В автомобиле дежурной части Матвеев объяснил свой неожиданный визит: – Убийство! Вьюгин велел всех поднять. Дело вырисовывается мутное: то ли муж жену убил и сбежал, то ли любовник ее прикончил. Короче, пока всех не найдем, в отдел не вернемся. – Вот черт, как работать-то! – озадачился я. – Я с вечера выпил, от меня перегаром пахнет. – Нашел о чем переживать! – засмеялся Матвеев. – После праздника все мужики чуть живые, а их жены так перегара надышались, что ничего не почувствуют. От меня же ничем не пахнет! – Только стекла запотели, – подал голос водитель. Убийство раскрыли около полудня понедельника. Я хотел поехать домой отоспаться, но начальник уголовного розыска Зыбин отпустил меня только на обед. – Работы полно, а ты спать собрался? В твои ли годы после бессонной ночи бездельничать? Пообедай, отдохни часок и возвращайся в отдел. Поедешь с Андреевым кражу отрабатывать. – Я правильно понял: час могу обедать, а потом часок отдохнуть? – Нет, конечно! Где это видано, чтобы в рабочее время целый час черт знает где болтаться? Пообедаешь – и за работу! Отдохнешь потом, на пенсии. Обедать я поехал на хлебозавод. Пока стоял в очереди на раздачу, узнал все новости. «К девяти часам на демонтаж пряничного цеха вышли всего шесть человек. Один скончался накануне, куда подевались еще трое – неизвестно». Оплату новосибирской бригаде производили от объема выполненных работ. Сколько человек ежедневно трудилось, кто вышел на работу, а кто нет, руководство хлебокомбината не интересовало. Все вопросы, связанные с трудовой дисциплиной, решал единолично бригадир шабашников Евсеенко. На расспросы участкового, куда подевались трое работников, он равнодушно ответил: «Проспятся после вчерашнего и приползут». О безвременно почившем товарище бригадир высказался с нескрываемым презрением: «Помер Максим – и хрен с ним! Похоронят за избой, помянут метлой». Покойника, кстати, звали Алексеем, но это так, детали. Первый из троих пропавших рабочих появился к одиннадцати часам. Он, как оказалось, на праздники ездил к знакомым, в Новосибирск, и не смог выехать назад первым рейсом. Второй пришел в полдень, чуть живой с глубочайшего похмелья. Ему дали стакан вина и уложили спать в раздевалке. Третий так и не появился. «Если до завтра не объявится, то он уже на небесах», – решил я. До вечера мы с Андреевым занимались кражей из гаража на его участке. Андреев был оперативником так себе, и меня постоянно направляли ему на помощь. Если же у меня на участке оставалось нераскрытое преступление, то Зыбин помощников не давал – считал, что я сам в состоянии разобраться. В отделе я наконец-то смог встретиться с Клементьевым. Он уже был осведомлен о событиях прошедшей ночи. – Как ты объяснил центральщикам, что нашел труп? – спросил Клементьев. – Сказал, что провожал девушку, увидел дым из пустого цеха и пошел проверить, что случилось. – Версия слабенькая. Я бы даже сказал: никуда не годная. Договорить он не успел, в кабинет вошел Шаргунов. – Все те же и Лаптев! – весело сказал он. – Колись, злодей, ты почему целую оперативно-следственную группу заставил каким-то мирным трупом заниматься? У меня вчера натуральный завал был, а он велел окурки в бытовке собирать! – Шаргунов посмотрел на часы: – У тебя пять минут на объяснения, и мы с Вьюгиным к генералу уезжаем. Будем выслушивать, что таких бездельников, как мы, свет не видывал. Всех остальных начальников территориальных органов будут чествовать, подарки в честь Дня милиции вручать, а нам, как всегда, – по устному замечанию. Я в двух словах изложил свою версию событий в демонтируемом цехе. – Ты Романову позвонил, про «Старичка» рассказал? – спросил Шаргунов. – Не успел. Я со вчерашнего вечера еще минуты на месте не сидел. – Я сам позвоню, – решил Шаргунов и умчался в областное УВД. – Теперь еще раз и все поподробнее, – предложил Клементьев. – В ночь убийства Горбаша пекарь вышла на улицу из главного корпуса