Выслушав приговор, Лазарев воскликнул: – Если есть Бог на свете, ты, Сара, до освобождения не доживешь! Часовщикова в ответ только ухмыльнулась. Ее приговор устраивал. Глава 30 В середине декабря у меня были худшие показатели в отделе, но как только Мара стала изобличать Часовщикову, появилось свободное время, которое я полностью посвятил работе на участке. За оставшиеся две недели мне удалось выровнять положение и даже обогнать кое-кого из коллег по числу раскрытых преступлений. На совещании по итогам года начальник уголовного розыска пригрозил, что если я и дальше буду работать спустя рукава, он примет «жесткие меры». Какие именно, не уточнил. Шаргунов, узнав о совещании, предложил мне перейти в уголовный розыск Центрального РОВД. Я отказался. В начале января к работе на заводе приступил новый главный инженер. Он быстро разобрался с объемами поставки муки и решил навести в этом деле порядок. Главного технолога хлебокомбината и Маркину вызвали к директору и предложили уволиться по собственному желанию. «В противном случае я приглашу для ревизии сотрудников ОБХСС», – пригрозил преемник Горбаша. Почему он решил избавиться от двух технологов из четырех, я так и не понял. Наверное, Полубояринов проявил волю и отстоял сотрудниц, с которыми работал дольше всего. Бывший главный технолог Лысенко перевелась в управление хлебопекарной промышленности на незначительную должность, Маркина уехала в соседний город. С переездом ей помогал водитель-дальнобойщик, с которым она возобновила отношения. Прошел месяц, потом второй. План по выпуску продукции хлебокомбината не изменился. Поставки муки не сократились. Все вернулось на круги своя, только с другим составом участников. Стоило ли огород городить, изгонять в провинцию хорошенькую женщину Татьяну? Она из всех технологов была самой безобидной. Избавившись от потенциальной соперницы, Калмыкова расцвела, стала намекать, что нам неплохо бы узаконить отношения, но переезжать ко мне в общежитие категорически отказывалась. Я же не собирался лишаться собственного жилья, полученного с таким трудом. Двадцать третьего февраля, в священный мужской праздник, часов в шесть утра в дверь настойчиво постучали. – Андрей Лаптев, вставай! – раздался знакомый голос. – У нас – ЧП! Там это… в теплоузле… Полубояринов велел за тобой послать! Как ошпаренный я вскочил с кровати, как был, в одних трусах, выскочил в коридор. За дверью стояли выпившие мужики с моего этажа. Вчера они весь вечер маялись от безделья, не знали, чем заняться, к утру разжились спиртным и решили пошутить. – С праздником! – поздравил меня Мистер Понч. Я хотел высказать все, что думаю о нем и его шутке, но не успел рта открыть, как один из парней протянул новенький полиэтиленовый пакет: – Это тебе гостинец от Татьяны. Она вчера приезжала кое-какие вещички забрать. Тебя дома не было, она пакет нам оставила. В нем была бутылка коньяка, мы не удержались – выпили. Если что, сегодня скинемся и новую купим. – Я сегодня на дежурство заступаю. В другой раз купите. В пакете оказались записка и игрушечная собачка, купленная в столе заказов универмага. «Андрей! У меня все хорошо. Я выхожу замуж. Собачку оставляю на память. За шербет – отдельное спасибо. Хочется верить, что ты выбросил его из-за меня. Татьяна». Я скомкал записку, поставил собачку на стол, накинул на шею полотенце и пошел умываться. Мужики еще не разошлись, стояли в конце коридора. – Классно получилось! – восторгался Мистер Понч. – Представь, ты спишь, а в теплоузле новый висельник объявился. Какое чудное начало нового рабочего дня! Приоткрыв дверь, высунулась заспанная девушка: – Когда вы уже разойдетесь, алкаши проклятые! Еще целый час спать можно, а вы ржете, как табун лошадей! Мужики что-то ответили ей, началась словесная перепалка. Общежитие жило своей обычной жизнью. Я был частью этой жизни, и это мне нравилось. * * * notes Примечания 1 А. Толстой. «Гиперболоид инженера Гарина». 2 ИТУ – исправительно-трудовое учреждение. 3 ОУН – организация украинских националистов.