– Откуда мне было знать, что такое случится? А он очень просился. Скучает он по Питеру, понимаешь? Маркин вздохнул и повторил: – Позвони Михаилу. Тем более, раз у тебя сын на руках. А мне пару часов не звони, я отключу телефон и лягу поспать. Поезд вздрогнул – вагоны снова сцепили. Мне дальше спать не суждено, через полчаса приедем на вокзал. Я стоял и глядел на экран телефона. Позвонить или попробовать обойтись без этого? Формально у кваzи не существовало чиновников, полиции и аварийных служб. В общем – никаких государственных структур, один лишь Представитель – президент, царь, диктатор, считайте его кем угодно. Такая ситуация, насколько я знал, была в большинстве общин кваzи, лишь в США они упрямо скопировали человеческую государственную структуру, образовав параллельное правительство и даже две партии – некро-демократическую и морто-республиканскую. Одну возглавлял женщино-американец, другую – чернокожий трансгендерный американец – в общем, всё как у людей. Но в России, как и в большинстве стран мира, кваzи декларировали анархическую форму государственного устройства. Они занимались различными делами, но официально их должности никак не были закреплены – «инспектор» или «посланник» Представителя были той максимальной уступкой, на которую они шли. Так что формально четыре кваzи, собравшиеся вокруг меня с Найдом, должностными лицами не являлись. Несмотря на одинаковую одежду – небесно-голубые кители, оранжевые брюки и пронзительно-жёлтые береты, несмотря на увесистые резиновые дубинки на поясах и ту характерную «полицейскую» манеру общаться, которая остаётся у нашего брата даже после смерти. – А я ещё раз повторяю, – сказал я. – На основании чего вы меня задерживаете? Если вы сотрудники органов охраны порядка – предъявите ваши документы. – Ещё раз объясняю, гражданин, – сказал старший из кваzи (погон у них не было, но все они почему-то носили на груди значки в виде маленьких красных звёздочек; так вот: у троих было по одной звёздочке, а у старшего – три). – На территории кваzи нет органов охраны порядка, поскольку нет и нарушения. Мы обычные жители Санкт-Петербурга, любящие порядок. И мы вас не задерживаем. Мы просим добровольно пройти с нами, чтобы в неформальной обстановке в районном отделении клуба любителей порядка побеседовать на разные темы. Я вздохнул. Нелепая раскраска формы (которой, конечно же, тоже не было – ну просто случайно оделись «обычные жители» одинаково) вызывала ощущение, что я попал в старую детскую книжку – и спорю сейчас с её вежливыми персонажами. – Извините, – спросил я. – Ваша фамилия не Свистулькин? Кваzи выглядел молодо и, возможно, книжку про Незнайку в Солнечном городе не читал. – Нет, – сказал он. – Фамилия моя Пеночкин, Пётр Пеночкин. А какое это имеет значение? Я вздохнул. Над вокзалом, как и положено во время прибытия поезда, звучал гимн Санкт-Петербурга: Несокрушим – ты смог в года лихие Преодолеть все бури и ветра! С морской душой, Бессмертен, как Россия, Плыви, фрегат, под парусом Петра![1] Найд подёргал меня за рукав. Я положил руку ему на плечо, бросил: – Подожди, сейчас… Обычный житель Санкт-Петербурга Пётр Пеночкин, скажите, а если я откажусь пройти с вами? – Полагаю, нам придётся быть очень убедительными, – сказал Пеночкин. С некоторым даже воодушевлением сказал, с обещанием. – Со мной ребёнок, – сказал я. – Ребёнка мы доставим в детский клуб временного содержания, – сообщил Пеночкин. – Не беспокойтесь. – Папа! – требовательно сказал Найд. Я достал из внутреннего кармана куртки удостоверение, протянул его Пеночкину. Тот даже смотреть не стал. – Мы