– Зачем четвертой? Только второй! – Нет уж, спасибо! Водитель развернулся и уехал. Надежда огляделась. В фургоне и возле него никого не было. В переулок выходило несколько жилых подъездов, а также три коммерческих заведения – круглосуточный продуктовый магазин, рюмочная с неоригинальным названием «Дружба» и подвальчик, над входом в который висела вывеска: «Антиквариат». На этой же вывеске было грубо намалевано изображение зловеще ухмыляющегося человечка в шутовском колпаке с бубенчиками… Точно такого же, как на коробке с картами! Это был безусловный знак, и Надежда бросилась к двери подвальчика. Конечно, это было очень рискованно – несколько минут назад с трудом сбежав от убийцы, теперь она сама шла прямо к нему руки, но Надежда Николаевна не могла остановиться – ведь сейчас он там, возможно, кого-то убивает! Хотя… что-то ей подсказывало, что если следовать логике вещей, то именно здесь она увидит очередную ужасную инсталляцию. И будем надеяться, что последнюю. Надежда на всякий случай достала из сумки баллончик с перцовой смесью, спустилась по ступенькам и толкнула дверь магазина. У нее над головой звякнул колокольчик, и наступила тишина. Через пару секунд глаза Надежды привыкли к полутьме, и она смогла оглядеться. Она находилась в полутемном помещении, заставленном всевозможным старьем, которое только при очень большом воображении можно было назвать антиквариатом. Здесь были старые граммофоны с расписными трубами, настольные лампы с круглыми зелеными абажурами, чугунные пресс-папье и настольные канцелярские наборы. Были фарфоровые статуэтки сталеваров и пионеров, многие с отбитыми носами, руками и другими частями тела, были бронзовые бюсты исторических деятелей разных времен и народов. Имелся старый механический арифмометр «Феликс», наивный предшественник электронных калькуляторов. Была допотопная пишущая машинка «Ундервуд» с немецкой клавиатурой и еще более старая швейная машинка «Зингер». Кстати, такая же машинка до сих пор стояла на даче у Надеждиной матери и, между прочим, неплохо шила. – Есть здесь кто-нибудь? – проговорила Надежда, и звук собственного голоса показался ей странным и пугающим. – Я вооружена! – добавила она на всякий случай и выставила перед собой заветный баллончик. В эту минуту она увидела, что находится в магазине не одна. В самой его глубине, за невысоким прилавком, сидел человек. Его скрывала полутьма, поэтому Надежде не удавалось разглядеть деталей, но в самой его позе было что-то странное и неестественное. Странным казалось и то, что он никак не реагировал на появление Надежды, не отвечал на ее призывы и даже не шелохнулся при ее появлении. А еще… еще как-то странно выглядела его голова. – Эй, что с вами? – проговорила Надежда, испуганно понизив голос, и подошла ближе. – С вами все в порядке? Теперь она лучше разглядела этого человека – и сердце ее упало куда-то вниз живота. Это был немолодой человек в темном костюме. Он сидел в старинном деревянном кресле, положив руки на подлокотники и откинув голову… А из этой головы торчала бронзовая статуэтка. – Господи… – пролепетала Надежда Николаевна. – Опять я опоздала… Однако что-то в этом человеке показалось ей странным и неестественным. Разумеется, череп, раскроенный бронзовой статуэткой, сам по себе неестественен, но здесь было что-то еще… Надежда взяла себя в руки, подошла еще ближе, достала телефон и осветила неподвижное тело. И поняла, что перед ней – манекен. Это была очередная инсталляция, созданная убийцей перед тем, как совершить новое убийство. Ну, Надежда примерно так и думала. Она внимательно осмотрела очередное «орудие убийства» – бронзовую статуэтку кудрявого мужчины с густой бородой, в руке которого был посох, обвитый змеей. У статуэтки имелось небольшое