— Скилы техподдержки отрубили, сюжетка такая, — попытался оправдаться я, отплевываясь от попавшей в рот шерсти. — Все вы мужики такие! Чуть что — лепите какие-то нелепые отмазки! — судя по истеричности, в Клёпе вновь проснулась частичка Говинды. Кошкодевка обиженно фыркнула и отойдя в сторону принялась отчитывать освобожденных бандосов за неопрятный внешний вид и торчащие из ширинок короткие пенисы. Те поглядывали на нее с опаской, но возражать не решались — кого попало на нижнем этаже не держат! Открыв дверь следующего карцера, я выпустил на свободу невысокую зеленокожую девку. На лицо она оказалась весьма симпатичной, на фигуру — стройной, на голову — скорее всего больной. Ну, если у тебя из черепушки растут пучки свежей зеленой травы — это явно должно отразиться на интеллекте и прочих умственных способностях. Что если у нее вместо мозгов одни корешки и остались? Нормальным с такими данными уж точно не будешь! — Ты Ламор? — спросил я, сходу перейдя к делу. — Откуда ты меня знаешь? — насторожилась она и почему-то покраснела. Видели когда-нибудь зеленый помидор, начавший созревать и краснеть? Вот ее лицо выглядело примерно также. Мне даже захотелось ее укусить…впиться в нежную помидорную плоть и почувствовать, как в рот брызжет кислый сок… — Воровской бог прислал мне вещий сон и дал задание вытащить тебя из тюрьмы. — бессовестно соврал я. Ну не объяснять же ей про древних, сюжетную линию и прочую херню. Мне и самому-то всё происходящее кажется лютым бредом, а уж что она подумает… — Сам Гаррет? Пиздишь же, так и скажи случайный квест словил! — сощурив глаза, выпалила она. — Да какая разница, собирай манатки, нужно валить отсюда, пока тревогу не подняли! В этот момент к нам подошла Клёпа и пристально уставилась на объемный бюст о’пух’шей девки.(а это была именно опухшая, если кто не догадался) — Ого! Они настоящие? — спросила кошка и тут же внаглую принялась щупать чужую грудь. Я не удержался и решил ей помочь. Грудь, к слову была не менее 5го размера, но при этом не висела, как коровье вымя, а гордо торчала вперёд. На ощупь же напоминала упругий воздушный шарик. — Она пахнет мятой! — Клёпа прижалась носом к щеке зеленой девки и принялась жадно облизывать. В её глазах засверкали искорки безумия. — Да вы охренели! — ненатурально возмутилась Ламор. И добавила возбужденным шёпотом: — Не здесь же! — Действительно, — сказал я, оттаскиваю кошку за хвост. — Нужно сначала из тюряги сбежать, а то мы итак задержались! — Что будем делать с этими? Выпускаем? — к нам подошел шрамированный бандос, тыча пальцами в двери двух оставшихся карцеров. — Тот что в третьей камере — серийный изюмофил, — брезгливо сморщившись, сказала Ламор. Нескольких бандитов вырвало. Шрамированный зашелся в сопливом кашле. — Ну, эту мразь точно трогать не стоит! Пусть сидит, — согласился я. — А кто в четвертой? Ламор побледнела, уголовники мелко задрожали, один позорно обмочился. Я подошел к двери и осторожно заглянул в глазок. Там сидел худощавый мужик в деловом костюме и читал книжку на обложке которой были цифры 1984. — И че вы его боитесь? — с недоумением спросил я. — Т-ты не понимаешь! — арестанты затряслись еще сильнее. — Он же, он же… Наконец один из них набрался смелости и громко выкрикнул: — Он говорит правду! — Разве это плохо? — спросил я. — Но, но также нельзя! — Когда всё вокруг построено на лжи, воровстве и обмане, — правда и честность работают не хуже магии массового поражения! Они рушат системы, скрепы расшатываются и начинается хаос! — Мы за стабильность, — дружно заявили бандосы, поправляя дырявые штаны, едва держащиеся на тощих талиях. Осмотрев их придирчивым взглядом, я вставил ключ в замок и повернул три раза. — Выходи, ты свободен, — сказал я в открытую дверь. Суровый сиделец положил книгу на стоящую рядом табуретку и подошел к выходу. — Спасибо, но это не моя дверь, не мой мир, да и время еще не пришло! — ответил мужик и закрыл дверь изнутри. Пожав плечами, мы двинулись к лестнице, ведущей наверх. Уже на последней ступеньке до нас долетели слова странного сидельца — — Помните друзья, сила в правде. У кого правда — тот и сильнее! * * * — Слышьте, А где они хранят отобранные у арестантов вещи? Нам бы не помешало вооружиться! — сказал я, когда мы приблизились к первому этажу. — В оружейке знамо дело. Ща поднимемся и в правом крыле будет, — отозвался чернявый высокий мужик, успевший где-то надыбать копьё. На первом этаже было темно и пусто, как в голове типичного народного избранника. В свете редких тусклых ламп блестели свежей краской стены и лезвия двух бердышей, облокотившись на которые, спали очередные стражники. Дисциплина у них тут никакая! Да и на кой хрен им в замкнутом пространстве древковое оружие, они ж с ним развернуться не смогут! Прирезав так и не успевших проснуться бедняг, мы двинулись к хранилищу. Оружейный склад, на удивление, оказался