Горничную стало жалко. Правда, ненадолго. В конце концов, она пыталась убить меня. — Но как вы узнали, что это именно Шиатэль? Опять догадки или горничная сама призналась? Лиамарон нахмурилась, но ответил: — Нет. В этом нам помогли. — Он сделал паузу и нехотя продолжил: — Грызупки. — Кто? Серьёзно? — Его заявление повергло меня в шок. Неужели грызупки умнее главного дознавателя? — Ари, может прекратим этот разговор? Тебе нужно отдыхать и восстанавливать здоровье, — Лиамарон пошёл на попятную, намереваясь увильнуть от ответа. Но я предоставлять такую возможность ему не собиралась. Любопытно, знаете ли, услышать подробности собственного почти убийства. — Ладно, расскажу, если не будешь перебивать, — сдался он под моим настойчивым взглядом. — Итак, начну сначала. Шиатэль, узнав о предстоящей помолвке, пришла в ярость — её план по завоеванию трона Императрицы вот-вот грозился превратиться в несбыточную мечту. Она не смогла смириться с поражением и решила избиваться от тебя. Семейный яд у неё был припрятан давно, так сказать на всякий случай. Завербовав горничную, она со спокойной душой уселась ждать результатов. После того как ты выпила отравленный сок, на твой крик прибежал охранник. Он вызвал меня и лорда Гонрина. Целитель смог определить, что если ты не получишь специальный антидот (в этом и была эксклюзивность яда — обычный нейтрализатор его не обезвреживал), то через час умрёшь. Этим вся помощь лорда Гонрина и ограничилась — яд редкий, рецепт известен только роду Шиатэль, но об этом мы никак не могли знать. Пока я в отчаянии метался по комнате, а затем от бессильной ярости кидался на охранника, стало известно, что одна из горничных умерла от такого же яда — Шиатэль убрала единственную свидетельницу. Граст также не смог найти организатора покушения — сговор, как выяснилось позже, состоялся в саду, где полномочия духа-хранителя ограничены. Все были в панике — ты умирала прямо на наших глазах. Однако неожиданно в твоей спальне появились грызупки. Я приказал их выгнать, но лорд Гонрин вовремя вспомнил, что в результате мутации у этих зверей развился острый нюх. Мы не стали им мешать, а последовали за ними, когда они взяли след. Они привели нас прямо к Шиатэль. Мерзавка не захотела признаться по-хорошему и мне пришлось применить заклятие «Правдивого чувства». Антидот был найден в её комнате. Рассказ Императора потряс меня до глубины души. Я не могла поверить, что своей жизнью обязана грызупкам — зверюшкам, с которыми просто-напросто поделилась ужасной кашей и один раз заступилась за них. Надеюсь, Лиамарон понимает — теперь-то я вытрясу из него приличные условия проживания для них! Это стало моей последней мыслью, перед тем как я погрузилась в тяжёлый сон. *** Быстрыми темпами я шла на поправку. Валяться в постели вместо того, чтобы вести борьбу за право грызупок на лучшую жизнь, для меня было истинным мучением. Однако, когда я начала ожесточённый спор с целителем касательно того, что я совершенно здорова, полна сил и вообще хоть сейчас могу вспахать целое поле картошки, лорд Гонрин заявил, что полей с картошкой у них в Империи нет. Более того, даже если бы они были, меня туда никто бы не пустил. О наших разногласиях целитель наябедничал Императору, который сразу же разгадал причину моего скорого выздоровления и лично явился дабы успокоить больную. Выяснилось, что он уже позаботился о зверушках, приказав перевести их на новую должность. В обязанность грызупок теперь входила проверка съестных запасов, готовой еды и комнат прислуги на наличие ядов. В награду за спасение будущей Императрицы и верную службу Империи им было назначено качественное многоразовое питание, новая уютная комната и полное освобождение от работы в темнице. Через три