знаем, кто вы, капитан Денис Симонов. – И это ничего не меняет? – спросил я. – Усугубляет, – спокойно ответил Пеночкин. – Отец! – совсем уж резко произнёс Найд. Я посмотрел на него. Найд мотнул головой, взглядом указывая в сторону. Повернувшись, я увидел Михаила Бедренца. Старый кваzи, похоже, стоял рядом уже некоторое время. Был он, как всегда, в старомодном мятом костюме, в шляпе, при галстуке. Поверх пиджака Бедренец набросил чёрный шерстяной плащ строгого, напоминающего военный, кроя. А может быть, военный, точнее, военно-морской вид плащу придавала бескозырная ленточка, чёрная с золотым якорьком, которую Бедренец скрутил восьмёркой и приколол к лацкану? – С морской душой, бессмертен… – негромко сказал я. Бедренец покосился на ленточку. Потом уставился на гражданина Пеночкина. Тот некоторое время стоял спокойно, глядя на Бедренца, потом заёрзал, затоптался, будто ему резко захотелось в туалет. Бедренец продолжал смотреть на него. – Я это считаю неправильным, – сказал Пеночкин, опуская глаза. – Идите, Петя, – мягко сказал Михаил. Пеночкин и его товарищи молча отошли в сторону. – Что я пропустил? – спросил я. – Вы теперь телепаты? – Телепатия антинаучна, – сказал Бедренец строго. – А живые покойники – очень даже научны, – кивнул я. Михаил помедлил и протянул мне руку. Я глубоко вздохнул. Полгода назад при последней встрече мы стояли с ним у Мкада, у наглухо закрытых ворот на Рублёвку, и собирались друг друга убивать. Ну, точнее он собирался меня убить, а я его – упокоить. Если бы не прибежал Найд… Я протянул руку и пожал горячую ладонь мёртвого полицейского. – Не держи зла, – сказал Михаил. Опустил руку в карман, достал и протянул мне свёрнутую восьмёркой чёрную ленту. – Приколи, сегодня весь город их наденет. В память о погибших курсантах. Я кивнул, понимая наконец-то происхождение ленты на его пиджаке. – Здравствуй, Саша, – тем временем сказал Михаил, повернувшись к Найду. – Рад тебя видеть. Ты подрос. – Серьёзно? – удивился я. – Примерно на полтора сантиметра, – сказал Михаил. Протянул Найду руку, как взрослому. Тот заложил руки за спину, молча глядя на старика. – Ты зря на меня сердишься, – сказал Бедренец. – Я всё сделал для твоего же блага. Найд молчал. – Нам придётся некоторое время работать вместе с твоим отцом, – рассудительно сказал Михаил. – Мы будем постоянно встречаться. В такой ситуации бойкот малопродуктивен и крайне неудобен для обеих сторон. Я видел, что сын размышляет. – Здравствуйте, Михаил, – очень вежливо ответил Найд, пожимая ему руку. – Как существуете? – Без изменений, – кивнул Бедренец. – Пойдёмте. И мы двинулись с перрона, сквозь толчею людей и кваzи. В воздухе витал неистребимый вокзальный запах – множества человеческих тел, угля и солярки, самой разнообразной еды. Откуда он берётся, если кваzи не пахнут, на угле и солярке поезда давным-давно не ездят, пищу привозят готовую и запаянную в пластик? Не знаю. Наверное, с девятнадцатого века законсервировался, въелся в вокзальные камни. – Моё нынешнее положение в правительстве неустойчиво, – тем временем произнёс Бедренец. Он шёл впереди, явно уверенный, что мы не отстанем. – Но я хорошо известен правоохранителям и всё ещё имею достаточно полномочий. А телепатии у нас нет. К сожалению. – А что случилось с твоим положением? – поинтересовался я. – Ты выполнил миссию в Москве. Тебя на руках должны носить, Михаил. – Разве ты не в курсе? – удивился Бедренец. – Ты же приехал. – Меня отправил Маркин. Сказал, что кваzи настаивают на моей командировке в Питер, что есть проблема, по которой мне придётся работать с… с тобой.