Август. Мы с братом стоим у входа на завод. Юрий в тот день помог мне перевезти от родителей часть вещей. Распахнулась дверь, из проходной вышел Горбаш, увидев нас, на секунду замер и повернул назад. Тогда я не очень-то обратил внимание на его странное поведение, а во сне словно разбил на кадры движения главного инженера и отчетливо понял, что Горбаш чего-то испугался, столкнувшись с нами у проходной. «До этой встречи я Горбаша никогда не видел, – подумал я во сне. – Юра? Вряд ли. Он даже не знал, где хлебозавод находится. Горбаш определенно испугался нас, но быстро взял себя в руки, а потом… Во время нашего единственного разговора в его кабинете Горбаш держался надменно, даже презрительно. Успел успокоиться и продумать линию поведения? Версия хорошая, только бестолковая. Между мной и главным инженером ничего не было, и до встречи на проходной он вряд ли знал о моем существовании. Так чего он испугался в тот жаркий августовский день?» Глава 9 В воскресенье под утро пошел легкий снежок, предательски замаскировавший лед на дорогах. Идти по городу стало так же опасно, как по минному полю. В любой момент можно было поскользнуться и переломать руки-ноги. Сибирский экстрим! Хочешь пройти из пункта А в пункт Б – научись ходить как паралитик, подволакивая ноги, выверяя каждый шаг. До морга я добрался без приключений. Эксперт Иван Романов ждал меня в своем кабинете. На вид ему было лет сорок, так что его отцу будет никак не меньше шестидесяти пяти. Романов-младший не был настроен на долгий разговор. Он поминутно посматривал на часы, давая понять, что в выходной день у него есть более важные мероприятия, чем беседа с сотрудником милиции. – Мой отец, – начал эксперт, – по большому счету не практикующий медик, а кабинетный ученый. Сейчас он почти отошел от дел, но, чтобы не потерять квалификацию, приходит иногда в морг, вскрывает бесхозные трупы. Еще он преподает в мединституте, но это к делу не относится. Итак, что у нас по существу? В начале октября отец пришел после обеда, выбрал труп старика-бомжа, вскрыл его и так увлекся, что я еле выпроводил его из прозекторской в конце рабочего дня. Через три дня пришли результаты образцов тканей и органов бомжа. Отец вызвал меня на разговор и сказал, что бездомный бродяга умер от воздействия вещества с условным наименованием «Старичок». – «Старичок»? – удивился я. – Никогда о таком препарате не слышал. – Если бы не отец, я бы о нем тоже не знал. Мой папа – один из разработчиков «Старичка», вот и усмотрел в случайном трупе следы его воздействия. Как у вас с химией? Вам о чем-нибудь говорит… Он назвал длинную формулу, красивую и загадочную, как заклинание тунгусского шамана. Из всего сказанного я уловил только одно знакомое слово – «гидрохлорид». – Гидрохлорид – это смесь хлорки с водой? – не надеясь на удачу, уточнил я. – М-да, тяжелый случай, – понял уровень моих познаний Романов. – Ну что же, опустим теоретическую часть и займемся практикой. Как у вас с познаниями в судебной медицине? – Гораздо лучше. Я без посторонней подсказки могу определить степень опасности для жизни и здоровья при проникающем или непроникающем ранении живота. – Уже лучше, – похвалил эксперт. – Какую роль выполняет центральная нервная система, вам объяснять не надо? Вижу-вижу, что знаете, но кое-что напомню. Мозг человека контролирует координацию движений. Если сигналы, поступающие из головного мозга, нечеткие или искаженные, то человек движется неуверенно или вовсе теряет способность самостоятельно передвигаться и совершать целенаправленные действия. Препарат «Старичок» блокирует четкость прохождения сигналов, и человек частично теряет способность управлять своим телом. В то же время мыслительный процесс не затуманен, человек адекватно воспринимает все происходящее вокруг, но управлять свои телом не может. Представьте пьяного, который все прекрасно соображает, а идти прямо, не шатаясь из стороны в сторону, не может. Препарат «Старичок» оказывает примерно такое же воздействие. После введения он действует около шести часов. Потом способность руководить своими действиями возвращается. Никаких признаков похмельного синдрома не наблюдается. Но, как и у любого психотропного препарата, у «Старичка» есть побочные эффекты. У бомжа, которого вскрывал отец, оказалось слабое сердце. – Горбаш… – начал догадываться я. – При вскрытии я обнаружил характерные признаки воздействия «Старичка». Стал искать место ввода препарата и нашел след укола на правом предплечье. Нашел, потому что