дня после отравления мне всё-таки разрешили выбраться из императорской постели. Первым делом я нормально помылась, расчесалась и оделась, а затем отправилась навестить грызупок. С последней нашей встречи они изменились: набрали вес, перестали дёргаться от каждого звука и почувствовали себя нужными — это отражалось в их горящих глазах. Удостоверившись, что со зверушками всё в порядке, я со спокойной совестью и телом, бурлящим энергией, отправилась в сад. Там-то меня и выловила Даломея, которая решила направить все мои силы на бесконечное заучивание этикета и всего остального, что так необходимо знать Императрице. — Леди Арина, я так рада, что вы живы и, наконец, здоровы! — застала меня врасплох демоница на полпути к саду. Молниеносно двигаясь, она ухватила меня за локоть и развернула в сторону дворца. — Мы столько дней потеряли из-за этого ужасного случая! А ведь нам столько работы предстоит! Ох, бедняжка Шиатэль, — без перехода заахала наставница, — такую глупость совершила! Слишком уж амбициозна она была… Ах, не будем же о грустном! — воскликнула она, снова перепрыгнув на самую важную для неё тему. — Пора приступить к вашему обучению. Осознав, что от настырной демоницы мне не сбежать, я покорно семенила за ней, и старалась понять, правильно ли я расслышала её слова. — Почему вы упоминали Шиатэль в прошедшем времени? — настороженно поинтересовалась, почувствовав себя крайне неприятно. Демоница резко притормозила и в упор уставилась на меня. — Как? Вам разве не сказали? — удивленно спросила она. — Шиатэль мертва. Услышав это, я испытала смешанные чувства. С одной стороны — стало легче, ведь мне больше не будет угрожать сумасшедшая эльфийка; с другой стороны — стало тревожно. Причем тревожил меня не сам факт смерти Шиатэль, а то, что это сделал Император. Не сам, конечно же, но по его приказу. Меня очень беспокоило, что Лиамарон был вынужден из-за меня применить жестокое наказание. Почему-то мне казалось, что каждое такое решение даётся ему очень тяжело. — Её казнили? — осипшим от волнения голосом, спросила я. Даломея глянула на меня и ответила: — Нет, что вы! До этого дело не дошло. Она сама умерла — не выдержала последствий заклятья «Правдивое чувство». Не сказать, что новая информация полностью убрала тревогу, но, определенно, моё беспокойство пошло на убыль. В мозгу тут же всплыла актуальная в этом случае поговорка: «Не рой другому яму, сам в неё попадёшь». Очень жаль, что на Хотарисе о ней ничего не слышали. Правда маловероятно, что знание этой пословицы уберегло бы Шиатэль от такого печального конца. ГЛАВА 22 Незаметно пролетела целая неделя. Даломея издевалась надо мной всеми известными ей способами. Мне пришлось запомнить фамилии всех знатных родов, изучить несколько книг по этикету вдоль и поперек, разобраться в экономике и политике Ассандрии (это было хотя бы действительно важно), научится держать ровно спину (деревянная указка, прилетающая меж лопаток, каждый раз, когда я сутулилась, являлась отличной мотивацией и существенно ускоряла процесс), довести свой почерк из состояния «более-менее ровный» в состояние «каллиграфический» (на некоторые письма Императрица должна отвечать лично), вникнуть в работу благотворительного фонда (а вот это даже заинтересовало меня, захотелось помочь всем, кому только смогу) и много-много чего ещё. Я и представить не могла, что за неделю возможно столько всего сделать, но для Даломеи нет ничего невозможного. Она стремилась занять всё своё и заодно моё свободное время. И к моему огромному огорчению, демоница занята была только ночью — спала. Причиной её излишней свободы стал роспуск гарема. Узнав эту прекрасную новость, я станцевала танец бешеного сурка и спела пару песен о любви. За этим занятием