круглое основание, проще говоря – подставка, на которой была надпись латинскими буквами: «Aesculapius». Эскулап, поняла Надежда. Античный бог врачевания. Древние греки называли его Асклепием. Именно так называлась онкологическая клиника бывшего мужа Ольги Трефолевой. Теперь не оставалось никаких сомнений, кто будет следующей жертвой убийцы! Надежда сделала несколько фотографий ужасной инсталляции и тут услышала, как скрипнула входная дверь магазина и звякнул дверной колокольчик. Она дико испугалась, зайцем скакнула за прилавок, увидела полуоткрытую дверь, ведущую в темноту, и метнулась туда. За дверью оказался длинный темный коридор. Надежда быстро пошла по нему, освещая путь фонариком телефона и надеясь, что этот коридор хоть куда-нибудь ее приведет. Коридор шел все прямо и прямо. Потом впереди сквозь темноту проступил голубоватый призрачный свет, и Надежда испытала дежавю – однажды она уже шла по такому же коридору и видела впереди такой же призрачный свет… Свет становился все ярче и ярче, наконец коридор закончился и Надежда оказалась в небольшом круглом зале, дальняя стена которого была освещена голубоватым светом, как экран черно-белого телевизора. Теперь у Надежды отпали всякие сомнения. Она видела и этот подземный зал, и эту тускло светящуюся стену, похожую на экран, – в тот день, когда побывала в библиотеке имени Скабичевского. Тем временем на светящейся стене появилось смутное изображение – то, что в старину называли туманными картинами. Постепенно изображение стало приобретать четкость, и вскоре Надежда увидела картину, очень похожую на ту, которую видела в подземелье под библиотекой: четыре трона с восседающими на них величественными королями в пышных, расшитых золотом мантиях, в золотых коронах, с символами власти в руках. Однако, приглядевшись к этим королям, Надежда увидела, что вместо голов у них – выбеленные временем черепа с пустыми дырами глазниц… И тут же изображение на стене сменилось. Теперь на экране появился ярко освещенный многоколонный зал, посреди которого стояли четыре золоченых кресла, в которых сидели дамы в пышных бальных платьях. На двух дамах платья были из черного бархата, на двух других – из красного атласа. Но и у этих дам вместо голов были черепа… Ну да, как и тогда, в библиотеке, перед ней были карты четырех мастей – четыре короля и четыре дамы, только на этот раз и короли, и дамы были мертвые… Но как же так? Ведь произошло только шесть убийств. Она, Надежда, предотвратила убийство королевы червей и собиралась спасти короля червей! Значит ли эта картина то, что ее усилия не увенчаются успехом? Тут Надежда вспомнила, чем закончился для нее такой же эпизод в туннеле под библиотекой… И как только она это вспомнила – с ней случилось то же, что тогда: на ее голову словно обрушился удар, и Надежда Николаевна провалилась в глухую бездонную темноту. Всю ночь с рыночной площади доносился торопливый стук топоров. Рано утром жители ближних домов увидели возведенный посреди площади эшафот, на котором была сложена огромная груда дров. С самого рассвета на площадь начали стекаться горожане, которые хотели занять самые лучшие места, откуда можно будет увидеть казнь во всех ее деталях. Действительно, много ли развлечений в маленьком провинциальном городке? – Эта Катрина – самая настоящая ведьма! – уверенно вещала жена молочника Миллера. – Как-то раз, на прошлую Троицу, она прошла мимо моего дома и сплюнула через плечо. И в тот же день моя черная корова перестала доиться! – Что вы говорите, фрау Миллер! – ахала булочница Лизелотта. – А я, признаться, считала ее порядочной женщиной! Она принимала роды у моей свояченицы, и все обошлось благополучно… родилась девочка, красивая и здоровенькая… – Раз на раз не приходится! Тут