Тоже боковой. Правой. Только точный и жесткий. В челюсть противника. Против такого финта он ничего не смог противопоставить. Тем более, что у него наверняка еще болели ребра. После моего маваши. И поэтому Расколов рухнул на маты. И уже не мог подняться, как ни старался. Глава 24. Передышка Удар получился сильный. Но щадящий. Точнехонько в челюсть. Мой противник лежал еще секунд десять. После того, как рефери закончил счет. Потом поднялся. Тоже всем поклонился. И мне, в том числе. Карие глаза смотрели уважительно. Надо же. Обычно после такого нокаута люди выглядят, как будто их распотрошили. И разрезали на куски. А этот выглядел достойно. — Ты неплохо держался, — заметил я, когда мы сошли с татами. Вместо нас тут же побежали другие участники. Конвейер продолжал перемалывать новые жертвы. — Да и сейчас выглядишь хорошо. Расколов кивнул. Светлые карие глаза заискрились улыбкой. — У тебя рука легкая. Уложил меня спать. А когда я поднялся, то в голове нет тумана. А что, так тоже бывает? Надо же, не знал. Мы разошлись у судейского столика. Я подошел к парню со списками. Тот уже успел пригладить космы. Да и чуточку охрип от криков. Как и его товарищ на другой стороне площадки. В одном ги ему было зябко. Поверх он напялил зеленую болоневую куртку. С нашлепкой молнии на рукаве. — Когда мой следующий бой? — громко спросил я. Вокруг все галдели. Как на птичьем базаре. — Я буду наверху. Могу не услышать. Парень покачал головой. Ухмыльнулся. Он переступал с ноги на ногу. Нос покраснел от холода. — На сегодня все уже. Завтра продолжение. Свободен, Ермолов. О, так даже лучше. Мне как раз надо в город. Я кивнул нахальному организатору. И отправился назад. В который уже раз. Зрители не обращали на меня внимания. Увлечены поединками на площадках. Кричали и поднимали вверх руки. Сжатые кулаки. А я уже торопился к «Москвичу» Смелова. Честно говоря, босые ноги в кедах изрядно замерзли. В воздухе чувствовалось дыхание зимы. Несмотря на прохладу, вокруг на холмах появилось множество палаток. Выросли, как грибы после дождя. Понятно. Молодежь решила совместить отдых и соревнования. Приятное с полезным. Где-то уже развели костры. Сидели вокруг. Играли на гитаре. Смелов и Бурный сидели в машине. Оба молчали. Что-то у обоих похоронное настроение. Смелов смотрел в окошко. Бурный откинулся назад. Лежал на сиденье с закрытыми глазами. Я взял из багажника сумку с одеждой. Сел назад. В машине теплее, чем снаружи. Начал переодеваться. — А где Олег? — спросил я, стягивая грязные штаны. — Он опять сам доберется? Бурный не отреагировал. Так и лежал. С закрытыми глазами. На шее у него пульсировала вена. А Смелов повернул ключ в замке зажигания. Хотел завести машину, но сначала получилось вхолостую. Он ответил: — Ну да. Сам. Завтра ты тоже сам сюда поедешь. Снова крутанул ключ. Двигатель почихал и натужно запыхтел. Вот это другое дело. — Слушайте, парни, а че такое? — машина поехала вперед. Слишком резко. Я откинулся назад. Ударился о спинку сиденья. Выронил футболку из рук. — Вы чего такие полусдохшие? Ну, Ваня понятно. Переживает из-за проигрыша. А ты, Леня? Чего ты завелся? Смелов устало вертел руль. Тихонько сигналил нерасторопным зрителям. Те медленно переходили дорогу. — Ну что тут непонятно, Витя? — раздраженно спросил он. — Тебе, правда, не понять. Ты у нас везунчик. Баловень судьбы. А нам приходится все зубами вырывать. И не факт, что получится. Вот я, например. Вправду не смогу завтра прийти. Головные боли жуткие. Глаза из орбит лезут. Сейчас опять начинается. А я хотел завтра драться. Я усмехнулся. Внутренне, то есть мысленно. Переоделся. Скатал ги. Швырнул