меня и застала грустная Удина. Ей, как и многим не хотелось покидать дворец, но не из-за Императора, как остальным девицам, а из-за меня. Зеленоволоска призналась, что я со своим отвратительным характером заняла место в её сердце и ей будет меня не хватать. Аналогичные эмоции от её ухода испытала и я. Терять единственную подругу в этом мире не хотелось. Откупорив бутылку шампанского, мы принялись лить слёзы печали и разлуки. После второй бутылки они превратились в слёзы злости, а после третьей и вовсе высохли, оставив после себя возмущение несправедливым и быстрым окончанием нашей дружбы. Естественно, сидеть сложив пустые бутылки на пол, мы не собирались, а вот пойти и побороться за нас и наши «чувства» очень даже были готовы. В результате, прервав императорский ужин и испортив своим появлением аппетит Таргаду-старшему, мы добились-таки справедливости — Удину оставили. После тщательной проверки и принесения магической клятвы, она была определена мне во фрейлины и привлечена страдать вместе со мной от беспрерывных уроков Даломеи. Император за эту неделю разительно изменился. Его поступки утратили всякую логику и приобрели флер загадочности. Во всяком случае для меня. Первой странностью явилось моё переселение. Оповещение о нём было представлено в категоричной форме, а именно: возвращаясь после занятий с Даломеей я направилась в свою старую комнату, ведь я уже выздоровела и в заботе Императора не нуждалась (так думала я, но не он), открыла дверь и вошла в спальню. Да только не в свою, а в императорскую. Не поверив своим глазам, вернулась обратно и предприняла новую попытку. Результат не изменился. Естественно, меня это разозлило. Я уселась в кресло и нервно барабаня по подлокотнику, стала дожидаться Императора дабы излить на него своё негодование. — И как это понимать? — накинулась я на Лиамарона, едва он переступил порог собственной спальни. — Арина, конкретизируйте свой вопрос. Я не понимаю о чём вы, — надменно ответил Император. Сухой тон и неожиданное обращение на «вы» слегка обескуражило меня. Я-то наивно предположила, что переезд в спальню Лиама означает незамедлительные домогательства с его стороны и намёк на некие физические потребности, которые в связи с устранением гарема исполнять кроме меня больше некому. Однако холодный взгляд и раздражение, написанное на лице кагара, никак не вязались с моей версией происходящего. — Почему я не могу попасть в свою спальню? Вместо этого оказываюсь тут, — конкретизировала свой вопрос, согласно требованиям Императора. — Потому что с сегодняшнего дня, леди Арина, вы будете жить здесь, — кратко и понятно изъяснился Таргад. Вот только понятно было одному ему. — С какой стати я должна делить с вами комнату? Мы ещё не женаты и даже толком не помолвлены. Это неприлично, — попыталась я образумить его. — В этом дворце я решаю, что прилично, а что нет. Вы моя невеста, а значит ваше проживание со мной в одних покоях логично и правильно, — пресёк он мою попытку возразить. Упрямое выражение лица и хмуро сведенные брови намекнули мне на то, что спорить с ним бесполезно. Император нервно махнул рукой и собрался в ванную, но я остановила его порцией вопросов на совсем другую тему: — Кольцо, на вашем пальце, это же артефакт «Печать верности»? В чём заключается его ценность? Почему Песчаные демоны охотятся за ним? Таргад гневно зыркнул на меня, потом на упомянутое кольцо, затем снова на меня. — Леди Арина, мне неприятен тот факт, что вы копаетесь в моих воспоминаниях, но я ничего не могу с этим поделать. А вот попросить вас не лезть в дела, которые совершенно вас не касаются — могу. И очень настойчиво прошу, — с нажимом произнёс он. — Надеюсь, вы поняли меня. Грубая выволочка Императора заставила меня вспыхнуть