— Да. — Ну тогда почти шестьдесят. Как они так вас надурили? По лицам всех собравшихся промелькнула обеспокоенность. Даже Уваре Лев опустил взгляд. — Из-за Вахези, — пробормотал он наконец. — Мы решили, что тамошний князь так нас боится, что нам нет нужды слишком всерьез следить за югом. Сехравин оставил слонов, артиллерию, лагеря — все, что могло его задержать, и прошел сквозь это сраное княжество только с пехотой и кавалерией. Обогнул нас с юга, потом двинулся на север и ударил с запада, со стороны, откуда мы не ждали нападения. Но нам вчера повезло. Куда сильнее, чем мы заслуживаем. Ласкольник выжидающе глянул на чернокожего гиганта, но ответил ему Кахель-сав-Кирху: — Ветер стих. Обычно в это время года ветры дуют с запада. Потому гегхийцы подожгли лес с той стороны. Когда бы так дуло последние три дня, огонь пожрал бы джунгли отсюда и на двадцать миль к востоку, до самых равнин. Но ветер прекратился и… — Потом принесешь благодарность Дресс. Или Владычице Судьбы. Или каким еще местным духам, которые не захотели, чтобы им подожгли задницы. — Ласкольник снова склонился над картой. — Куда убегают недобитки? — В сторону Помве. — Почему туда? Кайлеан едва сдержала улыбку. Мужчины в шатре не заметили, как кха-дар принял руководство. Еще не командовал, но стоит ему отдать какой-то приказ, наверняка первым желанием их окажется бежать выполнять его. Пока же они только слушали и отвечали на вопросы. Быстро и по сути. Как Кровавый Кахелле вот сейчас. — Мы отрезали их с юга и с востока. На западе — взгорья с лесом настолько густым, что птицы там не летают между деревьями, потому что им не взмахнуть крыльями, а за ними — равнины, где черные племена не обрадуются чужакам из здешних княжеств и не встретят их цветами. Остается одно направление. Север. А Помве — по дороге. Помве. Казалось, что это название вызывает у всех гнев. Кайлеан не нуждалась в Бердефе, чтобы его ощутить. Горький, кислый, требующий мести за убитых. Ласкольник тоже почувствовал эти настроения в шатре. — Сколько людей у Сехравина? — спросил он, не поднимая головы над картой. Лицо Кахеля-сав-Кирху сделалось осторожным. — Мы не знаем точно. Я выслал за ними разведчиков. Похоже, он успел отвести свою гвардию, Рыжих Собак, примерно две тысячи. Вдвое больше наберется тех, кто убегает сейчас сквозь джунгли. Может, чуть больше или чуть меньше… Посмотрим. Это «посмотрим» сказало все о планах рабов. — Вы отправитесь следом, — Ласкольник даже не спрашивал. — Да, — кивнули они все вместе. Даже Уваре. — Месть? Поре Лун Дхаро хищно улыбнулся. — Если Помве впустит его за стену… Но Кровавый Кахелле вздохнул и покачал головой. — Нет. Не только месть. В Северной Гегхии Хантар Сехравин — единственный, кто сумел задавить восстание. Железом, огнем и кровью. Немногим нашим вообще удалось вырваться из его княжества. Если сейчас мы его добьем, если воткнем его голову на копье, восстание запылает там, словно стог сена. Без князя, без армии… Он замолчал, подождал, пока генерал не взглянет на него. — Ударить на Белый Коноверин, на Город Агара было бы ошибкой, тогда бы весь Юг встал на защиту Ока. Даже Вахези и Бахдара послали бы против нас войска. Но здесь есть еще один большой морской порт. В Южной Гегхии. А в порту корабли, много кораблей, на которых мы сумеем поплыть на север. Домой. В Южной Гегхии небольшая армия и слабый владыка, а потому если мы уничтожим армию Сехравина, то с легкостью захватим устье Персалии и заставим оба этих княжества пойти на уступки. Удивил ее. Значит, вот какой у них план? Понимал ли командир повстанческой армии, сколько нужно кораблей, чтобы перевезти сто, а то и двести тысяч людей? Капитаны кораблей не славятся мягкосердечием, а если услышат об угрозе — просто сбегут в море. Их непросто заставить сотрудничать силой, а купить… Где эта бездонная сокровищница, которая даст рабам столько денег на перевозку? Если Ласкольник тоже подумал об этом, то не подал и виду. — Выйдете из лесов на равнины, где слоны втопчут вас в землю, — только и сказал он, ткнув пальцем в карту. — Нет, если завершим дело с Сехравином здесь. Тогда уже не будет войск, которые смогли бы нас сдержать. Без поддержки пехоты, конницы, лучников и магов остальная часть его армии хрен чего стоит. Убьем и съедим его слонов, говорят, они довольно вкусны, захватим осадные машины и достаточно оружия, чтобы вооружиться как следует. А пока здешние князьки договорятся между собой, пока придут к общему решению, кто именно из них должен приручить ту дикарку на троне Коноверина, у нас будет уже сто тысяч солдат. Что скажешь о таком плане, генерал? Ласкольник смерил его взглядом. Потом глянул на стол и поднял бумагу, покрытую ровными рядами цифр и букв. — Сколько оружия вы получили нынче ночью? — Многое повреждено. Особенно там, где сражались Уавари Нахс. Нельзя было не заметить улыбки Уваре Льва. Но и Кахель-сав-Кирху тоже улыбался, когда продолжал: — Но у нас достаточно доспехов, шлемов, щитов и копий, чтобы