под охраной. Мало того — охрана не только не спала, но и была трезва! Я первым подошел к светящемуся дверному проему и осторожно заглянул внутрь. Передо мной открылось обширное помещение с кучей стеллажей, заваленных всяким хламом: мечи, топоры, ржавые шлемы, чайники tefal, старые винты на 20гб, стопки постеров аврил лавин, чугунные утюги, стринги Леонтьева, алюминиевые фаллоимитаторы и прочая средневековая рухлядь. В глубине виднелась комнатка местного интенданта. Кладовщик одной рукой листал журнал детской моды, второй же нервно орудовал под столом. Вход в его каморку охраняли два стажа, стоящие по обе стороны от двери. — От же тварь! Эти педофилы уже и сюда проникли! — прорычала мне на ухо Ламор. Её объемная грудь уперлась мне в спину, вызвав приятное потепление в штанах. — То-то я думаю, чего нас насиловать перестали! А оказывается они на детей перешли… — прошептал один из уркаганов. Подкрасться незаметно на этот раз не удалось. Обозленные преступной эксплуатацией детских изображений урки совсем потеряли страх и осторожность. — Смерть педофилам! — заверещал шрамированный и ринулся в атаку на стражей. Все остальные сознательные граждане в едином порыве устремились следом за ним. Ну, а как иначе — воровство, грабежи, изнасилования и убийства — это ерунда! Главное, чтоб войны не было и детей никто не трогал! Вооруженные бердышами стражи не смогли ничего противопоставить простым кулачным пиздюлям и быстро вышли из строя, а затем и наши мечники подоспели. Тем временем извращенный интендант вскочил на ноги и, резво спрятав орудие преступления в штаны, попытался что-то достать из ящика стола. Моя интуиция завопила пожарной сиреной: опасность! Я тут же подхватил какую-то железную хреновину, подпиравшую дверь и метко запустил в лобешник кладовщика. Удар вышел на славу — черепушка онаниста взорвалась, точно банка с томатным соком, забрызгав всё окружающее пространство. — Так его! — радостно зааплодировали поборники морали и нравственности. Раскланявшись перед всеми присутствующими, я подошел к трупу, надеясь разжиться парой трофеев. Однако здесь меня ждал большой сюрприз — та самая хреновина, что уничтожила детоёбную ересь. Подняв с пола окровавленный продолговатый предмет, я с удивлением вчитался в символы, выгравированные на его боку: OLOV PQR 1872RS — Да не может быть! Какого хрена ты тут делаешь? — изумленно произнес я, осматривая до боли знакомый инструмент. Может это другая? — я задумчиво почесал в затылке. Мало ли тут попаданцев с инвентарем из икеи бегает! Внезапно вспомнилось, что на моей ножке были отличительные черты — царапины от зубов одного наркомана, решившего, что он может упороться говном и спать прямо на лестнице моей парадки! Выдвинув «лезвие» на максимальную длину я нашел искомое — три параллельных царапины и следы укуса. Крепкие у того обмудка были зубы! Но раз здесь каким-то чудом оказался Олаф, то…может быть и другие мои шмотки найдутся? Я принялся обшаривать комнату, вытаскивать ящики из стола и опрокидывать их содержимое на пол. Бумаги, кинжалы, деньги, использованные презервативы, отрезанные пальцы, дохлый крот, две бутылки путинки и горсть плесневелого изюма. Ни черта полезного! — Стоп! Что-то больное знакомое у тебя рыло! — сказал я, подняв за облезлый хвост мертвого крота. В комнату заглянули беглые арестанты, посмотрели чем я занимаюсь, покрутили пальцами у висков и продолжили шмон оружейки. Кошка и опухшая обнаружили шкаф с женской одеждой от известного Нур-Султанского модельера Хабиба де Монпасье и принялись хоботить и примеривать обновки. — Признавайся, это ты сюда Олафа притащил? — прищурив глаза, спросил я. — Нет, — немного подумав, ответил крот. — Пиздишь! — Зуб даю! Век воли не видать! — побожился дохлый грызун и перекрестился перевернутой пентаграммой. Я скептически осмотрел мертвое рыло и продолжил допрос: — А где остальные мои шмотки, где брелок от 412го? — В душе не ебу, я не брал! — он продолжил оправдываться. — Врешь, падла! — размахнувшись, я ударил его кулаком по гниющему рылу. Из мертвой пасти что-то вылетело и, зазвенев на каменном полу, укатилось в угол. Я опустился на корточки и, немного пошарив рукой в комках пыли, поднял монетку на аверсе которой красовался шутовской колпак! — Ах ты сука! Наебать меня вздумал! — закричал я. В этот момент дохлый крот понял, что его вранье вскрылось и ударился в бегство. Укусив меня за палец, он вырвался из руки и рванул к выходу. Увидев крото-нежить, арестанты заверещали, как престарелые учительницы русского языка и литературы. Два десятка мужиков синхронно взлетели в воздух, позволив подлому грызуну скрыться в коридоре. Клёпа и Ламор проводили тварь недоуменными взглядами и продолжили примеривать элитное шмотьё. — Ладно, похер. Рано или поздно и эта тайна откроется, — резонно предположил я и вышел из кабинета, решив тоже прибарахлиться.