и обиженно замолчать. Больше с вопросами я к нему не приставала. На следующий день я обратилась к лорду Гонрину, но и от него ответов не получила. — Арина, я не могу рассказать тебе об этом, так как секретные сведения разглашению не подлежат. Если Лиам сам не посвятил тебя в это, значит так нужно, — отмахнулся целитель, словно от маленького ребёнка, надоевшего ему своими глупыми «почему». Так ничего и не узнав, я собралась посетить библиотеку, но благодаря Даломее сил на это у меня не осталось. Тем временем, странности в поведении Лиамарона лишь прибавлялись. Он стал меня избегать и просто мастерски игнорировать. Мы не виделись по два-три дня, при этом живя в одной спальне. Я ломала голову, стараясь понять, почему он так поступает, но мужская логика для меня всегда являлась лесом тёмным, непроходимым и цивилизацией нетронутым. Ситуацию обостряло и то, что каждое утро мы просыпались в объятьях друг друга. Император реагировал на это хмурым выражением лица, молча отлеплял меня от себя и также молча уходил. Он даже предпринял меры, чтобы обезопасить себя, соорудив посередине постели баррикаду. Появляться стал поздно, когда я сплю, а сбегать наоборот рано. Я молча терпела, наблюдая за тем, как Лиам выстраивает китайскую стену между нами. И вроде сама хотела вернуться домой, избавиться от его внимания и жить как раньше, но отчего-то в душе росла горькая обида. В какой-то момент до меня дошло, что я влюбилась. Очень сильно влюбилась. Потому что мне уже и кольцо не нужно было, и предложение, лишь бы он не отказывался от меня и перестал молчать. Когда до знаменательного дня, в который меня должны отправить домой, осталось двое суток, Лиамарон снизошёл до моей незначительной персоны и впервые за долгое время удостоил меня ни только взглядом, но и целой речью. — Леди Арина, я очень долго думал, и пришёл к выводу, что я не могу жениться на вас, — заявил мне Император, при этом спокойно попивая шарлис и любуясь видом из окна. — Я лично отправлюсь вместе с вами на Землю и доставлю прямо домой. В качестве компенсации за все неудобства, причинённые вам на Хотарисе я обязуюсь выплатить вам соответствующую компенсацию, а также приношу свои извинения. Напыщенная тирада Императора вызвала во мне неожиданную гамму эмоций. Вместо того чтобы радоваться и представлять во всех красках встречу с родными, или хотя бы облегченно вздохнуть, я позорно разревелась. Сначала из моих глаз потекли маленькие слезинки, а потом они хлынули ручьями, угрожая затопить окружающие пространство, а самое главное виновника сего безобразия. Таргад, завидев надвигающуюся катастрофу, бросился меня утешать, но был отвергнут и вдобавок оскорблен. — Какая же ты сволочь, Лиам! — выкрикнула, выбегая из императорских покоев. Меня несло с такой скоростью, что за каких-то десять минут я оказалась у моря. Плюхнувшись на попу, обхватила колени руками и раскачиваясь из стороны в сторону повторно разревелась. Перед глазами проносились все ужасы, которые произошли со мной на Хотарисе. Стало до одури жалко себя, такую маленькую и беззащитную, а самое главное брошенную. Я так долго сдерживалась, подбадривала себя, уговаривала верить в лучшее, но стоило Императору отказаться от меня, и вся моя выдержка лопнула, словно воздушный шарик, незаслуженно проткнутый иголкой. Уровень сырости стремительно рос. И в этом была не только моя заслуга, но и моря. Водная стихия штормила и бушевала, волны неистово ударялись о берег, обрушивая свой гнев на него и вторя моим горестным завываниям. Солёные брызги всё чаще долетали до моих ног, но меня это не тревожило. Почерневшее небо изредка озарялось вспышками молний. Первые капли дождя осторожно коснулись моих волос. На мои поникшие плечи легли чьи-то горячие