От ужаса пережитого у Тани тряслись колени, и вся она стояла в холодном поту. Она потеряно оглянулась, ища поддержки и сочувствия, но обитатели хутора не заметили всего того, что произошло с Таней, их внимание было полностью поглощено отцом и братом. И только сошедший с ума старший брат Игорь как-то очень внимательно посмотрел на Таню, а потом показал рукой на склонявшееся к закату солнце. Умер Андрей часа через полтора, когда солнце коснулось линии горизонта. С его смертью в семье появилось чувство обречённости. Старшая из детей, Инна, сказала, что такой безысходности не чувствовалось даже после пожара, когда сгорело всё, кроме этого ужасного сарая. Утром отец собрал всех, в том числе и рабочих: двух мужчин и двух женщин, и произнёс небольшую, но очень страшную речь, из которой Таня по причине своего малолетства ничего не поняла. Зато взрослые поняли всё и, похоже, никакого открытия для себя не сделали. Так, констатировали факт. Потом детей выгнали во двор, строго-настрого наказав никуда не отлучаться, а все взрослые остались в избе. Инна и Оля, так же ничего не понимающие, но страшно напуганные, дальше крыльца не пошли, и сидели под дверью, всхлипывая. Игорь же, как настоящий мужчина и воин, сказал, что будет охранять дом и, взяв свой деревянный меч, принялся обходить двор по периметру. Таня устроилась в песочнице, но играть не хотелось, и она стала наблюдать за Игорёшкой. И тут она увидела, что дверь сарая, где случилось неизвестная ей беда с Андреем, широко распахнулась. Сама не понимая, что делает и зачем, впрочем, какое может быть понимание у двенадцатилетней девочки, Таня направилась к этой двери. Когда до входа в сарай осталось не более трёх шагов, земля на всём хуторе задрожала, и начались сильные подземные толчки, сопровождающиеся сильным низким звуком. И хотя земля ходила ходуном, сарай и сама Таня даже не шелохнулись. Она сделала ещё один шаг, твёрдо намереваясь войти в этот непонятный сарай, как вдруг он стал проваливаться сквозь землю, как будто стоял на зыбучих песках. Не прошло и минуты, как перед Таней образовалось ровная и твёрдая земная поверхность. Когда гул, исходящий из земли, стих, Таня услышала позади себя смех. Обернувшись, она увидела, что посреди двора, широко расставив ноги, стоит отец и хохочет во всё горло. Странно, но столь удивительное происшествие никого особо не впечатлило. Все как будто ждали чего-то подобного, и когда всё закончилось, вздохнули с облегчением. Даже смерть Андрея воспринималась как что-то само собой обыденное и разумеющееся. Вроде как принесли жертву, и она помогла, спасла всех. После смерти отца, хозяйство, которое он столь долго и кропотливо строил, стало быстро приходить в упадок. Сестра умершей мачехи Тани с мужем уехали сразу, даже не стали дожидаться девяти дней. Правда, брат отца пытался взять дело в свои руки, но бог не дал ему ни ума, ни упорства. Не прошло и двух месяцев, как отлично налаженное хозяйство развалилось. Работники разбежались, а все дома и постройки брат за бесценок продал колхозу и остался на хуторе сторожем. И дети оказались никому не нужны. Полоумного Игоря оформили в клинику, где он и умер через год. Инне к тому моменту исполнилось девятнадцать, и она благополучно и с полным знанием дела (откуда что взялось?) увела из семьи парторга колхоза, женив его на себе. А семнадцатилетнюю Ольгу увёз с собой на юга какой-то заезжий стареющий ловелас, наобещав ей золотые горы. Ни на хутор, ни в деревню она больше не вернулась, и следы её затерялись. Таню же забрали к себе, оформив опекунство, дальние родственники её матери. Так Таня в тринадцать лет переехала жить в столицу. V Хаммуил, пятьсот восемьдесят шестой повелитель каравана, стоял в тридцати метрах от выхода из пещер и смотрел, как догорает костёр на поляне. Время выходить на свет. Сто пятьдесят повелителей прятали караван в толще гор, дабы стереть из памяти людей все слухи, сказки