и увидела, как двое мужчин под руки ведут третьего. Если предположить, что третьим был главный инженер, то вести им его просто неоткуда. Все цеха и склады закрыты, на улице, где-нибудь в закутке, шесть часов не просидишь – замерзнешь. Я стал прикидывать, где могли держать Горбаша до наступления темноты. Исчез он около семи. «Старичок» действует шесть часов. Пекарь видела мужчин около часа ночи. По времени события совпадают. Но где он мог быть? Тут я вспомнил о новосибирской бригаде и демонтируемом цехе. Пошел, проверил, нашел труп в раздевалке. Скорее всего, Горбаша заманили в пустой цех, вкололи «Старичок» и оставили на лавочке до ночи. – Зачем ты велел так тщательно собрать окурки? – Убийство Горбаша обставлено как театрализованное представление. Тот, кто казнил его, имеет пристрастие к позерству, к бахвальству своими продуманными действиями. Мертвый мужик, как я думаю, чем-то прогневал организатора убийства, и его решили ликвидировать. Препарат «Старичок» мог быть только у главаря. Подручным его доверять нельзя, самому можно на ликвидацию напороться – черт знает, какие взаимоотношения сложились в преступной троице после первого убийства. Если препарат «Старичок» вколол шабашнику организатор казни Горбаша, то и в этот раз без рисовки не обошлось. Наверняка он поиздевался над недвижимым сообщником перед тем, как отключить отопление и оставить его одного. Если организатор курит, то один или несколько окурков в консервной банке – его. Когда поймаем, будет, чем вину доказывать. – Почему ты не настоял, чтобы обогреватель забрали на экспертизу? – Он два метра длиной, тяжеленный, ни в одну машину не влезет. Я, пока ждал опергруппу, изучил место соединения проводов со спиралью. Если бы проводок был отломан, то можно было бы назначить трасологическую экспертизу, а так, когда клемма разболталась и он выпал, чего там исследовать? – Отпечатки пальцев изъяли? – Угу! Эксперт сказал, что почти все они принадлежат покойнику. Геннадий Александрович, Шаргунов не распорядился, чтобы всех шабашников допросили с пристрастием? Сейчас они начнут выкручиваться, друг на друга валить, кто из них последний уходил. – Шаргунов звонил перед тем, как ты пришел. Он велел всю бригаду доставить в райотдел и закрыть до утра. Ребята они бывалые, жаловаться на незаконное задержание не побегут. Посидят, подумают и вспомнят, кто за кем уходил. – У них одного человека в обед не было. – Его и сейчас нет. – Если нет, то уже и не будет, – устало вздохнул я. – Похоже, что организатор убийства Горбаша решил от всех сообщников избавиться. – Почему ты считаешь, что главарь у них – мужчина? Часовщикова не может быть лидером группы? – Может! С Горбашом расправились или по ее инициативе, или с подачи Прохоренкова. Скорее всего, Прохоренков организовал преступление, нашел сообщников из числа новосибирских шабашников, а Часовщикова руководила казнью на месте. – Тебе не приходило на ум, что над Часовщиковой и Прохоренковым может стоять еще один человек? Тот, кто пока не засветился? Я вспомнил о мужчине в военной форме на фотографии. Если убийство Горбаша – следствие событий военных лет, то он вполне мог быть тайным лидером. Но о фотографии я решил пока умолчать. – Геннадий Александрович, почему бы их всех не задержать, провести обыски, поискать доказательства? Если они третьего человека «Старичком» в безвольную куклу превращают, то, может, у них еще ампулы остались? – А если нет? – возразил Клементьев. – Конец года. Любая жалоба в прокуратуру нам показатели по соцзаконности испортит. Представь, что обыски ничего не дали. В чем ты обвинишь Часовщикову? В том, что посмотрела на тебя с ненавистью? Она судимая, ей нас любить не за что. Прохоренков в чем виноват? В том, что записочки Часовщиковой посылал? О новосибирских шабашниках мы вообще ничего не знаем. Будем ждать развития событий. Завтра трудовую книжку Часовщиковой принесут. Вернувшись в общежитие, я