– Как же слово офицера? – возмутилась старуха. – Вы же поклялись, что не станете… Подонки! У вас нет ничего святого. – Часовщикова! Срок давности привлечения к уголовной ответственности за ваши похождения в военное время давно истек. О преступлениях, совершенных в этом году, вы нам ничего не рассказали. Я свое слово держу. Записи нашего разговора не было, содержание его останется в этом кабинете. Уведите задержанную! – У вас же против меня ничего нет! – упавшим голосом сказала старуха. – Есть! Завтра вы познакомитесь с результатами наших трудов. Глава 29 В техникум, где училась Мара, прибыла группа психологов и протестировала учащихся второго курса. С Марой работала главный психолог области. Материалы с результатами тестирования она предоставила Шаргунову. – Вам знаком термин «эротомания»? – спросила психолог. – В общих чертах, – соврал начальник милиции. Об эротомании он слышал в первый раз. – У Мариэтты Орловой мной выявлены признаки эротомании, но не психического заболевания с навязчивыми идеями, а психического отклонения в восприятии окружающего мира. Она искренне считает, что если полюбит юношу или взрослого мужчину, то и он обязан полюбить ее и жениться на ней. Сочетание законным браком – непременное условие эротических фантазий девушки. Я думаю, это вызвано обстановкой в семье и ее желанием поскорее выйти из-под родительской опеки. Эротомания, как психическое отклонение, корректировке не подлежит, так как заболеванием не является. Пройдет ли она сама по себе, я не знаю. У нас специальные исследования на этот счет не проводились. Пока дело обстоит так: если завтра Орлова выйдет замуж по большой любви, то вполне возможно, что через месяц она влюбится снова и будет страстно добиваться нового мужчины. В остальном девушка психически здорова. Показания на следствии и в суде давать может. На другой день, вечером, новый избранник Мары провожал ее домой. У входа в частный сектор дорогу им преградил патрульный автомобиль. Мариэтту и парня доставили в Центральный РОВД, развели по разным кабинетам. Юношу напоили чаем, расспросили об учебе и отпустили домой, чему он был несказанно рад. А с Марой занималась начальник инспекции по делам несовершеннолетних Иванова, уравновешенная опытная женщина. – Мариэтта, ты знаешь тетю Свету Часовщикову? – спросила она. – Знаю, – нахмурилась Мара. – Она же ранее судимая, – размышляя, вслух сказала Иванова. – Сейчас она снова попалась на краже и дала показания, что ее сообщником был твой парень. – Не может быть! – воскликнула пораженная Мара. – Она все врет! Мой парень ее не знает и даже никогда не видел! – Я тоже так думаю, – согласилась Иванова. – Но почему Часовщикова дает такие показания? Ты должна нам помочь разобраться в этом деле. Расскажи о тете Свете. Какая она на самом деле? За своего нового возлюбленного Мара была готова и в огонь пойти, и коня на скаку остановить. Собравшись с духом, она начала сбивчиво рассказывать все, что знала о Часовщиковой. Иванова наводящими вопросами вывела ее на интересовавшие милицию моменты. Мариэтта в подробностях описала один из своих визитов к Часовщиковой: – Тетя Света сказала, чтобы я вошла в ее дом, как только она одернет занавеску на окне. Я ждала условного сигнала на улице, замерзла. В гостях у Часовщиковой были трое мужчин. Двух я запомнила хорошо, а третий стоял ко мне спиной, и его лица я не видела. Мара уверенно опознала в одном из гостей Часовщиковой Лазарева. Обедина она опознала по фотографии. – У него маленькая родинка на подбородке, – уточнила девушка. На фотографии родинку видно не было. Допросили лиц, знавших Обедина, и они подтвердили: была у него родинка, совсем крохотная. – Закон психологии! – сказал по этому поводу Шаргунов. – Женщины лучше запоминают мужчин, а мужчины – женщин. Не менее ценными были показания Мариэтты о покупке билета на электричку: – Перед праздниками тетя Света попросила купить ей билет на электричку до Новосибирска. Сказала, что хочет проведать больную подругу. Еще она сказала, что если не успеет вернуться с работы до отхода электрички, то ничего страшного – она обменяет билет на другой день. Я купила билет. Прождала ее до отхода электрички и на другой день отдала билет Часовщиковой. Следователь вывез Мару на вокзал, где она на месте показала, в какой кассе покупала билет, где ждала приезда Часовщиковой. Получив все