— А ну, выстроились в ряд. На колени… На колени! Встали, как на молитве, длинными рядами. Но никто не молился, хотя, возможно, время пришло. Вдруг начнут стрелять в затылок, двигаясь вдоль рядов? — решили многие. В голову приходит только самое худшее. И безумная надежда, что, возможно, убьют соседа или даже всех, но не меня! А мне повезет! Одному-единственному! Послышалась команда: — Сумочки, кошельки, телефоны бросайте вон туда, в кучу! У кого после найдем — пристрелим на …! Гиды переводят сказанное иностранцам. И даже «на»… хотя им не понятна связь угроз и физиологии. Посыпались телефоны, кошельки, деньги. Растет куча! Телефоны отчаянно звонят, одновременно звучат разнообразные мелодии, светятся десятки экранов, переливается, вспыхивает разноцветная гора, как новогодняя елка. Бойцы с интересом выбирают из кучи понравившиеся им айфоны, разглядывают, тыкают пальцами в экран. Это сколько же для них игрушек прибыло! В общую кучу телефон бросать не хочется. Но и оставлять при себе опасно, могут не посмотреть, что инвалид. Уронить аппарат под себя, незаметно затолкать ногой под батарею. Вдруг не заметят? Фотоаппарат, бинокль, оружие — всё осталось в машине. Новая команда: — Вывернуть всем карманы! Решили проверить… Пошли бойцы по рядам. — А здесь чего? Ну-ка покажи! Давай-давай!.. Забирают, что приглянулось, в том числе украшения для жен и сестер. Значит, не собираются здесь погибать, хотят вернуться домой! Женщина забыла вынуть из ушей золотые сережки. Тут же вопрос: — А это что? Ухватил, потянул, вырвал чуть ли не с мясом. Ржёт под маской. Победители… Растерянные иностранцы жмутся друг к другу и к гидам. Англичане, похоже, это они, сидят прямо, гордо — держат марку, хотя в глазах растерянность. Заложники в белых халатах. Южные ребята, их-то зачем? Заметили, подняли одного с колен, взяли за локоток. — Вы откуда, уважаемый? Из Кувейта? — Отвели в сторону. Но телефон со стразами не вернули. — Кто еще здесь правоверный мусульманин? Встали еще несколько человек. — Коран можете процитировать? Хотя бы одну суру? Кто-то смог. Ему указали: — Вам туда. Сегодня ночью или завтра вас отпустим. Кто-то не смог. И сел обратно. Приводят новых людей. Все больше поодиночке — отлавливают, выуживают из импровизированных убежищ. С улицы доносится вой сирен. Прибыли силовики и «скорая помощь». Сейчас все здесь будут. Правда, запоздало. — Всем сидеть на месте! Не вставать, не ходить, не говорить! Кто поднимется — умрет. А все и так сидят, можно даже не просить, потому что тянет согнуться, скукожиться, уменьшиться в размерах, чтобы ниже всех и меньше всех, чтобы тебя не заметили. Так в детстве хочется спрятаться под мамкин подол. А только нет здесь мам и подолов и некуда спрятаться — все на виду. Притащили какие-то канистры. Открыли, плеснули на пол между людьми и на людей, которые под брызги попали. Ударило в нос запахом бензина… Для чего бензин? Он же скоро испарится. Для страха? Или на случай спонтанного штурма? Судя по всему — так. Притащили несколько бутылей с мутной жидкостью. Расставили между заложниками в шахматном порядке, как фигуры. Это серьезнее, это, по-видимому, коктейль Молотова, который не испарится. И если такую бутыль разгрохать и чиркнуть спичкой или щелкнуть зажигалкой, то все заложники вспыхнут, как факелы. А можно не разбивать бутылку, а просто выстрелить в нее зажигательной пулей. Крепко у них все продумано. Интересно, какие еще сюрпризы они приготовили? Наверняка приготовили, не могли не приготовить!.. * * * На крыше куча лохмотьев. Какие-то забытые строителями тряпки. Под тряпками человек с биноклем. — Внимание, вижу людей на крыше. Кажется, пулеметчики. Ну да, пулеметчики. Раскинули сошки «ручников», загнали ленты, передёрнули затворы. Держат под прицелом всю крышу, разметив ее на секторы. А на втором этаже бойцы залегли в проемах дверей, взяли под прицел коридоры. Вот так же лежали между камушками на базе! — Что делать будем? — Ничего! Выяснять обстановку. Надо знать, сколько бойцов и сколько заложников. Просто так соваться нельзя, можем кучу гражданских положить! И погоны… — Вижу еще человека. В руках у него тубус. — Гранатомет? — Нет. Судя по всему, зенитный ракетный комплекс… Час от часу не легче! Они что, решили самолеты сбивать? — Понял тебя. Доложу наверх про крышу. А ты смотри. В оба смотри! Не дай бог, просмотришь! — Понял… Продолжаю наблюдение. Куча тряпок на крыше лежит недвижимо, как обычный строительный мусор… * * * — Кто из вас работник музея? Встать! Ну, быстро! А это зачем? Ход какой-то новый, нестандартный. Ведь не только экскурсантов от касс и в залах хватали, но кого-то и из персонала прихватили! Боевики ведь не разбирались, кто есть кто, — гребли всех подряд, в том числе из служебных помещений. Вот и надёргали. — Встали, а то сами найдем! Ну да, найти не трудно. Все музейные работники похожи друг на друга, все примерно одного возраста, все в одежде одного покроя. Как в форме. Они поднялись. Женщины плачут беззвучно от страха. Мужчины угрюмы, стоят молча. Мужчин гораздо меньше. Один не встал, только руку поднял. Это охранник. Похоже, встать не может, потому что ему что-то сломали. — Кто из вас главный начальник? Заложники молчат, отводят глаза. — Ну-ка, ты, иди сюда!.. — Боец в маске ткнул пальцем в смотрительницу, выволок из шеренги, встряхнул, приставил ствол к виску. Это же Осман! По голосу и по манере командовать узнать можно. Никакая маска такого не скроет. — Ну, и кто начальник? Сейчас тебе… башку разнесу! — Вдавил дуло в голову. Служительница подняла дрожащий пальчик: — Вот он… Владимир Петрович. Заместитель директора. И этот под раздачу попал… Стоит, смотрит в пол. Страшно из уютного кресла да сюда, под автоматы. Плечи вздрагивают, но держится. Спросил дрожащим голосом: — Что вы хотите? — Со мной пойдешь! Картинки выбирать, — хмыкнул боец. Бойцы заржали. — Но это нельзя… Это шедевры, их немыслимо трогать! — А моих братьев можно было трогать? Можно было в «Белый лебедь»? Заткнись, покажешь, какие лучше брать. — Берите… любые. Зачем выбирать? Здесь одни шедевры. — А мне не любые, мне самые лучшие нужны. Вот ты мне их и покажи. Шагай. — Толкнул сильно в спину. — Трое со мной, чтобы нести. — Отправились в соседние залы. Зачем им картины? Что у него на уме? Притащили, свалили картины на пол в кучу, как дрова. По фиг им, кто здесь Рембрандт, кто Караваджо…