– Петр Михайлович, не спите? – поинтересовалась трубка безжизненным голосом Лосева. Вот кому не позавидуешь: мало того, что погибла хорошая подруга и коллега, так еще и свояченица, и ему теперь предстоит сообщать о ее смерти всем родственникам и жене, которая сама до сих пор в больнице без ясных перспектив! – Что случилось? – спросил Воронов. – У нас тут что-то странное на теле Леры. Вскрытие еще не делали, но это обнаружили. Надпись. – Надпись? – не понял Воронов. Но Лосев, судя по растерянности в голосе, и сам мало что понимал. – Нацарапана прямо на коже. Буквы какие-то, в слова не складываются. – Я сейчас приеду, – выдохнул в трубку Воронов, тяжело поднимаясь из-за стола. – У меня тоже есть новости. Вероника и Настя проводили его взглядами, но спрашивать ничего не стали, обе и так все понимали. * * * Это было самое тяжелое утро в жизни тридцатитрехлетнего оперуполномоченного Алексея Лосева. Ему порой приходилось быть гонцом, принесшим дурные вести, профессия накладывала отпечаток, а уж горя и боли людей, потерявших своих близких, он видел едва ли не больше врачей реанимации, но никогда еще дурные вести ему не приходилось сообщать семье своей жены. В какой-то момент Лосев попытался просто абстрагироваться, как делал это обычно, когда при нем рыдали родственники пострадавших, но получалось плохо. Он этой ночью тоже потерял близкого и любимого человека, но ему единственному в сочувствии и поддержке было отказано. Лосев знал, что мать Леры говорила не со зла, но именно он вдруг оказался виноватым в том, что пять лет назад Лера выбрала профессию судмедэксперта, он оказался виноват в том, что ее похитили, а он не смог ее спасти. Гонцов с дурными вестями убивают, теперь Леша это прекрасно понимал. Этой ночью он совсем не спал. Работать на реке закончили уже на рассвете, а потом он ждал шести утра, чтобы самому рассказать семье Леры о случившемся. Леша не допускал и мысли, что они могут узнать от чужих людей или – еще хуже – из выпуска новостей. А о том, что это будет в новостях, он не сомневался. Не такой уж большой у них город, чтобы убийство судмедэксперта осталось незамеченным. И, в отличие от следователя, он видел журналистов на мосту. К семи утра, уставший и разбитый, Лосев приехал к Бюро судебных экспертиз. Воронов договорился, что тело Леры возьмут на стол еще до начала официального рабочего дня. Им срочно нужны были зацепки, где искать мага. Леша сомневался, что вскрытие даст им такие зацепки. Если и осталось что-то на теле Леры, то все следы смыла вода, но он все равно приехал. Мысль отправиться домой и лечь спать он даже не допускал. Леша сидел на лавочке у входа, бесконечно курил и наблюдал за спешащими по делам редкими прохожими. Скоро на работу начнут подтягиваться сотрудники Бюро, наверняка новости уже дошли до каждого. Многие знают о том, кем ему приходилась Лера, будут останавливаться, выражать сочувствие. Большинство людей и сами будут в шоке, ведь Лера была их коллегой. Лосев не знал, как пережить это утро. До того момента, как на парковку въехал автомобиль Ильи Вавилина, Леша думал, что сложнее, чем выдержать истерику Анюты, потерявшей родную сестру, ему ничего уже не светит. Но, увидев Илью, он понял, что самое сложное может быть сейчас. И мать Леры, и ее сестра выплескивали свои эмоции на него, и у Лосева получалось от этого отгородиться. Он понимал их чувства, знал, что ничего говорить ему не нужно, они все равно не услышат. Им не нужны его слова, нужно лишь сказать свои. Илья же, очевидно, предпочитал все держать в себе, и что делать с этим молчаливым горем, Леша не знал. Увидев его, Илья подошел ближе, сел на лавочку рядом. – Дай закурить, – вместо приветствия попросил он. Лосев послушно протянул ему пачку и зажигалку. Илья вытащил одну сигарету, щелкнул зажигалкой. Руки дрожали так сильно, что прикурить ему удалось не с первого раза. Неумело затянулся, выпустил в воздух весь дым, выдавая тем самым, что курит впервые. Леша исподтишка принюхался: алкоголем от Ильи не пахло. – Тебе нельзя так работать, – Лосев кивнул на его подрагивающие пальцы, сжимающие