— Я знаю. Ну теперь будет лучше, чтобы вы стали Никифоровым. * * * — Здравствуй, Мустафа. — Здравствуй, а ты кто? — Я друг того человека, с которым ты работал. — Что?! Худо стало Мустафе — осел весь, скукожился, заморгал, губы у него задрожали. Испугался Мустафа. Чего? — Теперь ты будешь работать со мной. Я твой новый Хозяин. — Зачем, зачем я связался с вами. Аллах свидетель, я не хотел. Дьявол искусил меня… Ну скорее презренный металл, чем дьявол… — Отпусти меня! Богом прошу! У меня жена, дети… — Сколько ты получал? — Мало. Совсем мало. Ни на что не хватало! Пятнадцать тысяч… Врет, в информации — двадцатка. Зачем врет? — Теперь будешь получать больше. — Сколько? Ушел испуг, заблестели глазки. — Это зависит от степени важности твоей информированности. От того, что ты знаешь. — Я всё знаю! Про всех. — Тогда скажи о Юсуфе… Молчит. Глазенками бегает. Прикидывает. И хочется и колется. Юсуф парень серьезный, головы режет, что кочаны капусты на грядке. Узнает — не простит. — Ну? — О Юсуфе мало чего знаю. Про него никто ничего не знает. Юсуф как ветер — сегодня здесь, завтра там. Спроси о ком-нибудь другом. — Спрошу обязательно, в следующий раз. Но если ты кому-нибудь обо мне хоть полслова! — Никому! Аллахом клянусь. Буду нем как рыба… А теперь можно хоть пять тысяч? Потому, очень надо… жена, дети, хозяйство… Так, с этим всё понятно… — Что скажете? — Ничего хорошего. Сексот из него — как из поноса шрапнель. Запаха много, а толку — чуть. Психика неустойчива. Истерики закатывает. При этом жаден до бесчувствия. Перепродастся любому, кто больше даст. Да и знает, судя по всему, не много. А то, что знает, придержит, потому что трусоват. Может, раньше что-то из себя представлял, но не теперь. — На что-то может пригодиться? — Вряд ли. Мелкая шавка на подхвате. Я бы с таким не работал. Опасный тип. А вот и приговор. Окончательный, без апелляций и обжалования. Спасибо тебе, товарищ Никифоров. А ты, Мустафа, извини. Лично к тебе никаких претензий нет. Кроме одной — возможно, ты видел Предшественника. Не факт, но рисковать нельзя. Ты видел Предшественника и выбыл из игры, из которой выбывают лишь по одной статье. Так что… Следующий. — От кого ты? — От твоего прошлого Хозяина. — У меня нет хозяев. Я сам себе хозяин. — Хорошо, от Друга, которому ты помогал. — Он мне задолжал. — Сколько? — Сто пятьдесят зелени. Смотри-ка, не врет. Точно, есть долг. Сто долларов. Пятьдесят он накинул. Но не тысячу же. Очень честный сексот. По местным меркам. — Хорошо, получишь двести, если продолжишь со мной работать. — Смотря, что делать. — То же самое, что раньше. Ты теперь под Исмаилом? — Под ним. Но по нему информацию давать не буду. — Почему? — Он мой друг. — А Юсуф? Где теперь он? — В горах. Возле границы. Могу дать координаты. За отдельную плату. — Сговоримся… Ценный агент. Выдержанный, спокойный. Знает себе цену, которую не завышает. Своих не сдает, а вот чужих не боится. Прежде, чем говорить, — думает. С таким можно работать… Следующий… * * * Теперь по персоналиям, которых не счесть. И каждый с каждым дружбу водит, роднится, ссорится, враждует, убивает кого-то из родственников, и те в отместку кого-нибудь, потом мирятся, играют свадьбы, дружат против других родов, воюют, занимаются разбоем и сельским хозяйством, строятся, взрывают, режут глотки неверным, ведут бизнес, объединяются в преступные сообщества… Такой кавардак, в котором без экспертов не разобраться. — Вот этот род? — Ну, он ведет начало от времен генерала Ермолова, памятного на Кавказе. Род большой, зажиточный, особенно в девятнадцатом веке. Воинственный. За кордон ходили стада отбивать. Государю-императору подарки посылали. Потом ослабли, потому что сцепились с другим уважаемым родом, и стали резать друг дружку пачками, так что извели почти всю мужскую половину. Мальчики вырастать не успевали, как им вручали кинжал или ружье и посылали убивать таких же мальчишек. Ну, потом война, революция, которые сильно прорядили народонаселение. Кто много имел — потерял всё. Кто был босяк — поднялся. Родовые отношения отошли на второй план, но не исчезли. — А дальше? — Дальше — как у всех. Начались райкомы, парткомы, профкомы, председатели, повышенные обязательства, пятилетки и ударный труд, потому что кто не работает — тот не ест. Ну или ест плохо и мало и не здесь, а в Заполярье, шатающимися от цинги зубами. Вот и работали… Обуздал их Лучший Друг Народов. Всех. Посадил на тракторы и вручил в руки серпы и отбойные молотки. Поубавил прыти. Как, впрочем, и всем. Потому что под одну гребенку. Которая мелко вычесывала. — Потом война? — Да, великие переселения и потрясения. Тут вражда пошла на убыль, так как не до этого стало. Быть бы живу… Затем возвращение и созидательный труд на благо общества. Социалистическое соревнование, интернациональное воспитание, дружба народов… Хотя вековые обычаи сломать не удалось. И кровная месть была, хотя поменьше и невест воровали. И даже комсомолок. И даже членов партии. — Потом перестройка? — Как у всей страны. Опять развал. Раззор. Война. И откат к межродовым отношениям. К тем самым. Теперь если кто-то кого-то обидел, то того, кого обидел, надо зарезать, а того, кто зарезал, по закону кровной мести нужно убить, чтобы смыть позор, а коли убил, то убийцу надо наказать. И это хорошо, потому что в родовых сообществах постоянно идет грызня. Всех со всеми. Борьба за власть. И выяснение: кто уважаемее и заслуженнее. Таким сговориться трудно. Если не появляется вожак. Какой-нибудь местной выпечки Чингисхан, Наполеон, Гитлер или Сталин. Тогда все выстраиваются в колонну и, забыв про междуусобные дрязги, дружно идут резать чужие народы. Под едиными знаменами. Но без участия извне это вряд ли возможно. Это, если вкратце. — Спасибо. — Пожалуйста. Обращайтесь. История малых народов — это очень интересная тема. Моя тема…