обнаружил на столе полбанки вина, заботливо прикрытой блюдцем. После моего ухода Мистер Понч к спиртному не прикоснулся. Не до того было. Чувствуя, что бессонная ночь и суматошный день берут свое, я решил оставить все дела на потом и рухнул спать. На другой день оперативники Шаргунова разобрались с новосибирской бригадой. Покойником оказался дважды судимый уроженец Томской области по фамилии Обедин. Его отпечатки пальцев были и на банке с остатками вина, и на стакане. Исчезнувший мужчина – сорокалетний Крылов, трижды судимый за кражи. Последний срок он отбывал в одной колонии с Обединым. По показаниям членов бригады, вечером в пятницу распивать спиртное остались Обедин, Крылов и Лазарев. Лазарев показал, что он ушел первым, выпив совсем немного, не больше стакана. Этим же вечером он на электричке уехал в Новосибирск к знакомой женщине. Ее дома не оказалось. Лазарев поехал на круглосуточно работающий железнодорожный вокзал, чтобы переночевать в тепле и наутро отправиться назад. На вокзале он познакомился с возвращающимися из мест лишения свободы двумя мужчинами, поехал с ними куда-то в частный сектор, где беспробудно пьянствовал все праздники. Билет заранее купить не мог. На работу в понедельник опоздал. В подтверждение своих слов Лазарев предъявил билеты на электричку и на автобус из Новосибирска. Оперативники проверили алиби остальных членов бригады, включая Евсеенко. Все они из города не выезжали, выходные провели на виду у многочисленных свидетелей. – Если Лазарев не врет, то второй убийца Горбаша – это Крылов, – предположил я. – Нам надо объявить его в розыск. Формальный повод есть – он пропал без вести. Клементьев посоветовал не спешить: – Слишком уж все нарочито! Не далее как вчера ты утверждал, что организатор убийства Горбаша – умный и осторожный человек. Сегодня ты заявляешь, что все настолько очевидно, что и расследовать-то нечего! Посмотри на ситуацию с другой стороны. Кто тебе сказал, что Обедин – один из участников убийства главного инженера? Кто сказал, что Крылов – убийца? Быть может, нам специально подбросили труп в раздевалке, чтобы отвести подозрения от настоящих убийц. Это раз. А теперь – два. Как ты Крылова в розыск объявишь, если у нас нет даже намеков на его насильственную смерть? Если Крылов не жертва преступления, то его можно разыскивать только в связи с утратой родственных связей. Кто ему родственник? Ты, что ли? И третье. Ты дашь гарантию, что Крылов не появится со дня на день? Если у шабашников так организована работа, что можно прогулять пару дней, а потом отработать упущенное, то всякое может быть. В этот же день я узнал еще одну новость. В понедельник Часовщикова появилась на работе только после обеда – пьяная, почти невменяемая. Татьяна Маркина вызвала инженера по охране труда, они составили совместный акт «О совершении дисциплинарного проступка Часовщиковой С. С.». Документ в тот же день передали в приемную директора для принятия решения об увольнении. «Подозреваемые разбегаются, как тараканы по кухне, – подумал я. – Зря Клементьев не хочет их всех разом накрыть. Плевать на показатели по соблюдению соцзаконности, если у нас преступники под боком творят что хотят и над нами насмехаются». Во вторник мне привезли трудовую книжку Часовщиковой. Сведений в ней было немного, так как трудовую книжку она получила вместе с паспортом при освобождении из колонии в 1977 году. Первый месяц на свободе Часовщикова не работала, где проживала и чем занималась – неизвестно. В мае 1977 года она устроилась уборщицей производственных помещений в новосибирское судоремонтное предприятие. Уволилась по собственному желанию в 1980 году. Переехала в город Бердск, оформилась на работу сторожем на склад готовой продукции электромеханического завода. Была уволена по ч. 4 ст. 33 КЗоТ РСФСР. – «Два горбатых»! – воскликнул я. – Похоже, у старушки развлечение – на работу в пьяном виде выходить. За два года