– Вчера виделись, – сухо процедила Надежда, – с того времени у меня ничего не изменилось. Она отлично помнила, как вредина Катька едва не выставила ее вчера из отеля и прямо сказала, чтобы больше Надежда к ней не обращалась, мол, от нее одни неприятности. – Надя! – Катерина все поняла по ее тону. – Слушай, прости, что я с тобой так вчера говорила, но… Надежда хотела бросить трубку, но удержалась. – У нас такой жуткий скандал вчера был! – горестно проговорила Катерина. – Уж не знаю теперь, как с работой будет, как бы не уволили меня… – Да я-то при чем! – фыркнула Надежда. – Меня там не было! А что случилось? Катерина скороговоркой рассказала про вчерашний вечер. – Что, так и врезался в аквариум? – оживилась Надежда. – Ага, и такой здоровый мужик оказался! Пока охрана его скрутила, он одному глаз подбил, а другому губу разорвал. – Это у вас, наверное, охрана такая, от слова «худо»! – не утерпела Надежда. – Ну да, так что извини… Еще и с Еленой Анатольевной теперь проблемы. Аквариум-то раскололся, так что ей новое местожительство понадобилось… – Что? Не понимаю, при чем тут аквариум и кто такая Елена Анатольевна? – Ой, – Катерина прыснула, – тут, понимаешь, какое дело. Еленой Анатольевной мы хамелеона зовем, то есть хамелеоншу, которая жила в том аквариуме. – А что, она правда женского пола? – Да кто же ее разберет! – отмахнулась Катерина. – Она же хамелеон. Но когда не прячется и не маскируется, то выражением морды очень похожа на тещу нашего хозяина, Елену Анатольевну. «Елена Анатольевна!» – в голове Надежды будто включился свет. Небольшой такой, не люстра на двенадцать рожков, а скромный комнатный торшер. Но все же он кое-что осветил. Если убийца следовал определенному ритуалу, то он должен был оставить какой-то след, ниточку, которая укажет путь к следующему убийству. Зачем он это делал – отдельный и очень важный вопрос, на который Надежда обязательно ответит, но позже. Она не забыла, как этот гад пытался их с Лилей отравить. Но пока что он явно был на шаг впереди, тут же с горечью подумала Надежда. Шутка ли сказать, на его счету уже шесть убийств. А если считать риелтора Ларису Патрикееву, то и семь… – Аквариум был дорогущий, пока еще новый привезут… Так что пришлось нашу Елену Анатольевну в контактный зоопарк отправить, тут по соседству. Надежда на всякий случай спросила адрес зоопарка, после чего хотела уже отсоединиться, но Катерина все медлила. – Ужас какой с этой Ольгой Трефолевой, – наконец сказала она. – Ты ведь там была? – Была, да не успела, – призналась Надежда. – К моему приходу все уже было кончено. – Какие-то ужасы вокруг происходят… – вздохнула Катерина. – Читала я статью некоей Путовой, так она прозрачные намеки делает, что все эти убийства между собой связаны. И тех четверых, что в ресторане убили, и того бизнесмена, которого в фитнес-центре вниз головой подвесили, и теперь вот докторшу эту, диетолога. Она утверждает, что все это звенья одной цепи. – Да что ты? – фальшиво удивилась Надежда. – Ага, доказательств только не приводит. Нарочно, наверное, завлекает, чтобы ее читали… – Очень может быть! – Ой, все, заканчиваю разговор, важная гостья с минуты на минуту должна прибыть! – спохватилась Катерина. – Кстати, знаешь кто? Петра Безбородова мать! – Да что ты? – ахнула Надежда. – Ага, она где-то от журналистов пряталась, а сегодня к нам приезжает. Сына хоронить ведь надо… Занимает два смежных номера, охрана у нее своя, наших и на пушечный выстрел не подпустят. Надежда сообразила, что в отеле к Елене Безбородой будет никак не подойти, и Катерина не поможет. На том они и простились, и Надежда в который раз засобиралась в ванную. Стоя под теплыми струями, она размышляла. Значит, к Елене Безбородовой сейчас никак не подобраться. Она-то знает небось, что не только ее сына убили, а еще и двух подружек старинных не пощадили. И резонно боится, что будет следующей, поэтому подстраховалась, охрану наняла. Что ж, будем надеяться, что охрана ее защитит. Стало быть, Надежде в отеле «Лютеция» делать нечего, но и прохлаждаться, день терять она тоже была не намерена. Время-то дорого, убийца не дремлет. По старой инженерской привычке Надежда Николаевна решила подступиться к проблеме с другого конца. Вот, например, карты. Какое они-то имеют отношение к убийствам? Вряд ли убийца устроил все нарочно, чтобы запутать следствие. Как выяснилось, жертв он подбирал