искал. Отец после вскрытия бродяги сказал, что просто так использовать редчайший препарат не будут. Последнюю его партию выпустили в 1942 году. На бездомном кто-то проверил, утратил силу «Старичок» или годы хранения на его свойства не повлияли. – Если я правильно понял, то некий гражданин или группа граждан имели или имеют препарат «Старичок», выпущенный задолго до моего рождения. Эти граждане решили обездвижить инженера Горбаша, но в эффективности препарата не были уверены. Чтобы действовать наверняка, они испытали препарат на бездомном, убедились, что он не утратил своих свойств, и взялись за инженера. Бродяга погиб случайно. Скажите, для чего вообще нужен «Старичок»? – Отец, если захочет, расскажет, для чего они изобрели «Старичка». – При вскрытии вы сразу догадались, что Горбаша обездвижили столь диковинным препаратом? – О нет! Вначале я обратил внимание на шею инженера. На коже были характерные потертости, как если бы петля уже была накинута на шею, но ноги человека не удерживали тело в вертикальном положении, и он раз за разом опускался вниз, а его возвращали в первоначальное положение. Соотнести вялые ноги со «Старичком» было делом техники. Отец оказался прав! После испытания препарата на бездомном настала очередь настоящей жертвы. – Я был на месте происшествия и видел тело в петле. Если сопоставить «Старичок» и следы вокруг козел, то получается какое-то ритуальное убийство. – Вы тоже заметили? – обрадовался эксперт. – Исследование тела и одежды потерпевшего говорит не об обычном убийстве, а о какой-то разновидности казни. Я думаю, дело было так. Горбашу насильно ввели «Старичок». Действует он мгновенно, в течение нескольких секунд. Обездвиженного инженера завели в теплоузел. Идти самостоятельно он не мог, а вот если его поддерживали, то запросто. В теплоузле убийц было как минимум трое: двое физически крепких мужчин, а третий человек мог быть кем угодно – мужчиной, женщиной, подростком. Его роль в убийстве – минимальная, чисто вспомогательная. Мужчины подвели Горбаша к козлам, развернули спиной к подставке и на секунду-другую оставили в этом положении. Третий человек поддерживал инженера, чтобы он не упал, пока мужчины не заберутся на козлы. Потом двое убийц подхватили Горбаша под руки и затащили наверх. Третий человек держал потерпевшего за ноги, не давал телу свободного движения, чтобы вся троица не рухнула с козел. Встав на подставку, мужчины накинули Горбашу петлю на шею и некоторое время стояли так втроем. Потом они спрыгнули, опрокинув козлы, а инженер повис в петле. – Третий человек… – задумчиво сказал я. – Он просто стоял и наблюдал за экзекуцией? – Я думаю, что он руководил убийством. У мужчин на козлах был ограниченный обзор, но не это главное. Сама по себе подпорка была неустойчивой, им приходилось удерживать равновесие. Попробуйте-ка вдвоем стоять на узких козлах, и не просто стоять, а удерживать в вертикальном положении безвольное тело. Они рисковали при малейшей оплошности упасть с подпорки, но оставались на месте какое-то время. Не просто же так они стояли! В этом был какой-то смысл, какая-то завершенность деяния. Спрыгнули с козел они одновременно, по команде того, кто был внизу. – Этот третий человек или зачитал Горбашу приговор, или произвел магический обряд умерщвления души врага. В мистику не очень верится, но и казнить Горбаша было не за что. Эксперт в очередной раз взглянул на часы. – Мистика – не мистика, теперь дело за вами, – сказал он. – Кстати, Шаргунов не передумал? – Официально Горбаш покончил жизнь самоубийством. Конец года! Каждый процент на счету. – Угу, – кивнул эксперт. – В данном случае от убийства до самоубийства один шаг. Если не использовать специальный реактив, то присутствие «Старичка» в организме жертвы обнаружить невозможно. Из кабинета Романова-младшего я позвонил его отцу. Было около часа дня. Павел Романов предложил встретиться через четыре часа в центре города, у драмтеатра. Поблагодарив эксперта, я вышел на улицу, с досады закурил, но не почувствовал вкуса табака и отшвырнул сигарету в сугроб. «Моя личная синусоида не думает идти вверх! – со злостью подумал я. – Спрашивается, почему этот пенсионер назначил встречу почти вечером? Он что, занят делами, срочными и неотложными? Пригласил бы к себе, напоил чаем. Угостил бутербродами с колбасой… Теперь, по его милости, я должен где-то болтаться весь день, а погода-то – не май месяц! Морозец, ветерок. Что делать-то? Поискать столовую?» Круглосуточно работающая столовая была в