Только Дед способен задать такой вопрос. Я бы с удовольствием послала его к черту, но вместо этого терпеливо ответила: — Не знаю, но хотела бы знать, — То есть ты, по обыкновению, собираешься ввязаться в расследование? Если тебя так занимают трупы, иди работать в милицию. У них что ни день, то труп. Стало ясно, Дед не забыл недавнюю встречу с Тагаевым и сейчас вымещал на мне свое дурное расположение духа, а тут уж все равно, к чему придраться. — Девушка меня заинтересовала. К тому же она говорила о готовящемся преступлении… — Короче, твоему Вешнякову работать лень, и он, как всегда… — Вешняков-то здесь при чем? — обиделась я за друга. — Это даже не его дело… — В конце концов, не худобы тебе вернуться к своим обязанностям! — рявкнул Дед и отключился. Я поехала домой. Мысли мои в тот момент никакого отношения к разговору с Дедом не имели. Я размышляла о девушке, ее словах и надписи, которую она успела сделать своей кровью. По большому счету Дед прав, это не мое дело. Есть Новиков, вот пусть он и разбирается, кто убил и за что, но мысли мои вновь и вновь возвращались к ее словам на приеме. Становилось ясно: отмахнуться от этого дела я не смогу. …Часов в десять утра позвонил Вешняков. Как обычно, в это время я взирала на мир без всякого оптимизма. Каждое новое утро дается мне с трудом, и лишь близость Сашки примиряет с существованием. Мы как раз возвратились с прогулки, я смотрела в окно, пила кофе и пыталась решить насущный вопрос: зачем мы приходим в этот мир? Занятие, как известно, глупое и бесперспективное. В общем, Артем выбрал не самое лучшее время. — Хочешь новость? — бодро осведомился он. — Не хочу, — ответила я. — А что так? — удивился Вешняков. — Сроду у тебя хороших новостей не было. — А вот и есть, представлен к очередному званию. Слышь, Ольга, подполковника дают. Думал, и не доживу, а смотри, как повернулось. — Наконец-то, — вздохнула я. — Заколебал своим нытьем. — Отметить бы надо, а то погоны носиться не будут. — Ты сначала получи, чего носить, а потом обмоем. — До чего же у тебя характер скверный, — заныл он. — Если настроение дохлое, то непременно всем в округе его испортишь. — А ты зачем звонишь в такое время, если знаешь, что нарвешься? — Взглянул я тут на одну бумажку… Вскрытие уже произвели, и вот какая штука вырисовывается. Первый выстрел был в сердце, после него девушка скончалась сразу же. Потом контрольный, в затылок. Соображаешь? — Девушка ничего написать не могла. Я поняла тебя правильно? — Абсолютно. Дядя, а может, и тетя, что тоже случается, выстрелил, потом зачем-то переложил труп, обмакнул ее пальцы в кровь и что-то накорябал на паркете, после чего выстрелил вторично. Совершенно излишняя предосторожность. Кто-то с нами шутки шутит. — По-твоему, он псих? И эти каракули ничего не значат? — Может, это что-то вроде визитной карточки. Откуда мне знать, что в голове у психа? Одно могу сказать сразу: дело обещает быть непростым. Уж слишком много всего здесь наверчено. — Что говорят соседи? — Говорят то же, что и вчера: жила тихо, гости, может, и были, но никого конкретного никто указать не мог. Родни тоже никакой. По крайней мере, никто не объявился; Пока о девушке сведения самые общие, но к обеду что-нибудь нароем. Я как непосредственный начальник контролирую процесс. — Тут он радостно фыркнул и добавил: — Уж лучше сразу под моим чутким руководством, чем ждать, когда ты дров наломаешь. — С какой стати? — удивилась я. — Хочешь сказать, что в сторонке пешком постоишь? Так я тебе и поверю. Кстати, в ящике стола нашли комплект ключей, ни к чему в ее квартире не подходящих. Уверен, у девушки была еще квартира. Там она, скорее всего, со своим дружком и встречалась. Артем простился со мной, а я, скоренько собравшись, отправилась в редакцию газеты «Метроном». Если верить охране, Светлана пришла на прием в сопровождении хозяина этого издания. Не худо бы поговорить с ним. Человек он малоприятный, и это мягко сказано. Думая о предстоящем разговоре, я морщилась, однако очень сомневалась, что хозяин «Метронома» и есть тот самый любовник. Прежде всего, нас с ним ничто не связывало, так что выражение «отомстить за меня и за себя» теряло смысл. Правда, несколько раз в этой газетенке выходили пасквильные статьи на мой счет, мол, пью я и даже дебоширю по пьяному делу, в друзьях у меня сплошь шпана и разбойники… Но кто ж на такие глупости обращает внимание? Опять же Яхонтов, с моей точки зрения, был труслив, мелок и ничтожен, так что вряд ли способен возбудить в Светлане высокие чувства, граничившие с самопожертвованием. Хотя кто знает… В редакции царило подозрительное безмолвие. Размещалась она в бывшем общежитии, недалеко от телевышки. Массивная дверь, обитая рейкой, вела из общего холла в длинный коридор. Стрелка, намалеванная на стене, указывала направление. На дверях таблички, за дверями — тишина. Я начала сомневаться, найду ли я здесь разумную жизнь, но тут дверь слева