необходимые показания, следователь провел очную ставку между Лазаревым и девушкой, в ходе которой они подтвердили, что встречались в квартире Часовщиковой. В разгар работы с Марой исчезла Часовщикова. Она на целые сутки выпала из поля зрения группы наружного наблюдения. Шаргунов не захотел рисковать жизнью девушки и решил временно изолировать ее. Во время очередного допроса Мары в кабинет вошел врач в белом халате, послушал фонендоскопом грудную клетку девушки и сказал, что она нуждается в срочной госпитализации. С работы привезли отца Мары и поставили его перед фактом: «Сегодня же ваша дочь будет помещена в первую городскую больницу». Отец Мариэтты был умный мужик. Он посмотрел на Шаргунова, на портрет остробородого Железного Феликса и решил, что в кабинете начальника районной милиции устраивать диспут о здоровье дочери не стоит. «Передачки-то ей можно будет носить?» – спросил он. Мару поместили в палату «люкс» на двух человек. Каждое утро ее осматривал врач, медсестра под видом лекарств выдавала безобидные витаминки. Как-то Мариэтта, быстро освоившаяся в больничных стенах, поспорила с медсестрой, и та вколола ей в ягодицу болезненный витамин Б. – Будешь себя плохо вести – врач еще уколы выпишет, – пригрозила медсестра. Мара присмирела и больше с медперсоналом не спорила. После задержания Часовщиковой Мариэтту «выписали». Ее «лечение» обошлось Шаргунову в восстановление водительских прав родственнику главврача больницы и так, по мелочи: кому разрешение на охотничье оружие продлить, кого коньяком угостить. Прокурор района, ознакомившись с показаниями Мары, арестовал Часовщикову. Шаргунов подал в областное УВД рапорт о том, что его сотрудники раскрыли опасное преступление в Новосибирске. Информация дошла до Москвы. Из столицы в Новосибирск прибыла группа оперативников. Они ознакомились с делом о разбойном нападении на судоремонтном предприятии, допросили Лазарева и Мару. Часовщикова разговаривать с москвичами отказалась. В конце января 1983 года как гром среди ясного неба грянул приказ министра МВД: «Сотрудниками главного управления уголовного розыска МВД СССР раскрыт ряд преступлений, которые местным оперативникам оказались не по зубам». Уголовное дело по обвинению Лазарева и Часовщиковой передали для дальнейшего расследования в прокуратуру Союза. Об участии Шаргунова и Клементьева в раскрытии преступлений, совершенных Часовщиковой, в приказе министра не было сказано ни слова. Про меня и речи быть не могло – я участвовал в этом деле на общественных началах, за счет своего личного времени. На суде Часовщикова вела себя дерзко, ни в чем не признавалась. Дважды пыталась вскочить и выколоть глаза Лазареву, но каждый раз конвоиры успевали усадить ее на место. Во время допроса Орловой Часовщикова перебила девушку: – Кого вы мне подсовываете? У вашей свидетельницы ума как у недоразвитой макаки! Мара обиделась на «тетю Свету», всплакнула и повторила показания. С этого момента участь Часовщиковой была решена. Но судью не устраивали мелкие шероховатости в деле. Решив устранить все, даже малейшие неточности и недомолвки, судья в перерыве между заседаниями вызвал подсудимую в свой кабинет. Конвоиры ввели Часовщикову в наручниках. Судья, пристально посмотрев ей в глаза, сказал: – Подсудимая! Своим упорством вы ничего не добьетесь. Ваша вина доказана, осталось выбрать наказание. Я склоняюсь к тому, чтобы приговорить вас к высшей мере наказания. – Женщин не расстреливают! – возразила Часовщикова. – Самое большое, что вы можете мне дать – десять лет лишения свободы. Присутствовавший при разговоре прокурор подал Часовщиковой Уголовный кодекс: – Найдите в нем оговорку, что высшая мера наказания к женщинам не применяется. Часовщикова, весь процесс бравировавшая своим наплевательским отношением к смерти, испугалась. Она поняла, что судья областного суда не шутит и действительно может приговорить ее к расстрелу. – Я – старая женщина, больная, меня не могут расстрелять, – пробормотала она. – Я приговорю вас к высшей мере наказания, – сказал судья. – Ваш адвокат напишет жалобу в Верховный суд. Кассационная инстанция заменит вам расстрел на двадцать лет лишения свободы. Сколько вам будет к концу срока? Семьдесят два года или уже семьдесят три? Хороший возраст начать жизнь заново. Прокурор забрал у подсудимой кодекс. Часовщикова стояла, не зная, что сказать. В