и легенды о караване. Но теперь время пришло. Хаммуил тринадцать лет каждый день приходил сюда и ждал. Ждал знака. Между стройных стволов зашевелился кустарник, и на поляну вышли мужчина и девушка, почти ребёнок, а следом… Следом за ними появилась женщина. Хаммуил вздрогнул: неужели дождался! Подавшись вперёд и вглядываясь в женское лицо, он невольно сжал кулаки. Движение повелителя не осталось незамеченным: рядом с ним, по правую руку, возник, склонившись, Регем, старший помощник во всех делах. – Взгляни, Регем, – прошептал Хаммуил, вытягивая вперёд, к выходу из пещеры руку, – это она? – Смею ли я? – старший помощник склонился ещё ниже. – Смеешь! – Хаммуил возвысил голос. – Ибо я приказал тебе. Старший помощник выпрямил спину и взглянул на подошедших к костру людей, которые о чём-то оживлённо спорили. – Т, т, тн… – напрягая язык и губы, пытался произнести что-то Регем. – Таня, – сказал за него повелитель, – какое смешное и глупое имя. Или это кличка? – А если ошибка? – Регем набрался мужества и взглянул в лицо повелителя. – Вдруг коварный Маон искушает тебя, повелитель? – Ты в своём ли уме? – нахмурился Хаммуил. – Разве не это лицо выбито на граните, что лежит на шестой повозке? – Убить её спутников? – Регем вновь склонился к ногам повелителя. – На ней печать каравана, – сказал, не отрываясь от лица женщины, Хаммуил. – Посмотри в её глаза: она любит. Любит этого мужчину, и такую проблему не решить смертью. Ты стал стар, Регем. Это был приговор. Ужасный Онам, личный палач повелителя, тенью вышел из-за спины старшего помощника Регема, держа в чуть согнутой вытянутой левой руке его голову. Из тьмы, что окружала повелителя каравана, возник Ахизер, младший помощник во всех делах, и встал, склонившись по левую руку повелителя. А рабы подхватили обмякшее тело Регема и беззвучно исчезли с ним в темноте, где мгновением раньше исчез ужасный Онам. – Где начальник стражи? – спросил Хаммуил. Казалось, он не заметил смерти своего старшего помощника. – Он ждёт, повелитель, – ответил Ахизер. – Пусть подойдёт! – приказал Хаммуил. Из тьмы возник Ецер, начальник стражи, и опустился на колени, в кровь, пролитую Регемом. «Мужчина, – шевеля губами, думал Хаммуил, – он может всё сломать, и смерть его ничего не изменит. Любовь можно убить только любовью». Он перевёл взгляд на девушку, и та, как будто почувствовав его взор, подняла глаза от костра и прямо взглянула на того, кто заглянул в её душу. Она не могла видеть повелителя: тьма пещеры надёжно скрывала всё и всех. Мужчина у костра обнял своих спутниц и, развернувшись с ними, пошёл обратно к деревьям. – Пошли лучшего война, Ецер, – приказал Хаммуил, – пусть он будет впереди этой женщины. – Будет исполнено, повелитель! – прошептал Ецер, начальник стражи. – А где близнецы? – спросил повелитель каравана, поворачиваясь к Ахизеру. Близнецы! Главный враг и проклятье каравана. Впервые упомянул о них повелитель Елифет в своих свитках. Страшным рассказом о том, как в одну ночь вырезали всех стражников каравана и как смерть потянулась к повелителю Елифету, и как молотобойцы замахнулись на гранитные плиты каравана… И как встала на пути близнецов дочь повелителя, прекрасная Зераха. И как в честном бою победила она братьев и спасла караван. Но уже следующий, триста девяносто второй повелитель каравана, Иерахмеил, встретился с их войском. Был жив ещё раб Фаол, последний из тех, кто видел, как прекрасная Зераха убила близнецов. Несчастный Фаол первым пал в той битве и, умирая, проклял близнецов и род их, и всех, кто стоит рядом с ними. И была битва, и пали все пять дочерей повелителя, и сам Иерахмеил был ранен копьём близнеца. Но караван победил! Не смогли рабы найти тела близнецов, и понял повелитель Иерахмеил, что нарушен главный завет, завет тайны. Остановился, тогда караван и шесть повелителей один за другим искали в безграничном море людском близнецов, и пытались понять, что за силы