послышались возбужденные голоса, и в дальнем конце площади появилась телега палача, на которой стояла Катрина. Она была простоволоса, облачена в балахон из грубой дерюги, на груди у нее висела дощечка, на которой большими корявыми буквами было написано одно-единственное страшное слово: «Ведьма». Но самым страшным оказалось лицо Катрины. От ее былой красоты ничего не осталось. Лицо женщины было покрыто синяками и ссадинами, губы распухли, левый глаз заплыл так, что почти не был виден. Сам палач, мейстер Иоахим, шел рядом с телегой. Он был одет по-праздничному – в камзол красного сукна и широкие зеленые штаны, на голове – шляпа с фазаньим пером. Горожане расступились, пропуская страшную телегу. Кто-то плевал в Катрину, кто-то осыпал ее грязными оскорблениями, кто-то смотрел на нее с жалостью. Телега подъехала к эшафоту и остановилась. Мейстер Иоахим подал Катрине руку, как знатной даме, помог ей сойти с телеги и подняться на эшафот. Площадь затихла. На эшафот поднялись судья господин Штауниц и приходский священник отец Мартин. Судья откашлялся и начал вещать своим козлиным голоском: – Именем славного города Регенсдорфа и властью, дарованной мне нашим властителем, господином имперским графом Карлом Вильгельмом, я объявляю, что сегодня жительница нашего города Катрина Лемке, известная как лекарка и травница, изобличенная в сношениях с дьяволом и в злонамеренном колдовстве, будет казнена милосердным способом – без пролития крови. Судья сделал короткую паузу, дабы все могли осознать его слова, и повернулся к отцу Мартину: – Святой отец, прежде чем осужденная будет передана палачу, дайте ей последнее напутствие! Отец Мартин подошел к Катрине, перекрестил ее и внушительно проговорил: – Дочь моя, даю тебе последнюю возможность примириться с Господом нашим. Покайся в грехах, чтобы покинуть этот мир с чистой совестью и с надеждой на спасение души! – Святой отец, может быть, я и грешила, но я невиновна в том, в чем меня обвиняют. – Дочь моя, твоя вина доказана неопровержимыми свидетельствами. Упорствуя в грехе, ты лишаешь себя надежды на милосердие Господне! Признайся в своих грехах – и участь твоя будет легче! Покайся – и ты спасешь свою бессмертную душу! – Но я невинна… – Не богохульствуй. Один Господь наш, Иисус Христос, истинно невинен. Прочие божьи твари родились в грехе… еще раз говорю тебе, дочь моя, – покайся! – Я покаялась, в чем могла. – Она закоснела в грехе! – воскликнул священник, воздев руки. – Но Господь наш всеблаг и всемилостив, и во имя Его я вознесу за нее свои молитвы! Священник повернулся к палачу и сказал: – Она твоя! Исполняй свой долг! Палач подошел к Катрине и начал привязывать ее к столбу в центре костра. При этом вполголоса, чтобы никто, кроме Катрины, не слышал, проговорил: – Твой друг заплатил мне два гульдена, чтобы я сократил твои мучения. Не бойся, тебе не придется страдать в пламени костра, не придется поджариваться, как кролик на вертеле: вот тебе пилюля, сделанная из дурмана и белены. Проглоти ее – и ты не ощутишь боли, ты перенесешься в царство мертвых легко и безболезненно, как будто перейдешь через неглубокий ручей. – Спасибо тебе, добрый человек! – прошептала в ответ Катрина. – Спасибо за твое милосердие, пусть и небескорыстное. Но я прошу тебя о другом. Я не боюсь боли, не страшусь смерти и без трепета готова погрузиться в пламя, но я хочу, чтобы некая вещь, которая была мне очень дорога, досталась моей дочери Мицци. Прошу тебя, добрый человек, отдай ей это! – О чем ты говоришь, женщина? – палач невольно отстранился от Катрины. – Неужели ты хочешь, чтобы я передал невинному ребенку какие-то твои ведьминские зелья? Я был добр к тебе и передал пилюлю, которая сократит твои мучения, но не проси меня о большем!