здании типографии «Сибирская правда». Я как-то уже обедал там в выходной день. С улицы в столовую было не попасть, а по служебному удостоверению пропускали без вопросов. Прикинув, сколько времени у меня уйдет на обед, я пошел на остановку. Транспорта, конечно же, не было – воскресенье! Водители автобусов отдыхают и призывают к этому горожан. Незачем в выходной день по городу шляться, здоровьем рисковать. Скользко на улицах, надо дома сидеть! «Черт с ним, пойду до трамвая!» – решил я. На проспекте Калинина я заметил знакомую парочку: дряхлого старика и семнадцатилетнюю девушку. Старика звали Прохоренков Николай, девушку – Орлова Мариэтта. Дав дочери такое вычурное имя, родители явно не задумывались, как ее будут звать в быту. «Мариэтта» выговаривать было долго, и имя девушки сократилось до малопонятного «Мара» – не то Маруся, не то Марфа. Мара была не совсем психически здорова. Ее состояние я бы назвал «болезненной простотой», той простотой, которая хуже воровства. Девушка не понимала, что в жизни все не так просто, есть плохие люди, а есть хорошие. Для нее все были хорошими, а плохих не существовало в принципе. Как-то мой приятель познакомился с такой же вот девушкой. Фигурка у нее была что надо! Личико – милее не придумать, по разговору не скажешь, что у нее «не все дома». Подружив с девушкой неделю, приятель бросил ее. На наши удивленные вопросы он пояснил: – Реально, пацаны, в кровать ее уложить – нечего делать. Но что потом будет! Она же не понимает, что есть вещи, о которых не стоит рассказывать всем подряд. Представьте, я пересплю с ней, а она придет домой и скажет маме с папой: «Мы с моим мальчиком в такую интересную игру играли! Вначале мы разделись догола и легли под одеяло…» Спрашивается, на фиг мне такие проблемы? Я лучше с любой страхолюдиной любовь крутить буду. Стыдно, зато надежно. Мама с папой к прокурору не потащат. Мара, по моим наблюдениям, совершенно бескорыстно дружила со стариком, который о себе говорил: «Я не жилец. Я уже одной ногой в могиле». Если бы не психическое состояние девушки, вряд ли бы она поддерживала теплые отношения с мужчиной, который старше ее почти на четыре десятка лет. Мара Орлова была болтлива и болезненно простодушна, а Прохоренков, напротив, был замкнутым и мрачным человеком, много повидавшим на своем веку. Я познакомился с ними в сентябре и до сих пор не мог понять, что старику надо от девушки. Он же видит, что она «с гусями», что в разговоре с ней надо обдумывать каждое слово, иначе она не так поймет и черт знает что своим родителям и друзьям расскажет. «А вдруг он спит с ней? – раз за разом возникала у меня мысль. – Придумал игру в «военную тайну» и укладывает ее в кроватку после совместных прогулок по пустырю. С какой-то же целью он не гонит ее от себя». Мара и старик зашли в магазин «Женская одежда». «Это уже что-то! – подумал я и решил понаблюдать, чем закончится дело. – Если старик купит девчонке любую понравившуюся ей вещь, то наверняка их связывают не только платонические отношения». Забыв про столовую, я занял пост около телефонной будки с выбитыми стеклами, с вырванной из аппарата телефонной трубкой. Ждать пришлось недолго. Прохоренков и Орлова вышли с пустыми руками: или не нашли, что искали, или денег на покупку не хватило. Весело переговариваясь, они пошли в сторону трамвайной остановки. Я, сам не зная зачем, поплелся следом. По пути им встретилась мрачная старуха в пуховом платке. Мара, увидев женщину, рванулась к ней, хотела поздороваться, но старик Прохоренков неожиданно грубо одернул ее и увел вперед. Старуха сделала вид, что ничего не заметила. Мне пришлось свернуть с проспекта в глубь дворов. Попадаться на глаза старухе я не хотел. Достаточно того, что она однажды обожгла меня ненавидящим взглядом в пряничном цехе – это была та самая уборщица производственных помещений, поведение которой осталось для меня загадкой. Пройдя вдоль подъездов, я вышел на проспект, но старика с девушкой не нашел. Наверное, они уехали на подошедшем трамвае. Старуха-уборщица тоже исчезла. «К черту их всех! – решил я. – Вначале надо встретиться с Романовым, а уж потом попытаться понять, что все это значит. Пока ясно одно: старик с девушкой и уборщица встретились случайно. Девчонка по простоте душевной хотела поздороваться со знакомой старушкой, но Прохоренков воспротивился этому. Он и уборщица почему-то скрывают свое знакомство. Про старика и девчонку я давно навел справки и не нашел в их биографиях ничего интересного, а вот старуху как-то