противостоят каравану. Гибли разведчики, гибли воины, разрушались города и вырезались народы, но не смогли повелители каравана разгадать тайну близнецов. Тогда повелитель Хацармовет повёл караван дальше на восток, оставляя нарушенный завет и тайну близнецов за своими плечами. С тех пор, каждый повелитель, один раз на своём пути, пути каравана, встречался с близнецами. И не всегда это был честный бой. Чаще хитростью и обманом, ложью и предательством, кладя на путь каравана своих дочерей, но всегда повелители побеждали. «Уж не проклятье ли раба Фаола помогает нам?» – невесело подумал Хаммуил, вспоминая написанное в свитках. Он вспомнил свитки повелителя Галменохота, где говорилось, как его единственная дочь Пинон сумела обольстить братьев. Многое тогда удалось узнать. И знания эти научили повелителей находить близнецов и следить за ними. Но главное: тайна рождения их, так и осталась тайной. Не нашли тело Пинон разведчики каравана. Видно, пустила она братьев в себя и разорвала её тело и выжгла мозг истина близнецов. И понял отец её, повелитель Галменохот, что не здесь и не сейчас надо искать тайну близнецов, а в прошлом, во временах, когда первый мул каравана сделал первый шаг по дороге, ведущей к солнцу. Но свитки сгнили, а в легендах рабов осталась только пустыня. Тогда повелитель Аминодав спрятал караван в толще гор, надеясь, что исчезнет, сотрётся временем из памяти людей сам смысл каравана. И неоткуда близнецам будет черпать силу и знание. Так оно и случилось, но только по-прежнему близнецы стремились убить каждого повелителя, раз в жизни, но пытались. И вот женщина с лицом, какое выбито на граните шестой повозки, появилась перед караваном. Значит, время пришло! Караван пройдёт по её судьбе и выйдет на дорогу, ведущую к солнцу. – А где близнецы? – спросил повелитель каравана, поворачиваясь к Ахизеру. – Они рядом с ней, – прошептал Ахизер, падая на колени. Хаммуил повернулся и пошёл вглубь пещеры. – Передай моей младшей дочери, что я хочу её видеть, – на ходу бросил он Ахизеру. – Я тут, повелитель! – из тьмы вышла молодая, почти ребёнок, девушка, и опустилась перед ним на колени. Хаммуил протянул к ней руки, помогая встать рядом с собой. – Ты поняла, что я хочу от тебя? – спросил Хаммуил, глядя в чёрные, как тьма вокруг них, глаза дочери. – Да, отец! – звонко ответила та. – Ты хочешь, чтобы я заменила в сердце мужчины эту женщину. «О боги, – улыбнулся про себя повелитель, – какая же она глупенькая. Но молодость, молодость решит всё». – Нет, любимая дочь моя Азува, – мягко сказал Хаммуил, – ты войдёшь в душу этой женщины и выжжешь её дотла, не оставишь там ничего. Даже боль и страдания должны умереть в ней. Только разум не тронешь, иначе каравану не пройти. А мужчина… – усмехнулся Хаммуил, – он поможет тебе. Он сам убьёт её сердце. – Да, отец, – тихо, но твёрдо сказала Азува, – я сделаю это. Азува склонилась перед повелителем, сделала шаг назад, и тьма пещеры поглотила её. – Да хранит тебя проклятье раба Фаола. – прошептал вслед уходящей дочери повелитель Хаммуил. 17 сентября 2010 года Таня сидела перед зеркалом почти полностью одетая, не хватало только юбки, и наносила последние штрихи макияжа, одновременно поглядывая в зеркало на Жанну, которая вольготно раскинулась на своей кровати. – У тебя есть ещё девушки? – спросила Жанна. – Познакомь меня с ними. – Я тебе сто раз говорила: ты у меня единственная, – улыбнулась Таня. – Так что знакомить тебя не с кем. – А… ну да, – Жанна подняла руки и поднесла их к лицу, принявшись загибать пальцы, – муж, ну, это святое, потом Вадик, потом институт… кстати, а со сколькими ты спишь на своей работе? Вопрос этот сильно задел Таню, но она решила не обращать внимания на колкость. – На работе у меня нет ни одного любовника, – ответила Таня, роясь в сумке в поисках помады. – Ну да, ну да, – рассмеялась Жанна, – а этот, как его… лошадь. – Какая лошадь? – не поняла Таня.