голове у нее все перемешалась, от грозящего срока на душе стало тошно. – Часовщикова! – повысил голос судья. – Посчитаем! Хищение в особо крупном размере, совершенное путем разбойного нападения – раз. Убийство Горбаша – два. Убийство Обедина – три. Убийство бомжа – четыре. Подстрекательство к убийству Крылова – пять! Мне что, по этим обвинениям вас к колонии-поселению приговорить? – Я нападение на кассира не организовывала, – вполголоса сказала Часовщикова. – Следователь считает, что именно вы руководили нападением. Вы отрицаете. В судебном заседании вы или молчите, или хамите. Мне каким-то магическим способом надо сделать вывод: участвовали вы в разработке нападения или нет? – Я дам показания, – прошептала Часовщикова. – Не надо делать нам одолжение! – вмешался в разговор прокурор. – У нас вполне достаточно доказательств для вынесения обвинительного приговора. Мы хотим услышать ваше чистосердечное признание и ответы на все вопросы, которые возникнут у суда. Вы готовы покаяться в содеянном? На следующем судебном заседании Часовщикова попросила слово и в подробностях рассказала, почему она решила убить Горбаша. Из ее рассказа мне были интересны только несколько моментов. – Каким образом вы узнали, что Лазарев с сообщниками готовят нападение на кассира? – спросил гособвинитель. – Я случайно заметила, как двое мужчин крутятся около заводоуправления, что-то высматривают. Понаблюдав за ними, я поняла, что они готовят нападение на кассира. Третий человек в административный корпус не заходил, всегда стоял за углом. Я проследила за мужчинами, вычислила, где они живут. После нападения пришла домой к Лазареву и потребовала четверть похищенного. – Как к вам в руки попали ампулы с сильнодействующим веществом? – Они были в кителе Миколы Прохоренко. Специально я ампулы не похищала. – Где вы хранили ампулы столько лет? – Все началось с того, что Прохоренков в письме обмолвился: он встретил на улице Горбаша. Я приехала, убедилась, что это именно Горбаш, и решила его убить. Пока обдумывала план мести, вспомнила о препарате. Я спрятала его в то время, когда жила у лесника. Рядом с домом лесника была старинная заброшенная могила. Я отодвинула камень кладки и спрятала препарат под могильной плитой. Ампулы были в герметичной коробочке, похожей на портсигар. За время хранения портсигар местами проржавел, но ампулы были целыми, только немного заплесневели сверху. – Вы ездили за препаратом на Украину? – уточнил гособвинитель. – Я рассчиталась с прежнего места работы в Бердске и поехала в Львовскую область. Дом лесника не сохранился. От него остался только фундамент. Могила, где я сделала тайник, заросла. Коробочка с препаратом была на месте. – Почему вы передали его на хранение Прохоренкову? – Я опасалась обыска, а он был вне подозрений. Название «Старичок» в судебном процессе не упоминали из соображений секретности. Создателя препарата Романова в суд не вызывали. Ни прокурор, ни судья происхождением препарата публично не поинтересовались. В материалах суда «Старичок» фигурировал под условным наименованием «Препарат 118-2». – Подсудимая, – на одном из заседаний обратился к Часовщиковой судья, – вы не опасались, что Горбаш вас опознает и ваш план мести не удастся? – В первый раз я встретила Горбаша на улице, прошла мимо. Он меня не узнал. Во второй раз специально столкнулась с ним около входа на завод. Горбаш вновь никак не отреагировал на мое появление. Все-таки почти сорок лет прошло с того дня, как он меня выдал бандеровцам! За эти годы я изменилась до неузнаваемости. Начав давать показания, Часовщикова в подробностях рассказала, как ее насиловали и избивали, как она, босая, шла по ночному лесу. Расчувствовавшаяся секретарь судебного заседания чуть не заплакала, представив, какие испытания выпали на долю девочки Сары. Прокурор, суровый мужчина в годах, заметил в кулуарах суда: – Если бы ее судили в Америке, присяжные заседатели вынесли бы оправдательный вердикт и потребовали у родственников Горбаша компенсировать материальный вред подсудимой. Что сказать – умеет гражданка Часовщикова на жалость давить! Процесс по обвинению Лазарева и Часовщиковой шел полгода. За совершенные преступления Лазарева приговорили к высшей мере наказания – расстрелу, Часовщикова отделалась двенадцатью годами лишения свободы. По эпизоду нападения на кассира суд ее оправдал.