сигарету так сильно, что едва ли она догорит до фильтра, не сломавшись. – Я сегодня не работаю, – глухо ответил Илья, глядя вдаль. – Зачем тогда приехал? – Увидеть ее. Он надолго замолчал, так больше и не притрагиваясь к сигарете. Леша тоже не знал, что сказать. Ильи не было на берегу реки, должно быть, ему никто не позвонил. Они ведь с Лерой не были женаты, об их романе вообще мало кто знал, никому и в голову не пришло ему сообщить сразу, не до того было. – Как это произошло? – спросил Илья. – Мне сказали только, что она утонула. – Тот, кто ее похитил, связал ее и бросил в реку, – ответил Леша. – Никита не успел ее вытащить. Илья криво усмехнулся. – Она любила его, а он даже не смог ее спасти. Лосев удивленно покосился на собеседника. – Он не виноват. Они с Яной сделали все, что могли. Илья резко встал с лавочки, выбросил в урну сигарету. – Пойду, – сказал он, нарочито глядя в сторону. – Хочу увидеть ее до того, как… Леша не стал его останавливать. Илье действительно лучше успеть до того, как эксперт начнет вскрытие, иначе его туда уже не пустят, несмотря на то, что он тоже тут работает. И только когда за Ильей закрылась дверь, Лосев смог наконец выдохнуть. Его позвали спустя полчаса. Вскрытие проводил один из самых старых сотрудников Бюро, Иван Павлович Серединников. Именно его Воронов вытащил из постели и озадачил трудной работой. Лосеву эксперт не слишком нравился. Серединникову было уже под семьдесят, он был сварливым и резким на язык, его даже заведующий побаивался, да и следователи, которые и сами могли загнать под плинтус двумя предложениями, предпочитали обходить стороной. Тем не менее он был самым опытным в Бюро, поэтому Леру, естественно, доверили ему. Когда Лосев осторожно вошел в секционный зал, Серединников бросил на него недовольный взгляд, но, убедившись, что все пуговицы на халате застегнуты и бахилы надеты как надо, промолчал. Лосев поздоровался, подошел ближе. – Говорят, она тебе свояченицей была? – спросил Серединников, чем немало удивил Лешу. Он лишь молча кивнул. – Сочувствую. – И сразу же перешел к делу: – Вскрытие я, понятное дело, еще не начинал, но кое-что сказать уже могу. Сильных травм на теле не вижу, только ссадины и синяки, в основном свежие. Джинсы порваны в нескольких местах, футболка тоже. Сильно расцарапаны ладони, будто она упала на камни или что-то такое. Следов сексуального насилия нет. Но главное, из-за чего я тебя позвал, вот. Серединников подошел к столу, на котором под белоснежной простыней угадывались очертания тела, и откинул в сторону тот край, которым была укрыта левая нога. Леша тоже подошел ближе, стараясь абстрагироваться от того, на чье именно тело смотрит. Кожа была такой бледной, что почти сливалась с простыней, и яркое пятно алело на ней, как утренняя заря. Сначала ему показалось, что на бедре просто огромная ссадина, но, лишь присмотревшись, он понял, что это множество мелких царапин. И царапины эти были странными, разной ширины и длины. – Это… буквы? – Лосев поднял удивленный взгляд на эксперта. Тот кивнул. – Это определенно какая-то надпись. Сделана чем-то острым, предположительно гвоздем или шилом. Незадолго до смерти, часа за два-три, думаю. Следов, чтобы Горяеву при этом держали, я не нашел. – То есть Лера сделала это сама? Серединников пожал плечами. – Похоже на то. Леше тоже было похоже. Когда ты правша, самое удобное незаметное место на теле, чтобы сделать запись, – именно внутренняя сторона левого бедра. Но зачем Лере было что-то писать на себе? – А что здесь написано? – Сейчас посмотрим. Серединников подтащил к себе столик с инструментами и склонился над телом, полностью загораживая Лосеву обзор. Он и не лез под руку: во-первых, от эксперта за такое можно получить, во-вторых, Леша все еще помнил, что это Лера, его коллега, подруга, сестра его жены. Лера, которую – он теперь мог себе в этом признаться – он любил гораздо сильнее, чем того требовали обстоятельства. Он знал, что многие, кто был в курсе их запутанных семейных отношений, удивлялись, почему из двух сестер он выбрал младшую, но сам