дважды по тридцать третьей статье уволиться – это надо постараться. Часть 4 статьи 33 Кодекса законов о труде РСФСР была чем-то вроде «черной метки» в трудовой биографии. Полностью она называлась «Увольнение по инициативе администрации за совершение прогула без уважительной причины или появление работника на предприятии в нетрезвом состоянии». С такой записью в трудовой книжке ни на одну приличную работу не устроишься. Дважды уволенного по 33-й статье даже общественные туалеты на вокзале мыть не возьмут. Кому нужен прогульщик и пьяница? Если одно увольнение еще можно объяснить происками начальства по прежнему месту работы, то вторую 33-ю статью объяснять даже не надо, она – как диагноз, как несмываемое клеймо. «У Часовщиковой нет трудового стажа, – стал размышлять я. – Через два года ей можно выйти на пенсию. Сколько она будет получать по минимальной ставке? Примерно рублей 40–45, так что в плане пенсионного обеспечения она ничего не теряет – у нее хоть так, хоть этак будет самая маленькая пенсия. На алкоголичку она не похожа, и трудовая книжка – тому свидетельство. В Бердске она проработала полгода, у нас – столько же. Если бы она была запойной пьяницей, то по полгода без прогулов продержаться бы не смогла. Она появляется на работе в пьяном виде с какой-то целью. Ничего другого, кроме срочного увольнения, на ум не приходит. По 33-й статье увольняют на другой день, по собственному желанию – надо отработать две недели. Придержать трудовую книжку Часовщиковой у себя я не могу, так что завтра или послезавтра она получит полный расчет и сможет уехать из нашего города. Ищи ее потом по всей стране советской!» На другой день я вернул трудовую книжку участковому из Центрального РОВД. Глава 18 Еще в октябре при распределении дежурств встал вопрос: кому дежурить седьмого, а кому – десятого ноября, в День советской милиции? Меня, как самого молодого в коллективе, могли поставить в любой день. Если бы между этими датами был разрыв дней пять, Зыбин бы отписал мне оба праздника, но через день заставить дежурить даже он не мог. Посоветовавшись с заместителем, начальник уголовного розыска решил так: «День милиции – священный праздник, дежурить должен самый молодой инспектор в коллективе. День Октябрьской революции – тоже праздник, но к нему в нагрузку полагается демонстрация. Как ни крути, седьмого ноября толком не отдохнешь, вволю водки не выпьешь, так что на дежурство можно поставить любого, кто проработал меньше пяти лет и не успел обзавестись семьей». Утром десятого ноября Вьюгин собрал коллектив райотдела на торжественное собрание, вручил грамоты и денежные премии отличившимся сотрудникам. Потом мужики разошлись по кабинетам, и к обеду все уже были навеселе. К четырем часам в райотделе не осталось никого, кроме руководства и следственно-оперативной группы. До шести вечера обстановка в районе была спокойной, мне даже удалось заняться своими делами, привести в порядок служебную документацию. В седьмом часу зашел эксперт Новиков и с порога огорошил: – Брежнев умер! – Да ты что! – не поверил я своим ушам. – Только что «Голос Америки» передал. Скончался наш дорогой Леонид Ильич! Радиостанции «Голос Америки» в Советском Союзе доверяли больше, чем официальным средствам массовой информации. В аналитических передачах идеологические враги СССР могли что-нибудь приврать или умышленно исказить, но в новостях никаких вольностей американцы не допускали. Убедиться в правдивости «Голоса Америки» труда не составляло. В июле 1980 года, во время проведения олимпиады в Москве, «Голос Америки» сообщил о смерти Владимира Высоцкого. Ни по радио, ни по телевидению об этом трагическом событии не сказали ни слова, в газетах не напечатали ни строчки. Смерть самого известного автора-исполнителя и популярнейшего киноактера прошла для официальных СМИ незамеченной, словно умер не голос целого поколения, а престарелый актер в провинциальном театре.