распахнулась, и я увидела молодого человека приятной внешности в толстом свитере и куртке. Он намеревался пройти мимо, но, взглянув на меня, замер, после чего нерешительно улыбнулся. Может, кому-то и нравится, что на них реагируют подобным образом, но точно не мне. Чтобы не принимать сие близко к сердцу, я решила, что парень просто остолбенел от моей красоты. — Здравствуйте, — сказала он. — Вам помочь? — Не худо бы. Мне нужен Яхонтов. — Прямо по коридору. А зачем он вам? — Парень широко улыбнулся, отбив у меня охоту сказать ему гадость. — А вы как думаете? — Если решили съездить ему по фейсу, так я хотел бы присутствовать. — А есть за что? — Ну… он про вас гадости пишет. То есть не он пишет… — А вы? — подсказала я. — Нет, что вы, — смутился парень, я сделала ему ручкой и направилась по коридору к двери с табличкой «Яхонтов В.П.». Вспомнив о вежливости, я постучала и толкнула дверь. В просторной комнате немолодая женщина сидела за компьютером. Она подняла голову и, безусловно, узнала меня, в ее лице наметилось беспокойство, должно быть, как и парень, она решила, что я пришла бить морду хозяину. Откуда у людей такие фантазии? — Вы… — начала она, поднимаясь. — Я к господину Яхонтову, — с милой улыбкой сообщила я. — Одну минуту. — Дама кинулась к двери справа и ненадолго исчезла за ней. — Прошу вас, — сказала она, появляясь вновь. Я вошла и смогла лицезреть Вольдемара Петровича, который при моем появлении поднялся из-за стола и пошел мне навстречу. — Рад, рад вас видеть, уважаемая Ольга Сергеевна, — сладко пропел он и даже к ручке приложился. Я улыбнулась, давая понять, что оценила его старания. Яхонтов был коротышкой, с огромным брюхом и более всего походил на пивную бочку. Костюмы он презирал, ходил в потертых джинсах, толстовках и ботинках на высоких каблуках, носил бороду, пышные усы а-ля Николай II, серьгу в ухе и волосы, собранные в жидкий хвост. В комплексе все это выглядело на редкость по-дурацки. Лоб сократовский, лысина впечатляющая, глазки маленькие и злые. При одном взгляде на него сразу вспоминались слова «дрянь-человек». Примерно так оно и было. — Присаживайтесь, — продолжил он ласково. Я села на предложенный стул и порадовала его: — Меня привело к вам крайне неприятное дело. — Только не говорите, что мы чем-то досадили нашему уважаемому господину Кондратьеву. — Господин Кондратьев такую дрянь, как ваша газета, не читает. — Я-то думала, Яхонтов обиделся, но не тут-то было, он захихикал, сложил ручки на брюхе и уставился на меня с улыбкой, точно он добрый дядюшка, а я несмышленое дитя. — Вчера была убита Луганская Светлана Геннадьевна, — продолжила я. Улыбка все еще блуждала на его губах, но в глазах появилось беспокойство. — И вы по этому поводу пришли ко мне? — попытался выразить он удивление. — Конечно, наша газета освещает… А что, убийство в чем-то необычное? Или милиции необходима помощь? — Вы были позавчера на приеме с госпожой Луганской. Не знаю, как насчет помощи, но этот факт милицию заинтересует. — Подождите, с чего вы, собственно, взяли… — Пригласительный билет на двоих, и вы прошли по одному билету, — перебила его я, утверждать последнее я не могла, раз Ритка сказала «вроде бы», но, судя по реакции Яхонтова, стало ясно: охрана не ошиблась. Он начал с беспокойством поглядывать на меня и заметно ерзать. — Хороший повод разделаться со мной, — пробормотал он, косясь исподлобья. — Я знаю, что кое-кому здесь неугоден… — Да бросьте вы, Вольдемар Петрович, — отмахнулась я, — газетенка ваша паршивая, и вас самого всерьез никто не принимает, так что не диссиденствуйте понапрасну. Лучше расскажите о Светлане. Все, что вам известно. — Да ничего мне о ней не известно, — возмутился он. — Я ее знать не знаю, то есть я с ней едва знаком. Вот еще одна характерная черта нашего города. Яхонтов прекрасно осведомлен, что никакого права задавать ему подобные вопросы я не имею, но он также знает, что я доверенное лицо Деда, а тому на чужие права наплевать. На вверенной ему территории все играют по его правилам, а если кто-то взбрыкнет, тому лучше пойти и утопиться, чтоб не мучиться. Перед ментами Яхонтов еще бы повыеживался, потому как он у нас хозяин независимой газеты, демократ и правдолюбец, но передо мной не рискнет. Отправляясь сюда, я в этом не сомневалась и оказалась права. — Давайте поподробнее, когда познакомились, кто познакомил… — Ольга Сергеевна, вам, должно быть, известно, что я человек свободный. — Я знаю, что вы бабник, если вы это имеете в виду, но каким бы бабником вы ни были, все же должны помнить, когда познакомились со Светланой и при каких обстоятельствах. — Ну, хорошо. Нас познакомила моя подружка, примерно месяц назад. Мы должны были встретиться, я позвонил, она просила заехать за ней в кафе, где она с приятельницей пила кофе, я приехал, и она познакомила меня с Луганской… со Светланой… — И что дальше? — Да ничего. — Как ничего, если на приеме она была вместе с вами?