ученицу, ее чувства были полностью открыты. Страх! Что я чувствую? Что я ощутила, когда она заговорила? Твердость голоса Шианы трансформировалась в мощный инструмент. Это Одраде предчувствовала заранее, еще при первом знакомстве с девочкой. Исходная природа Шианы (природа фрименов, если таковая когда-то существовала!) изменила свою направленность и форму, оставшись верной духу и сути. Под жесткой уздой угадывалась способность любить и ненавидеть. Почему меня не покидает ощущение, что она хотела меня обнять? Одраде внезапно почувствовала свою уязвимость. Эта женщина смогла взломать мою оборону и сейчас находится на моих позициях. Мне не удастся полностью от нее избавиться, изгнать ее из себя. На память пришел давний разговор с Тамалейн: «„Она из тех, кто умеет сохранять верность самим себе. Помнишь Сестру Швандью? Шиана похожа на нее, но она лучше. Шиана знает, куда идет. За ней надо внимательно следить. Ты же понимаешь, кровь Атрейдесов“. — Я тоже Атрейдес, Там. — Не думай, что мы об этом забыли! Думаешь, мы будем спокойно стоять и смотреть, как Верховная Мать станет скрещивать себя для потомства? Есть пределы и нашему терпению, Дар». — Мой визит несколько запоздал, Шиана. Тон Одраде насторожил Шиану. Она посмотрела в глаза Одраде с тем выражением, которое называлось в Общине Сестер «безмятежностью Бене Гессерит». Это было спокойствие, безмятежнее которого не существует ничего во вселенной. Никто никогда не узнает, какие страсти бушуют под маской этого спокойствия. Это был даже не барьер, это было подлинное ничто. Все, что появляется на этой маске, являлось преступлением, то есть предательством. Шиана мгновенно это поняла и рассмеялась. — Я так и поняла, что меня будут прощупывать! Разговоры с Дунканом с помощью языка жестов, так? Будьте любезны, Верховная Мать, съешьте и это! — Я хочу все знать об этих разговорах, Шиана. — Он хочет, чтобы его кто-нибудь спас, если нападут Досточтимые Матроны. — И это все? Она что, действительно считает меня непроходимой дурой? — Нет. Он хочет получить информацию о наших намерениях… и о том, что мы будем делать для отражения угрозы нападения Досточтимых Матрон. — И что ты ему сказала? — Все, что смогла. Правда — мое единственное оружие. Мне надо ее отвлечь. — Ты друг Дункана, Шиана? — Да! — Я тоже. — Но не Там и Белл? — Мои информаторы доносят, что Белл стала относиться к нему терпимо. — Белл? Терпимо? — Ты неверно судишь о ней, Шиана. Это твой недостаток. Она что-то скрывает. Что ты сделала, Шиана? — Шиана, ты полагаешь, что не сможешь работать с Белл? — Потому что я поддразниваю ее? Работать с Белл? Только не Белл должна возглавлять этот проклятый проект Защитной Миссии. У Одраде непроизвольно дернулся угол рта. Еще одна шалость? Возможно ли это? Шиана была главной темой всех сплетен обеденного зала в Централе Капитула. Истории о том, как она дразнит специалистов по селекции (особенно Белл) и снабженные пикантными подробностями россказни о соблазнениях, топливом для которых служило сравнение с Досточтимыми Матронами, сведения о которых просачивались через Мурбеллу, возбуждали послушниц больше, чем пища, приправленная Пряностью. Одраде сама слышала обрывки одной из таких историй пару дней назад: «Она сказала: „Я пользовалась методом Пусть он плохо себя ведет. Очень эффективен с мужчинами, которые воображают себя лидерами“». — Поддразниваешь? Это действительно то, чем ты занимаешься, Шиана? — Это самое подходящее слово. Воссоздаешь форму, которая противоречит естественным склонностям жертвы. Шиана поняла, что допустила ошибку, не успев закончить фразу. Одраде почувствовала предостерегающее спокойствие. Воссоздать форму? Ее взгляд уперся в странную бесформенную массу в углу. Она уставилась на эту массу с вниманием, удивившим ее самое. Внимание размывало видение. Она пыталась сосредоточиться, понять, что эта куча плаза старается ей сказать. Ответа не было, его не было даже тогда, когда Одраде дошла до предела сосредоточенности. В этом и заключается его цель! — Эта скульптура называется «Пустота», — проговорила Шиана. — Твое? — спросила Одраде. Шиана, прошу тебя, скажи: «Нет», ибо тот, кто сделал это, проник в мироздание до недоступных мне пределов. — Я вылепила это однажды ночью, пару недель назад. Черный плаз — это единственная вещь, которой ты придаешь форму? — Чарующий общий взгляд на искусство. — А частный? — У меня большие проблемы с тобой, Шиана. Ты внушаешь тревогу некоторым Сестрам. И мне. В тебе есть нечто дикое, то, что мы не нашли в тебе своевременно. Маркеры генов Атрейдесов, о которых говорил Дункан, присутствуют в твоих клетках. Что они дали тебе? — Тревогу? — Особенно когда они вспоминают, что ты — самая молодая из всех, кто пережил испытание Пряностью. — Я уже не говорю о Мерзости. — Ты — ее воплощение? — Верховная Мать! Она никогда намеренно не причиняла мне боль, только в воспитательных целях. — Ты прошла испытание так, словно это был акт неповиновения. — Уж не хотите ли вы сказать, что я пошла против советов взрослых? Юмор иногда отвлекает ее. Престер, послушница Шианы, подошла к двери и легонько поскреблась в нее, привлекая к себе внимание. — Вы приказали, чтобы я немедленно доложила о возвращении поисковых групп. — Что они сообщают? В голосе Шианы слышится облегчение? — Команда номер восемь хочет, чтобы вы посмотрели их скан. — Они все этого хотят! Шиана говорила с деланной растерянностью. — Вы не хотите взглянуть на скан, Верховная Мать? — Я подожду здесь. — Это не займет много времени. Когда они вышли, Одраде подошла к западному окну, из которого открывался вид на Пустыню поверх крыш. Виднелись мелкие дюны. Предзакатный час и сухой жар очень напоминали Дюну. Что скрывает Шиана? На соседней крыше загорал обнаженный молодой человек, почти мальчик. Он лежал лицом вверх на зеленом матраце, прикрыв глаза золотистым полотенцем. Кожа его приобрела золотистый оттенок в тон полотенцу и волосам на лобке. Ветерок шевелил угол полотенца. Рука вяло поднялась и поправила полотенце. Почему он проводит время в праздности? Работает в ночную смену? Возможно. Праздность не поощрялась, а этот тип выставлял ее напоказ. Одраде мысленно усмехнулась. Каждый может в свое оправдание сказать, что работает по ночам. Вероятно, он зависит от этой догадки. Трюк не заметит тот, кто не знает правду.