ладони. Я отпихнула их, но они снова вернулись, а потом и вовсе подхватили моё уставшее тело с мокрого песка. — Зачем ты пришёёёёл? — завыла на ухо Лиамарону, как только оказалась у него на руках. — Я же тебе не нужнааа… — Ари, глупая, ну с чего ты это взяла? Нужна, ещё как нужна! — постарался утешить меня он. — Если была бы нужна, ты бы меня не броооосил, — жалостливо протянула, продолжая всхлипывать. — И женился, как обещал! Император грустно посмотрел на меня, но промолчал. Без предупреждения он переместил нас в свою спальню. На ковёр закапала вода, стекающая с моей одежды и волос. Лиамарон усадил меня в кресло и принялся раздевать. Я вяло отбрыкивалась, но он грозно рыкнул, заворчал про излишнюю эмоциональность некоторых дам, не заботящихся о своём здоровье, и я тут же затихла. Насухо вытерев меня и запихнув в халат, Император скинул с себя влажную рубашку. Затем без лишних церемоний усадил меня к себе на колени и всунул чашку с горячим чаем. Дрожа от холода и не в меру расшалившихся нервов, сделала первый глоток. Спокойствие потихоньку возвращалось, захватив к себе в компанию чувство стыда и неловкости. — Прости, — тихо промямлила, сгорая от стыда за устроенную истерику. — Твоя реакция заставляет меня думать, что я тебе небезразличен, — сказал Лиамарон, накручивая мокрую прядь моих волос на палец. — Я даже начинаю сомневаться в правильности принятого решения. — Но почему? Император ответил не сразу, будто сомневался в необходимости отвечать. — Арина, ты мне нужна. Я не знаю почему, зачем и когда, но ты стала необходима мне как вода всему живому, как мука для теста, как грифель для карандаша. — Я усмехнулась нетривиальным сравнениям Лиама. — Я не силён в признаниях, но суть ты должна была уловить, — печально улыбнулся он уголками губ. — Пойми, я поступаю так ради тебя. За какой-то несчастный месяц ты успела отбыть срок в темнице, два раза была при смерти, один — под угрозой смерти. Так или иначе, но за всё это вина лежит на мне. Из меня получится ужасный муж, ведь я не могу обеспечить твою безопасность! — запальчиво воскликнул он, до боли стиснув меня в объятьях. — Ты будешь постоянно подвергаться различным опасностям! И если от безумных девиц я вроде как избавился, то от кровожадных Песчаных демонов — нет. Они знают о тебе, планируют использовать как приманку, как способ воздействия на меня, — сделав паузу, он губами провёл по моей щеке и шумно выдохнул. — Нет, я не могу позволить тебе остаться здесь. В своём мире ты будешь в полной безопасности, заживёшь как прежде, найдёшь какого-нибудь человечишку, выйдешь за него замуж и родишь ему сына, — последние слова Лиамарон сопроводил глухим рыком. — Я всё решил. И заметь, ты сама хотела домой и не хотела быть моей невестой, — припечатал он напоследок, чтоб уж наверняка добить меня. И вроде бы спорить не с чем, и доводы у него правильные, да и сама хотела, но… Но не имеет это значения, когда до мозга уже дошло — я люблю его! Люблю и всё тут! И каждый миг, проведённый рядом с ним стоит того риска для жизни, о котором он так яростно мне тут разглагольствует. Однако согласно моим убеждениям первое признание должно звучать от мужчины, поэтому так просто он от меня его не получит. Нужен план. Вот уж не думала, что из жертвы я превращусь в охотника. Я ещё покажу ему, как сильно нужна ему! И начать можно прямо сейчас. Я потянулась к губам Лиама и, не встретив никакого сопротивления, нежно поцеловала его. Правда поцелуй длился недолго — он спихнул меня на кресло, поднялся и тяжело дыша отчитал: — Арина, я не привык менять свои решения, и в угоду твоим желаниям делать этого не буду! С наигранным безразличием пожала плечами. Про себя же подумала: «А придётся привыкнуть, дорогой мой, придётся!»