прекрасно понимал: даже если бы не Анюта, они с Лерой никогда не были бы вместе. Лосев совсем не тот человек, кто мог бы справиться с характером старшей сестрицы. Может быть, Илье это удалось бы, но не ему точно. – Так, Григорьев, пиши, – скомандовал эксперт, вырывая Лосева из мыслей. – Л, е, в, с, е, с… Серединников диктовал буквы, санитар их записывал, а Лосев пытался сложить в уме, но у него ничего не получалось. Выходила какая-то абракадабра. Впрочем, на листке у санитара оказалась она же: левсестр, сердом, краснкрыш. – И что это значит? – нахмурился Лосев, глядя на листок, который держал перед ним и экспертом санитар. – Это уж тебе выяснять, – пожал плечами Серединников. – Все, покинь помещение, я работать буду. Если появится еще что-то интересное, позову. Лосев вышел на улицу, вытащил очередную сигарету. От них во рту уже был мерзкий привкус ссаных тряпок, но не курить этим утром он все равно не мог. Закурил, набрал номер Воронова. Судя по фоновым звукам, тот был дома, но не спал. Никто не спал этим утром. После Воронова позвонил Никите. – Левсестр, сердом и краснкрыш? – повторил Никита, и Лосеву показалось, что он не просто повторял, а говорил кому-то. И оказался прав: далеко в трубке послышался женский голос, который Леша сразу узнал. – Сердом – серый дом, краснкрыш – красная крыша. Серый дом с красной крышей? Яну стало слышно гораздо лучше, очевидно, Никита включил громкую связь. Если в половине восьмого утра эти двое вместе, едва ли они вообще разъезжались по домам. И в другое время Леша точно нашел бы, что на это сказать, но не сейчас. – Зачем она это написала? – не понял он. – Пыталась нам сказать, где ее держали? – предположила Яна. – Я сегодня во сне видела, как она это писала. Не поняла сразу, что это значит, теперь вот понимаю… – В таком случае она точно знала, что живой к нам не вернется, – мрачно добавил Никита, и Лосев поймал себя на том, что непроизвольно задерживает дыхание. – А что значит «левсестр»? – спросил он. На другом конце провода повисло молчание. Он сам догадался первым: – Левая сестра! Километрах в пятидесяти от города находился небольшой горный массив. Настолько небольшой, что состоял всего из двух гор, которые так и назывались: Две сестры. Значит, Лера имела в виду одну из них, ту, что находится слева? И на ней серый дом с красной крышей? Лосев никогда не был в тех горах, но знал, что несколько домиков там есть. Наверное, найти нужный будет не так и сложно. – Я звоню Воронову! – бросил он в трубку за мгновение до того, как отключиться. Он был уверен, что Никите и Яне не потребуется специального приглашения, они приедут и сами. А теперь нужно сделать так, чтобы туда приехали не только они. Если Лера нацарапала этот адрес на собственной коже, значит, это важно. Она видела, куда маг привез ее, и почему-то знала, что живой ей не выбраться, а вот ее тело к друзьям попадет. И дала им подсказку. Умная девочка. Сердце вновь защемило так сильно, что Лосев, набирая номер Воронова, снова потянулся за сигаретой. Если он не поймает никотиновое отравление, это будет счастье. Следователю удалось собрать группу захвата в рекордные сроки, и уже вскоре они все были у подножия гор. На одной из Сестер домики были чуть получше, побогаче, и дорога к ним вела пусть и гравийная, но широкая и вполне ухоженная. На второй же что дома оказались попроще, что дорога. Сама гора была круче, сложнее в использовании, поэтому никто не хотел заморачиваться. Воронов развернул карту прямо на капоте автомобиля, ткнул пальцем в место примерно посередине левой горы. – Я изучил снимки со спутников. Подходящий дом всего один. Снимкам три года, поэтому есть надежда, что с тех пор крыши домов не перекрывали, иначе мы можем ошибаться. – Дома здесь старые, едва ли перекрывали, – почесал нос один из бойцов, стоящий за спиной следователя. – У моего деда тут дача была, я знаю. – Значит, будем надеяться. На машинах доезжаем примерно сюда, – палец заскользил по карте, – потом идем пешком, чтобы нас не засекли. Идти придется не меньше полукилометра по крутому склону, но никто не жаловался.