– Бандиты его убили. Конкурирующие банды, – вздохнул следователь. – Если Петренко убили бандиты, то Цыпу – кто? – усмехнулся Володя. – Тоже бандиты! Что-то не поделили! – Следователь был решительно настроен искать этих бандитов, а Сосновский прекрасно понимал, что не все так просто, как кажется на первый взгляд. Наконец все было закончено. Володя помнил, что Петренко говорил о бумагах. Он был намерен вернуться в квартиру за ними к ночи, когда никого здесь больше не будет. У него был ключ. Глава 24 Фальшивые татуировки – правда. Статья Володи. Последние слова Петренко. Признание Тани Таня подошла к узкому окну, выходящему в захламленный старой мебелью двор-колодец, чтобы размять ноги. Здесь было душно. Духота плотным облаком накрыла город, но особенно тяжело она чувствовалась в скученности Молдаванки. Дубяк отсутствовал уже полчаса, и Таня устала его ждать в этом самом настоящем притоне на Средней. Таких мест оставалось все меньше и меньше, их можно было пересчитать по пальцам. Но для Тани, хорошо знавшей трущобы Молдаванки, жившей среди лабиринтов старых домов, подобные места вызывали не отвращение, а ностальгию. На самом деле это был маленький полуподвальный кабачок, очень сильно напоминающий то место на Садовой, которым владела когда-то сама Таня. Здесь не было вывески и не было посетителей, случайно попавших сюда перекусить или выпить чего-нибудь покрепче. Здесь собирались остатки уличных банд, те самые «последние могикане» преступного мира, которые когда-то, давным-давно, создавали знаменитую историю уличных королей. После ухода Володи Таня провела остаток ночи без сна. Ее страшно мучило непреходящее чувство тревоги. Эта тревога ощущалась в воздухе, что-то должно было произойти, и Таня ворочалась на смятых простынях, еще хранящих запах человека, ставшего ее бездной. Под утро мысли, к удивлению, обрели ясность, и Таня вдруг поняла, что именно вызывало тревогу, если оставить в стороне отношения с Володей. Зайдер и его странный ассистент, который после той случайной, не нужной ночи стал вызывать у Тани почти физическое отвращение. Догадка крепла, зрела в мозгу, и, когда обрела вполне реальные очертания, Таня вскочила с кровати и стала одеваться. Ноги сами понесли ее на Среднюю. Кабачок только открылся. Сонные посетители, проведшие в нем буйную, разгульную ночь, еще спали на столах. Дубяка среди них не было. Таню в этом месте хорошо знали, поэтому, быстро позвав хозяина заведения, она велела ему послать кого-нибудь за Дубяком, а сама прошла в узкую, полутемную комнатушку, служившую отдельным кабинетом, местом для тайных встреч. Дубяк явился почти сразу. К удивлению Тани, выглядел он неплохо. Может, стал меньше пить? В любом случае Дубяк внимательно выслушал ее просьбу и задумался. – Даже не знаю, кого позвать… Новое все это у нас – наколки, татуировки. Хотя есть тут один… Сам у него пару раз делал перед ходкой, чтоб отличали свои. Ладно, приведу, – и, взяв деньги, которые дала ему Таня, исчез, оставив ждать ее в притоне и медленно сходить с ума. Этим утром Таня должна была выяснить очень важную вещь – правильными или поддельными были рисунки на груди Шахова. Именно татуировки смущали ее больше всего – с того самого момента, как только она их увидела. И теперь Таня должна была все понять. Прошел час, прежде чем Дубяк ввел в узкую клетушку невысокого толстого старика. По словам Дубяка, он делал наколки всей одесской тюрьме. Старик кряхтел, переваливаясь с ноги на ногу, и выглядел встревоженным. – Что дамочка желает узнать? – Глаза его бегали по сторонам. – Вот это, – Таня протянула ему листок бумаги, на котором по памяти зарисовала татуировки, увиденные на груди Шахова. – Хм… – Старик внимательно разглядывал изображение, шевеля губами, – и шо за цей холоймес дамочка желает заслышать? – Холоймес? Почему? – ухватилась Таня за знакомое слово. – Потому, что картину маслом за то делал какой-то задрипанный швицер, за которого отправят на ходке в самый курятник! – хихикнул татуировщик. – Объясните! Что не правильно, что не так? – Таня уже все поняла, оттого голос ее зазвучал тревожно и громко. – Да все, дамочка. Никто не делает за так. Вот, глядите, эти два рисунка сами себе противоречат. Один означает корону, другой – кандидата на ходку. Третий, вот над этим, крест, имеет острые углы, угрозу, так никто и не станет выбивать. Человек, который набил холоймес этот на своей шкуре, дурак, потому что как попадет за ходку, то мало там ему не покажется! Люди крысу почуют. Понятно вам, дамочка? – Он вор? – побледнела Таня. – Это рисунок вора? – Крыса он, дамочка. Мусор, если хотите знать, шоб я обмозговал. Мусор, который косит за вора, а ни хрена не знает в том, куда лезет. Таня закрыла лицо руками. Татуировки Шахова были фальшивыми. Он был чекистом, которого заслали в их мир. Крысой. Той самой крысой, которую искал Туча. И он пришел за их жизнями. Да, но Шахов был правой рукой Зайдера. А это означает, что… Зайдер тоже работает на большевиков? Вступил в сделку с