вооружить три полных полка. И почти две тысячи прекрасных военных луков. И примерно три сотни кавалерийских коней и в несколько раз больше тягловой армейской скотинки. Внезапно он сделался серьезным. — Моя просьба, генерал, не изменилась. Мне нужен кто-то, кто отправится с посольством к Деане д’Кллеан. Кто сумеет говорить не только от нашего имени, но и от имени Империи. Мы не желаем с ней сражаться. Большая часть рабов из Коноверина уже у нас. Пусть она освободит остальных и позволит нам закончить дело с Хантаром. Мы отправимся в Гегхию, а потом… домой. Если позволит Великая Мать. Кайлеан глянула на лицо Ласкольника. Ничего. Даже она ничего не могла по нему прочесть. О чем он думал? Что планировал? Неважно. Кха-дар — это кха-дар. Знает, что делать. Наконец генерал кивнул. — Хорошо. Мы поедем. Но, прежде чем я стану говорить о вашем деле, я скажу от имени Империи, потому что это дает нам шанс, что нас не повесят на первом попавшемся дереве. Кор’бен Ольхевар легонько ухмыльнулся. — Я однажды был в Белом Коноверине. Там нет деревьев достаточно высоких для такой персоны. Взгляд Ласкольника стер усмешку с лица Фургонщика. — Не думаю, что мне придется ехать аж в столицу. Встречусь с Госпожой Пламени примерно на половине дороги, потому что, едва лишь разнесется весть, что вы осадили Помве, она движется против вас со всей армией. * * * Лагерь полка Волка, в котором стоял чаардан, уже успел собраться. Исчезли палатки, от кострищ остались только выжженные в траве черные круги, убрали стояки с оружием и кузнечную мастерскую. Только у восточной стороны вала несколько десятков наиболее серьезно раненных солдат ждали эвакуации. Кайлеан потрясло то, как она о них подумала. Солдаты. Не бунтовщики или рабы. Солдаты. Отряд, в котором она сражалась большую часть ночи и которым командовала, не уступал ни решительностью, ни дисциплиной профессиональной кавалерии. Но было в них нечто еще. Имперские солдаты, племенные воины, даже Молнии Йавенира всегда понимают, что последний шанс — это бросить оружие и сдаться. Пусть будет многолетняя неволя, но это всегда шанс, что враг не зарубит тебя на месте. Может, побьет тебя, наверняка ограбит и отдаст в рабство — но позволит жить. Жить… большего и не нужно. В этих солдатах она такого не видела. Желания жизни любой ценой. Нет, не желания: веры, что сдаться — это сохранить себе жизнь. Они шли в бой с осознанием, что этот путь для них закрыт, и все же не оглядывались. Шли без колебаний. Плохо, когда такие люди становятся твоими врагами. Ласкольник направлялся к палаткам чаардана. Молчал, глядя куда-то между ушами коня, только время от времени двигал челюстью, словно пережевывал кусок ремня. Кайлеан ему не мешала. С того момента, как они покинули совещание у Кровавого Кахелле, она понимала, что тяжесть, какую кха-дар принимает на плечи, в сто раз тяжелее, чем ей казалось. Их группку бросили между жерновами повстанческой армии, коноверинских войск и интересов Меекхана — и, будем же честны, интересов многих других сил, о которых они и представления не имели, — и ее могло перемолоть в прах. Или же именно они станут решать судьбу тысяч и тысяч других. Командир наконец заметил, что девушка поглядывает на него, натянул повод, дав возможность поравняться их коням. — Ты задумалась, Кайлеан. — Я? Я всего-то сижу в седле, стреляю из лука и время от времени машу саблей. О чем тут думать? — Ага… Я тебя поблагодарил за атаку на магов? — А что тут благодарить? — Ты ударила, когда большая часть командиров сбежала бы, видя такую демонстрацию магии. Сделала что должно, когда должно и точно так, как оно и должно было случиться. Она пожала плечами. Сама не знала, сколько в этом было ее собственной отваги, а сколько отчаянности Бердефа. — Мне повезло. И глупо было бы позволить им сжечь пехоту, раз мы уже так умучили чародеев. Теперь у Уавари Нахс — долг перед нами. Генерал внимательно всмотрелся в ее лицо. Именно затем они и выбрались на совет вдвоем. Все смотрели на Ласкольника, следили за Ласкольником и слушали, что Ласкольник скажет. На блондинку рядом с ним едва обращали внимание. Зато она могла наблюдать за ними сколько влезет. — Но это ведь ничего не меняет, правда? — спросил он. — Нет. Наверняка нет. Черные невольники не пойдут на восток. Не отсюда, где в нескольких десятках миль им открывается дорога домой. Именно затем она там и находилась. Чтобы смотреть и слушать. Когда Кахель-сав-Кирху заговорил о добивании Хантара Сехравина и о новом подъеме восстания в Северной Гегхии, лицо Уваре Льва было словно вырезано из черного дерева. И бровью не повел. Но когда раздались слова о порте… командир Уавари Нахс невольно и чуть заметно покачал головой. Не пойдут на восток. Да и что бы это им дало? Ведь они не поплывут в Меекхан, а попытка — после — вернуться на западную границу Дальнего Юга наверняка окончится резней. — А под Помве? Этот блеск, который появился в глазах черного великана, когда прозвучало название города.