упустил из виду. Зря! Но ничего. Завтра все исправлю». Глава 10 Павлу Антоновичу Романову было лет семьдесят. Выглядел он представительно: добротное пальто с каракулевым воротником, каракулевая шапка-пирожок, в руках трость. Романов-старший не хромал. Трость ему была нужна для солидности. Скупо поприветствовав меня, Павел Антонович задал несколько уточняющих вопросов, убедился, что перед ним человек, встреча с которым была оговорена, и приступил к рассказу о своих приключениях в предвоенное время. – В 1937 году в составе 12-го отдела ГУГБ НКВД СССР была организована токсикологическая лаборатория, условно называемая «Лаборатория-Х». Задачей этой лаборатории было создание ядов – веществ, вызывающих мгновенную или отсроченную смерть, паралич определенных органов или всей нервной системы человека. Руководил этой лабораторией Григорий Майрановский, кадровый сотрудник НКВД. В том же 1937 году в системе Народного комиссариата здравоохранения СССР была создана «Лаборатория № 118» – секретное подразделение, которое занималось разработкой противоядий от всех известных отравляющих веществ. Руководил ею довольно известный ученый Сергей Иволгин. Я пришел к Иволгину совсем молодым человеком и проработал с ним бок о бок много лет, до самой ликвидации лаборатории. Ни я, ни Иволгин воинских или специальных званий не имели. По существу решаемых нами задач мы были антиподом лаборатории Майрановского. Он изобретал яды, а мы – противоядия от них. Где-то в начале 1939 года Берия, ставший наркомом внутренних дел вместо Ежова, вызвал Майрановского и поручил создать «сыворотку правды». Майрановский панически боялся Берию, не мог отказаться от задания, взял под козырек и заверил, что через год-два представит первые образцы сыворотки. Романов постучал тросточкой по ботинку, сбил налипший снег и продолжил: – В сталинские времена все научные исследования и конструкторские разработки дублировались. Опытные образцы проходили всесторонние испытания, по результатам которых отбирались лучшие. Так получилось и с «сывороткой правды». Параллельно с Майрановским ее разработку поручили нашей лаборатории. Никакой научной базы для изобретения «сыворотки правды» не было. Мало того, никто толком не мог сказать, как она должна действовать: мгновенно или после введения нескольких доз препарата. Итак, две лаборатории стали изобретать то, чего до сих пор не удалось создать никому. Совершенно случайно, методом научного тыка, мы нащупали формулу вещества, которое разблокировало сдерживающие центры головного мозга человека, после чего он становился не в меру болтлив. Все хорошо, но одновременно с введением препарата мышцы лица человека так расслаблялись, что он терял возможность внятно говорить. Получилась парадоксальная ситуация: «сыворотка правды» есть, человек готов все рассказать, но рассказать ничего не может. – Собственноручно написать показания после сыворотки тоже невозможно? – уточнил я. – Конечно, нет! После введения препарата нервные окончания в конечностях человека оказываются частично блокированными. Не получая нужного сигнала от мозга, тело бездействует. Оно просто не знает, что человек хочет двигаться, а не пребывать в состоянии тряпичной куклы. – Если не секрет, на ком вы испытывали «сыворотку правды»? – осторожно спросил я. – На заключенных, на врагах народа. Не на обезьянах же ее испытывать. Обезьяны говорить не умеют, и потом – за каждую макаку надо было платить валютой, а у нас бюджет всегда был ограничен. Но сразу же оговорюсь: от наших экспериментов ни один человек не умер. У Майрановского – да, там счет невинно погубленных душ шел на сотни, если не на тысячи. «Сыворотку правды» он так и не изобрел, стал не нужен сталинскому руководству, был арестован в 1951 году, провел в заключении несколько лет и вышел на свободу. Легко отделался! Всех его подельников расстреляли, а он понес наказание только за незаконное использование ядов. Романов прищурился и с хитрецой посмотрел мне в глаза: – Вы знаете, кто такой Берия? – Нарком внутренних дел при Сталине, – припомнил я. – О Берии до сих пор все говорят намеками, словно он может восстать из могилы и вновь заняться репрессиями невиновных. Как выглядел Берия, не представляю, портрета его никогда не видел. Частушку про него слышал, в «Песенке о слухах» Высоцкий его фамилию произносил. На этом все! Был человек – и исчез. Даже фамилию его в печатном виде я никогда не встречал. Кстати, о Маленкове, который «надавал Берии пинков», я тоже практически ничего не знаю.