неслучайно, все они были связаны между собой и каждая соответствовала своей карте. Значит, нужно выяснить все про карты. Чтобы окончательно сбросить остатки сна, Надежда закрутила горячую воду и пустила только холодную. Тихонько повизгивая, она выдержала три минуты, после чего выпила чашку крепкого кофе и вышла из дома, бодрая и готовая к новым приключениям. В подвале дома городского судьи было жарко натоплено. В углу, на охапке соломы, сидела травница Катрина. Лицо ее было бледным и изможденным. Напротив нее, рядом с простым дощатым столом, стоял монах-доминиканец. За спиной у монаха возвышался немой Ганс, здоровенный помощник палача. – Катрина, я хочу помочь тебе! – говорил доминиканец мягким, обманчиво ласковым голосом. – Я хочу помочь тебе спасти бессмертную душу. – Ежели вы хотите помочь мне, святой отец, выпустите меня отсюда. Мне тяжко здесь без солнца и воздуха. – Ты называешь меня святым отцом, значит, ты признаешь себя дочерью моей во Христе. А любой отец, коли он заботится о своей дочери, должен воспитывать ее в строгих правилах христианской добродетели. Ты должна заботиться не о нуждах тела своего, но о нуждах души. И я помогу тебе. Но только если ты сама этого захочешь. – Допустим, я захочу. Но что я должна сделать? – Во-первых, ты должна покаяться, должна признаться, что вступала в сношения с дьяволом… – Хорошенькое дело! Я должна признаться в богомерзком преступлении, которого не совершала? – Ну вот, опять ты упорствуешь! – Вы сказали «во-первых». Значит, будет еще и «во-вторых»? – Совершенно верно, дочь моя! Монах подошел еще ближе к Катрине и, доверительно понизив голос, проговорил: – Дочь моя, во время обыска в твоем доме мы нашли карту. Я хочу знать, где ты взяла ее, а паче того – где находятся остальные карты из этой колоды. Ежели ты скажешь мне, где они, я постараюсь смягчить твою участь, насколько это возможно. – Ах, вот вы о чем, святой отец! О той карточке… да я и не упомню, откуда она взялась. Должно быть, оставил кто-то из моих клиентов. Ко мне многие заходят. – Вот как? Ну, скажи хотя бы, где остальные карты. – Да не было больше никаких карт! Только та, которую вы нашли, святой отец. – Не лги, дочь моя! Лгать инквизитору – большой грех! Я знаю, что за несколько дней до ареста ты гадала господину Фогелю, секретарю суда. Значит, тогда у тебя была полная колода. – Что вы, святой отец! – Катрина смотрела на монаха невинным взором. – Господин секретарь божился, что не был у меня и не было никакого гадания. – Ах ты, упрямая кошка! – монах ударил Катрину по лицу, отшатнулся и проговорил вполголоса: – Ну вот, не удержался и согрешил… дал волю гневу… а все ты виновата, все твое упрямство. Ты и святого заставила бы разгневаться! Он отступил в сторону и обратился к немому Гансу: – Сын мой, возьми на себя мой грех, поучи эту неразумную рабу Божью христианскому смирению! Ганс довольно замычал, схватил кожаную плеть, подошел к Катрине и замахнулся. Катрина вжалась в стену и закрыла лицо руками. Ганс взмахнул плетью, Катрина вскрикнула, на ее плече вспух багровый рубец. – Сжалься, прошу тебя! – простонала Катрина, но Ганс снова замахнулся на нее плетью. – Подожди, сын мой! – остановил его доминиканец и обратился к Катрине: – Дочь моя, оставь свою гордыню и упрямство. Скажи, где ты спрятала колоду карт, и Ганс больше не будет тебя бить. – Святой отец, я не знаю, о чем вы говорите. – Твое упрямство невыносимо! – вскрикнул монах и снова повернулся к Гансу: – Бей ее! Немой довольно ухмыльнулся и с оттяжкой ударил Катрину плетью, еще раз и еще. Молодая женщина сжалась в клубок и только тихонько вскрикивала от каждого удара, а в промежутках тоненько, безнадежно скулила, как больной щенок. Наконец монах остановил немого Ганса и склонился над рыдающей Катриной: – Ну что, упрямое создание, ты будешь говорить? Ты скажешь мне, где спрятала карты? – Свя… святой отец, – прохрипела Катрина, – я не… не знаю, о чем вы говорите… – Мерзавка! Упрямая еретичка! – доминиканец снова замахнулся на нее, но сумел удержаться и отступил на шаг. – Ты не понимаешь мягкого, отеческого отношения! Придется применить к тебе строгость! – Строгость? – дрожащим голосом переспросила Катрина. – Значит, то, что было до сих пор, еще не было строгостью? – Конечно, не было! Я же сказал тебе – до сих пор я относился к тебе по-отечески! – Он повернулся к Гансу и приказал: – Готовь кочергу, сын мой!