в сумку. — А с чего ты взял? — спросил я. Машина прыгала по грязным кочкам. — Что мне все дается по мановению волшебной палочки. А может, тебе кажется. Не думал? Смелов надавил на газ. Мотор натужно взревел. «Москвич» помчался вперед. Навстречу проехал «УАЗик». Внутри сидели улыбающиеся парни и девушки. Куда это они? На сегодня уже все бои закончились. Хотя, скорее всего, тоже приехали разбивать лагерь. Жарить картошку в золе. И варить похлебку над костром. И еще мне показалось, что я узнал одну из девушек. — Кажется, не кажется, а ты слишком резво взлетел, — заметил Смелов. Он крепко сжал зубы. На скулах ходили желваки. — Это не просто талант. Это гениальность. Сверхспособности. Невероятная генетика. Один из миллиона. Правда, пашешь ты тоже, дай бог каждому. Это не отнять. Если бы я был молодым, то и в самом деле поругался бы. С ним и с Бурным. За пораженческие настроения. Но я уже проходил такое. Парни зверски устали. Не выдержали напряжения. Недавно вылезли из больничной койки. Сейчас получили по башке хорошенько. Вот и колбасит. Надо отнестись с пониманием. — Ладно, потом поговорим, — пробормотал я. — Когда оклемаетесь. Мотор взревел еще больше. «Москвич» заехал в грязь. Заскользил брюхом по грунту. Заелозил колесами. И остановился. — Ну вот, этого еще не хватало, — зло сказал Смелов. Не успел я ничего сказать, как он втопил гашетку до упора. Двигатель снова взревел. Но машина уже не двигалась с места. Колеса бесполезно крутились в грязи. Комья мокрой земли летели из-под колес на днище. И кузов. Даже на стекла. — Эй, ну зачем ты так, — сказал я. — Надо было вывернуть колесо. Сдать назад. И аккуратно выехать. Смелов покрутил руль. Но уже поздно. Он вертелся в разные стороны. Легко, как игрушечный. Несомненно, все четыре колеса плотно завязли в грязи. — Тебя забыл спросить, — сердито ответил Смелов. Мы сидели еще пару минут. Слушали, как «Москвич» раскачивается в грязи. Нет, бесполезно. Застряли наглухо. — Останови, — я потянул ручку. Открыл дверцу. Поглядел по сторонам. Вся трава вокруг машины заляпана грязью. — Э, дружище. Ты же сел в колею. Надо подтолкнуть. Смелов остановил машину. Я вылез наружу. Кеды зачавкали в грязи. Безнадежно испачкались. Хотя там и так уже нет чистых мест. Хлопнула дверца. Бурный тоже вылез из «Москвича». Захромал к багажнику. Я уже стоял там. — Давай, потихоньку, — крикнул я. — Не газуй. Ваня подошел. Взялся было за кузов. Охнул. — Отойди, а? — попросил я. — Отдыхай, не путайся под ногами. Бурный упрямо остался на месте. Ладно, делай что хочешь. Я тебе не мамочка. Я уперся в холодный твердый кузов «Москвича». Как приятно держать машину. И не бояться, что на багажнике останутся вмятины от пальцев. Как на хрупких пластиковых корпусах машин двадцать первого столетия. А тут сразу чувствуется мощь чистого железа. Мотор снова завыл. Но не резко, а постепенно. Молодец Смелов. Сосредоточился. Мы раскачали тяжелый корпус машины. Взад и вперед. Бурный только делал вид, что помогает. Я уперся ногами в грязь. Нащупал твердую поверхность. Толкнул «Москвич». Напрягся. И почувствовал, как машина потихоньку выбирается из колеи. Поднажал еще. И увидел, как автомобиль выкатился на свободу. Словно бегемота вытащили из болота. Смелов отъехал подальше. Свернул со скользкой дороги. На покрытую желтой травой обочину. Там, где не так скользко. Остановился. Бурный заковылял к машине. «Москвич» довольно тарахтел. Радовался, что вылез из ловушки. Я открыл дверцу, взял сумку и сказал: — Ладно, до встречи. Смелов оглянулся. Бурный завалился на сиденье. Тоже удивленно обернулся назад. — Ты чего? — спросил Ленька. — Ты куда?