— Послушайте, зачем такие торжества? Зачем терять такую кучу денег? — Вы не понимаете, без этого нельзя. Это такой старинный, местный обычай… Ну не объяснять же ему, что без пыли в глаза тут не обойтись. Что деньгами сорить надо! Без этого в России, тем более здесь — никак! Иначе кто тебя всерьез… Гуляйте, гости дорогие. Ешьте-пейте, слушайте привезенных поп-див, пяльтесь на ВИП и помельче персон, потому, что мы не какие-то там лохи, а уважаемые люди. К которым потянутся. Должны потянуться! * * * — Вы бы хотели поработать в нашем журнале? — Охранником? — Нет. Собственным корреспондентом. — Кто? Я? Но я не умею писать! Совсем. Только протоколы. Я бывший следователь по особо важным… — Вот и прекрасно. Мы проводим журналистские расследования, а это по вашей части. Написать по готовому сможет всякий. А вот собрать информацию, просеять, проанализировать ее, чтобы создать сенсацию, — это не всем дано. Вам — дано. Мы смотрели ваши дела. Вас ведь называли «наш русский Шерлок Холмс»? — Ну, когда это было! — Не так уж давно. А старый конь, он борозды не портит. И глубже, чем нынешние, пашет… — Ну, хорошо, я попробую. Еще одна вакансия заполнена. И еще. И еще… — Мы могли бы предложить вам работу консультанта. Вы очень хорошо знаете местную специфику, потому что родились здесь. — Конечно, знаю! Я, дорогой, здесь всех знаю, каждую собаку, каждого ишака по имени! Сколько платить будешь? — Тысячу. — Э-э?! — Долларов. — А-а! Конечно, дорогой. Хоть завтра! * * * Штат укомплектован. Лицо корпункта — лицо известного и уважаемого в Европе журналиста. Тут без подставы, тут не подкопаться. Сам журнал — вот он, отпечатан и разослан по адресам. Контакты… Обезличены. Никто его в лицо не видел. Связь идет через одного из помощников, который оформлен журналистом. С ним общение только через соцсети, а если вживую, то в темноте — с шапочкой по самый подбородок с прорезями для глаз, потому что иначе враги доберутся. Что тот понял. И принял. И даже был заинтригован. Здесь всё в порядке. Теперь по самой работе. Намечены интервью и знакомства с видными людьми Региона. И «журналистские расследования», которые поведут бывшие «важняки» по интересующим читателя проблемам. Точнее, по проблемам, интересующим единственного читателя. От населения будет приниматься корреспонденция по проблемам на местах. В том числе жалобы и кляузы. И даже анонимки. И кое-кто за это, возможно, получит деньги, чтобы активнее писали. В общем, корпункт «заряжен» и начинает работать… Теперь можно разобраться с наследством Предшественника. Но… не ему… * * * Желтые стены. Желтые лица. Потухшие глаза. Тоска и беспросветность. Смертная тоска. — Кто вы? — Не суть важно. Важно, что я хочу предложить вам работу. — Что?! Какая работа? Вы с ума спятили? Вы знаете, что это за больница? Нет? Тогда спуститесь и прочитайте вывеску. И узнайте мой диагноз! Мне жить осталось от силы полгода. Я на таблетках сижу! — Я знаю. Я ознакомился с вашей амбулаторной картой. Вы всё правильно излагаете. Именно поэтому обращаюсь к вам. Вы ведь офицер? Агент на подсадке. — Откуда… вы знаете? — Знаю. Вас определяли в камеры к заключенным, чтобы вы добывали нужную следствию информацию или склоняли упорствующих зэков к даче показаний. Это серьезная работа, требующая выдержки и хладнокровия. И умения молчать. — Ну? — Именно поэтому вы нужны мне. — Сесть в камеру? — Нет. Работа на воле в хороших условиях. С приличным окладом и премиальными. — На хрена они мне? Эти премиальные? И вы в придачу? Я покойник. Зачем мне работа? Зачем деньги? — Во-первых, чтобы продлить вашу жизнь, даже если на пару месяцев. Это дорогого стоит — два месяца жизни. И дорого. Но у вас будут деньги, и вы сможете купить нужные лекарства. Далее, у вас есть дочь, которой вы, если справитесь с работой, сможете приобрести квартиру. Согласитесь, это красивый жест для уходящего. Вас будут помнить и поминать добрым словом. И в-третьих, и самое главное — вы профессионал, вы всю жизнь на «земле» и умирать вот так, на драных простынях, на казенной койке… Как-то недостойно. А я предлагаю умереть вам в деле, на дистанции, когда некогда думать о печальном исходе и считать уходящие часы. Весело умереть. Достойно. И с пользой для дела. Интерес в глазах, до того потухших. — Что я должен буду делать? Если соглашусь. — То, что умеете, — встречаться с людьми, разговаривать с ними, добывать информацию и передавать ее мне. — Кому вам? Вы лицо прячете. — Да — прячу, потому что это диктуется интересами следствия. — А если вы преступник? Или просто мутная личность. А я точно — офицер. И всю жизнь с преступным элементом боролся… — Ну, хорошо. Вот мое удостоверение работника ФСБ. Посмотрите. Это не липа… Хотя липа, состряпанная накануне. Слава богу, что опыт имеется. Учили. Натаскивали «выправлять» документы под оккупацию, когда готовили на действительной в подпольщики для работы по ту сторону фронта. На случай следующей большой войны. Пригодилось. И не раз. — Вот печати, фото. Больше я вам ничего сказать не могу. Не имею права. И так превысил свои полномочия. Кроме того — сам характер работы. Вы сможете убедиться. И если что — соскочить. Хотя это — вряд ли. Обратного хода у него не будет. Впрочем, терять ему особо нечего — плюс-минус несколько месяцев. Так что этот грех на душу, если что, будет не самым большим. — Убедил? Зачем списывать себя раньше времени? — Допустим, убедили. Где работать? — На Кавказе. С новой своей биографией, с легендой, вы сможете ознакомиться в ближайшие дни. Через неделю вам нужно будет встретиться с вашими людьми… — С сексотами? — Так точно. Встретиться, посмотреть на них, переговорить, записать разговор на диктофон, дать общее заключение. Вы ведь психолог, вот и помогите разобраться. О чем с ними говорить, какие вопросы задавать — я сообщу накануне. — А лечение? — Мы сможем наладить его вне стационара. И лучше, чем… в стационаре. Не беспокойтесь. Так что рад был с вами познакомиться… Никифоров Антон Иванович. — Но я не Никифоров. И не Антон.