дьяволами, чтобы получить место Тучи? Бежать, бежать изо всех сил… Рассказать… Спасти… Щедро заплатив старику, Таня со всех ног помчалась ловить машину и ехать на виллу к Туче. Однако смогла добраться туда только ближе к вечеру: очень долго пришлось ждать свободный таксомотор, а еще дольше – плестись с черепашьей скоростью по разбитым загородным дорогам. Поэтому, когда Таня ворвалась на виллу и забежала в роскошную гостиную, то увидела, что Туча находится в таком состоянии, что говорить с ним абсолютно бесполезно. – Кончено, – он поднял на Таню покрасневшие, но еще разумные глаза, – все кончено… – Туча, Зайдер… И этот его, Архангел… – Таня потрясла Тучу за плечо. Он уронил лицо в стол, за которым сидел, никак не отреагировав на ее слова. На полу валялись пустые бутылки из-под дорогого коньяка. В отчаянии Таня плеснула на Тучу водой из графина. – Кончено, – снова повторил он, подняв голову. – Что кончено, что? – Тане хотелось закричать. – Замочили этого… Который Петренко. Дружок там твой убивается… Потеряла ты его. Кончено. – Что? – отшатнулась Таня. – Ты сказала слово, я сказал… Убивается твой дружок. Петренко этот жизнь ему спас, Сосновскому твоему… И, неожиданно протрезвев, Туча заговорил довольно связно – полились воспоминания о том периоде жизни Володи, о котором Таня ничего не могла знать… О том, что Петренко спас его, а теперь единственного друга Сосновского нет в живых, и убила его она, Таня, тоже, среди всех остальных… Таня сидела напротив Тучи, опустив руки на колени, и молча все слушала. Когда Туча закончил, она, выдержав паузу, произнесла: – Зайдер ведь выполнил свое условие? Собирай сход. – Уже, – кивнул Туча, – сход назначен на послезавтра. Только ты на него не пойдешь. – Почему это? – нахмурилась Таня. – Убьет он нас всех, Зайдер, – просто сказал Туча, который протрезвел почти полностью, – мне и поделом, я людей подвел. А вот ты должна жить. Тебе за рано. А мне все равно, здесь дела нет. – И как я буду жить, Туча? – горько усмехнулась Таня. – Где жить? Зачем? – Уедешь. Куда хочешь. Мир большой. – Может быть, – Таня пожала плечами, ей страшно надоел этот разговор. – Только я с тобой пойду, Туча. На сход. И у нас есть возможность спастись. – Как? – Туча поднял на нее уставшие глаза. – Нет ничего такого… – Есть. Мы, Туча, нашли крысу. Это Архангел, работающий на Зайдера, – и Таня рассказала все, что ей удалось узнать. – С этим можно идти, – оживился Туча. – А шо? – Мы пойдем, Туча, – горько улыбнулась Таня, – рано сдаваться. Послезавтра, говоришь? Пусть так. Володя сидел за столом в редакции, заканчивая первую из статей. Речь шла о воре Черве, которого убили за попытку кражи. Отбросив всю осторожность, он писал открыто: «За что так жестоко покарали Червя и его адъютанта Сидора Блондина? Тут следует особо рассказать о законах воров. Для каждого вора, ступившего на воровской ход, нет более важного понятия, чем общее. То, что люди, далекие от криминального мира, называют общак. Общее – это воровская касса, общий котел, фонд взаимопомощи в среде бандитов. Существуют две разновидности общака – на воле и в тюрьме. Червь пытался украсть общак, который находился на воле. Касса находится всегда под контролем преступного лидера, пользующегося доверием преступников. Формирование общака началось еще до начала XX века. И наказание за кражу или растрату только одно – смерть. Общак на воле формируется за счет преступных доходов. Это всегда взносы преступников, процент от каждого дела. Общак используется для организации новых преступлений, подкупа чиновников и милиции. Впервые это понятие появилось на царской каторге. С идущими по этапу каторжанами сердобольные люди делились деньгами, из которых складывалась общая касса, впоследствии делящаяся на всех. С течением времени порядок образования и расходования таких средств претерпевал неоднократные изменения. Менялись принципы накопления, цели трат. Но неизменным оставался главный воровской закон: каждый по мере сил и возможностей должен проявлять заботу о накоплении общего. Для хранения служит обычный сейф в доме преступного лидера. Охраняет его выбранный казначей, который в случае растраты отвечает жизнью…» Внезапно Володя почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он прекратил печатать. Возле его стола находилась Лариса, главный редактор. Она подошла так тихо, что увлеченный работой Сосновский ее не заметил. – Я соболезную твоей утрате, – сказала Лариса, – как это ужасно – потерять друга. – Благодарю, – буркнул Володя, не поднимая глаза вверх. – И еще. Наш разговор о статьях отменяется. – Что? Это как? – не понял Сосновский. – Но я уже начал писать! – Комитет принял решение больше не писать о ворах. Ничего больше не упоминать об этом мире. Таково решение. И оно не изменится. Извини. – Понимаю, – он действительно понимал. – Тебе лучше вернуться к рутинной работе. – Так я и сделаю, – Володя вынул из печатной машинки незаконченную статью. Разорвал, выбросил в мусорную корзину. Затем вышел из здания редакции.